Герой нигилист: В каком произведении русской литературы появляется герой-нигилист? А)А.Н.Островский «Лес»

Содержание

В каком произведении русской литературы появляется герой-нигилист?
А)А.Н.Островский «Лес»

Контрольное сочинение «Что пользы человеку приобрести весь мир, если он теряет собственную душу»

Тема находчивости
я пишу сочинение
я взяла первый за аргумент васюткино озеро астафьева
какой второй аргумент можно взять?
за флуд жалоба

кого можно назвать «незаметным героем «?» Война и мир» 1 томпомогите ответить

міні твір на тему «який я уявляю майбутне Нори» твір Ляльковий дім

Монолог и диалог как средства создания художественного образа.

1. Чому Пилат хоче врятувати Ієшуа?
2. Чому йому це не вдається?
3. Що робить Пилат, щоб позбутись мук совісті?
4.Хто, за що і в який спосіб покарав д
…

ушу Пилата?
5 Що Ієшуа вважає найгіршою вадою людини?
6. Якими словами Майстер дописує свій роман?

«Майбутнє Івася» за поемою Катерина
У своєму трагічному і сумному творі “Катерина” Тарас Шевченко розповідає таку ж сумну і трагічну історію дівчини
…

Катерини, яка повірила москалеві, народила від нього дитину і була прогнана з дому своїми батьками разом з малюком. Жінка все ще вірила в те, що зможе відшукати того, кому вона даремно довірилася. Вона вже не чекала від нього любові і розуміння, вона хотіла лише того, щоб москаль допоміг вижити її дитині.
Пройшовши тривалий шлях, провівши довгі і холодні ночі в дорозі, Катерина змогла відшукати того, кого вона так сильно намагалася знайти. Але москальський офіцер просто відвернувся від неї і навіть не подумав допомогти власній дитині. Він обізвав Катерину божевільною і попросив оточуючих прибрати її з дороги. Неможливо навіть уявити собі ступінь того розчарування і безнадії, з яким зіткнулася після цього моменту жінка. Вона різко відчула, наскільки була неправа, коли довірилася, на що прирекла всіх своїх близьких, саму себе і, найголовніше, свою дитину. Хіба уявлялося для неї перенести все це емоційно і морально? Хіба могла вона знайти вихід з цієї складної ситуації? Думається, що тоді вона занадто переживала і була негативно вражена, а тому не знайшла нічого кращого як покінчити життя самогубством.
Але після Катерини залишився син. Маленький хлопчик, у той час ще перебував у пелюшках і зовсім не розумів того, що відбувається навколо. У ті часи навряд чи хтось сильно міг цінувати і жаліти людей, тому після смерті матері дитині необхідно було хоча б залишитися в живих, просто вижити. На щастя, маленькому Івасю вдалося вижити, про це розповідає і сам автор, коли в останніх рядках розповідає про те, як москаль-пан проїжджав повз сліпого кобзаря і його поводиря. У поводирі чоловік впізнав свого сина, але лише відвернувся від нього.
Після смерті матері безпритульній дитині навряд чи можна було розраховувати на добру долю. Життя Івася була зламано, він був змушений тепер працювати поводирем, отримувати за це мінімальне утримання і даремно сподіватися, що колись щось зміниться і ситуація в його житті покращиться. Як складалася доля хлопчика надалі не розповідається. Я думаю, що ще якийсь час він продовжував працювати поводирем, потім змінив свій вид діяльності на щось таке ж не престижне в суспільстві. І завжди, протягом усього життя, його напевно не покидало відчуття того, що його кинули і зрадили.

Пожалуйста помогите анализ стихотворения (любого) Васіля Зуёнка

конь с розовой гривой Семя Екатерины семья лиаонтия1.описания жилья2.о чём говорит 3.отношения к деньгам4.ценности семьи отношение к детям

Как сложилась судьба Степана?
Укажите правильный вариант ответа:
Степан женился на Настеньке и был счастлив.
Степан получил вольную и уехал в Санкт-Пе
…

тербург.
Степан стал приказчиком на руднике.
Степан счастья не знал и умер во время охоты на руднике.

Русский нигилист как герой английской литературы XIX-XXI веков Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

ВЕСТНИК ПЕРМСКОГО УНИВЕРСИТЕТА

2016 РОССИЙСКАЯ И ЗАРУБЕЖНАЯ ФИЛОЛОГИЯ Вып. 1(33)

УДК 821.111

РУССКИЙ НИГИЛИСТ КАК ГЕРОЙ АНГЛИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ XIX-XXI ВЕКОВ

Ольга Михайловна Ушакова

д. филол. н., профессор кафедры зарубежной литературы

Тюменский государственный университет, Институт филологии и журналистики

625003, Тюмень, ул. Семакова, 10. e-mail: [email protected]

В статье рассматривается динамика развития образа русского нигилиста в английской литературе XIX-XXI вв. Особенности трансформации и трактовки данного типа персонажа изучаются в контексте «базаровского мифа». Образ Е.В. Базарова представлен как архетип нигилиста в мировой литературе. Исследуются причины высокой восприимчивости западной литературы к этому герою, его изначальная укорененность в европейской культурной традиции. Материалом исследования являются произведения О. Уайлда («Вера, или Нигилисты»), К. Дойла («Ночь среди нигилистов», «Пенсне в золотой оправе»), С. Моэма («Рождественские каникулы»), Т. Стоппарда («Берег утопии») и др. Литературный образ нигилиста анализируется в широком философском и историко-культурном контексте.

Ключевые слова: нигилист; архетип; базаровский миф; «Отцы и дети» И.С. Тургенева; О. Уайлд; А.К. Дойл; С. Моэм; Т. Стоппард.

Рецепция русской литературы на Западе -процесс динамичный, разновекторный и многосторонний1. Образы, созданные русскими писателями, стали архетипами и символами, претерпели метаморфозы и трансформацию, обретя собственное место и статус, новый характер и значение в иных культурных и литературных контекстах. В настоящей работе мы обращаемся к типу нигилиста, «изобретенного» в русской литературе и реинкарнированного и мифологизированного в произведениях английских писателей (от О. Уайлда до Т. Стоппарда).

Понятия «нигилизм» и «нигилист», появившиеся в западной культуре еще на исходе XVIII в., получили новую жизнь и литературную судьбу в романе И. С. Тургенева «Отцы и дети»2 (1862). Именно тургеневский Базаров становится прообразом многих «литературных» нигилистов, а за Тургеневым прочно закрепляется репутация «изобретателя нигилизма». Так, Г. де Мопассан («Изобретатель слова «нигилизм» (L ‘inventeur du mot «nihilisme», 1880), «Иван Тургенев» (Ivan Tourgueniev, 1883) и др.) утверждает: «Это новое состояние умов он запечатлел в знаменитой книге «Отцы и дети». И этих новых сектантов, обнаруженных им во взволнованной народной толпе, он называет нигилистами, подобно тому как натуралист дает имя неведомому живому орга-

низму, существование которого он открыл» [Мопассан 1983: 260]. В письме к Тургеневу от 4 (16) ноября 1880 г. Мопассан, сообщая о намерении приступить к серии статей о русской литературе, подчеркивает актуальность и универсальность темы, которую русский писатель вводит в широкий культурный и социальный контекст, отмечает значение пророческого видения Тургенева: «<…> нигилизм, который Вы предчувствовали и который ныне (en ce moment) волнует мир…» [Переписка И.С. Тургенева 1986: 414].

Главный герой романа «Отцы и дети» положил начало целому ряду героев-нигилистов в русской и зарубежных литературах. Такой мощный заряд творческой энергии возник благодаря гениальному дару Тургенева создавать яркие и убедительные характеры. «Чистые беспримесные типы» [Гинзбург 1971: 309] Тургенева, с одной стороны, универсальны, с другой стороны, глубоко индивидуальны, сложны, противоречивы, что и позволяет им становиться архетипами, прообразами, «брендами», притягивающими внимание и вызывающими стремление к их постоянной актуализации в новых контекстах и текстах: «нигилист», «тургеневская девушка», «тургеневская женщина», «русский человек на rendez-vous» и т.д. Так, Т.С. Элиот в своей рецензии на книгу Э.Гарнетта о Тургеневе (1917)

пишет: «В высшей степени ему удалось соединить постижение глубинной универсальной схожести всех людей, мужчин и женщин, с пониманием того, насколько велики их внешние различия. Он видел эти различия и показал, что отличает русских людей не как кукольник, а как художник» [Элиот 2011: 152].

Универсальность, «надтиповая общность», индивидуальность как скрещение «многообразных несовпадений и несоответствий» [Маркович 1975: 55, 59] и, наконец, масштаб личности героя позволили тургеневским персонажам встать в ряд «вечных образов» мировой литературы. Основной конфликт книги, лежащий на поверхности, конфликт «отцов и детей», имеет сложную и универсальную природу и восходит к античной традиции. М. Бодкин, обращаясь к конфликту поколений в трагедиях У. Шекспира («Гамлет», «Король Лир») в контексте античных архетипов, отмечает противоречивую природу противостояния отцов и детей: «Кажется, что для отношений между отцом и сыном характерно то, что отец вызывает у сына одновременно чувства восхищения, любви, преданности, но также порывы гнева, ревности и стремление отстаивать свои права» [Bodkin 1978: 13] (в романе Тургенева переплетены любовь Базарова к родителям и его протест против старшего поколения в социальном и индивидуальном планах).

Конфликт отцов и детей обнаруживает также заложенное в философской концепции романа противостояние индивидуальной воли и рока, позволяя увидеть в фигуре Базарова центральный тип греческой трагедии — «гибриста». В романе Тургенева, как и в греческой трагедии, судьба сильнее героя, она равнодушна к проявлениям личной гениальности и силе характера гибриста. Любовь, мировая скорбь и прочие романтические затеи, столь презираемые Базаровым, обряд соборования перед смертью, совершаемый против его воли, и, наконец, природа-сфинкс, оставшаяся равнодушной к естественнонаучным интересам протагониста, по трагической иронии становятся воплощением судьбы героя. Его родители, Василий Иванович и Арина Власьевна, оплакивают сына подобно греческому хору в «эксоде» этой современной «трагедии рока». «Какое бы страстное, грешное, бунтующее сердце ни скрылось в могиле, цветы, растущие на ней, безмятежно глядят на нас своими невинными глазами: не об одном вечном спокойствии говорят нам они, о том великом спокойствии «равнодушной» природы; они говорят также о вечном примирении и о жизни бесконечной» [Тургенев 1975: 588] — в этих заключительных строках тургеневского романа заключена та

же философская идея, что и в финальной песне хора «Царя Эдипа» Софокла: «Значит, смертным надо помнить о последнем нашем дне».

Обращение в данном контексте к античным параллелям помогает понять не только масштаб характеров, созданных русским писателем, но и их укорененность в европейской литературной традиции, присущую им «нормативность» в аристотелевском смысле, а следовательно, заложенные в них возможности для дальнейшей воспроизводимости и моделируемости в литературной традиции. Хорошему «усвоению» тургеневских героев в европейской литературе способствовало то, что они, несмотря на свою ярко выраженную «русскость», выросли на почве европейской культуры. Базаров как «гибрист» и «нигилист» был для западного читателя узнаваемым философским и эстетическим феноменом.

Образ Базарова сопоставим с героем именно софокловского типа (об «антигоновском конфликте» романа упоминалось в тургеневеде-нии)3. Как и Софокл, соблюдающий равновесие объективного и субъективного, общего и частного, внешнего и внутреннего, Тургенев выдерживает «золотую середину», избегает погружения в бездны психологии и стихию патоса, что определяет цельность, внешнюю пластическую выразительность («аполлонизм») и скульптурную рельефность образа. Античная параллель позволяет осознать, почему именно характеры Тургенева чаще других (по сравнению с условно «эсхилов-скими» типами Л.Н. Толстого или «еврипидов-скими» Ф.М. Достоевского) поддавались дальнейшему копированию, клишированию и тиражированию.

В категориях аристотелевской «Поэтики» Базаров — характер «благородный», «соответствующий действующему лицу», «правдоподобный», «последовательный». Эти нормативность и высокий уровень типизации облегчают процесс дальнейшего перемоделирования и схематизации. Как в современном массовом сознании с Эдипом ассоциируется «эдипов комплекс» (конфликт «отцов и детей» также вписывается в эту фрейдовскую теорию), так и от тургеневского Евгения Васильевича Базарова в последующих образах нигилистов остаются по большей части «базаровщина» и «нигилизм». А. Камю в «Бунтующем человеке» (глава «Трое одержимых») выражает стереотипное мнение о Базарове как об уже «законченном» типе нигилиста: «Общеизвестно, что сам термин «нигилизм» был впервые употреблен Тургеневым в его романе «Отцы и дети», главный герой которого Базаров, воплотил в себе законченный тип нигилиста. В рецензии на эту книгу Писарев утверждал, что ниги-

листы признали в Базарове свой прообраз» [Камю 1990: 237].

Базаровский миф практически сразу же отягощается грузом производных от него литературных «потомков» («Что делать?», «Преступление и наказание», «Бесы» и т.д.) и наложением качеств реальных исторических деятелей (М.А. Бакунин, С.Г. Нечаев, народовольцы и т.д.). Одним из первых в английской литературе эту особенность «напластования» отметил О.Уайлд. В диалоге «Упадок лжи» (The Decay of Lying, 1889), обосновывая принципы своей теории «искусства для искусства», он замечает: «Нигилист, сей странный страдалец, лишенный веры, рискующий без энтузиазма и умирающий за дело, которое ему безразлично, — чистой воды порождение литературы. Его выдумал Тургенев, а довершил его портрет Достоевский» [Уайльд 1993: 235].

Постепенно понятие «нигилист» начинает ассоциироваться с «революционером», «радикалом», «террористом», «заговорщиком», «бунтарем» и шире — с «русским интеллигентом». С.Л. Франк в «Этике нигилизма» (1909) констатирует: «…мы можем определить классического русского интеллигента как воинствующего монаха нигилистической религии земного благополучия» [Вехи. Из глубины 1991: 193]. Но при всех привходящих контекстах именно за Тургеневым в западной литературе сохранилось звание «изобретателя» нигилиста, а нигилист в большинстве случаев — это «русский нигилист». В первой английской монографии о Тургеневе, в главе «Отцы и дети», Э. Гарнетт провозглашает: «Тургенев был первым человеком, который открыл существование этого нового типа — нигилиста» [Garnett 1917: 199]4. Выражаясь словечком, позаим-ствованым в воспоминяниях П.Д. Боборыкина о Тургеневе, именно Базаров, непосредственно или опосредованно, «отлинял» на все последующие образы нигилистов в европейской литературе5.

Одной из первых художественных рефлексий на тему русских нигилистов стала пьеса Уайлда «Вера, или Нигилисты» (Vera, or the Nihilists, 1880). Непосредственным поводом для ее написания была история русской революционерки, социалистки Веры Засулич (1849-1919), необычайно популярной в Англии. Среди причин, побудивших Уайлда обратиться к этой теме, называют его обеспокоенность общей политической ситуацией в Европе, взгляды его матери как активного борца за независимость Ирландии [Ва-лова 2011: 237], угрозы ирландского радикализма, антибуржуазный бунт самого Уайлда, его теорию семейной и сексуальной эмансипации [Уилсон 2015], и, конечно, нельзя не добавить к

этому списку увлечение социализмом и собственный «нигилистический» Modus Vivendi великого эстета. Дендизм Уайлда можно рассматривать как одну из разновидностей нигилизма, о чем убедительно рассуждает Д.С. Шиффер в работе «Философия дендизма. Эстетика души и тела (Кьеркегор, Уайльд, Ницше, Бодлер)» (Phi-losophie du dandysme, 2008): «<…> Уайльду, этому «антиномисту от рождения», как определял себя он сам в «De Profundis», в этом плане нет оснований завидовать Ницше, потому что если последний в знаменитом афоризме 108 из книги «По ту сторону добра и зла» фактически утверждал, что «нет вовсе моральных феноменов, есть только моральное истолкование феноменов», то совершенно так же верно и то, что заявил Уайльд в предисловии к «Портрету Дориана Грея» <…>» [Шиффер 2011: 121].

В пьесе «Вера, или Нигилисты» (драма в четырех актах с прологом) действуют четыре типа героев-нигилистов — нигилист базаровского («литературного») типа (Вера), нигилисты-заговорщики, безымянные арестанты, которые фигурируют в тексте как «нигилисты», и, наконец, примкнувший к нигилистам царевич Алексей. Нигилист — общее наименование борцов против правящего режима, которое используют и сами нигилисты, и их гонители, и сторонние персонажи. В прологе Вера, спрашивая у арестанта, кто они такие, получает ответ: «нигилисты»: «VERA:[(advances to the Nihilists)] Sit down; you must be tired. [(Serves them food.)] What are you? A PRISONER: Nihilists» [Wilde: 3].

Сама Вера, подобно Базарову, нарушает нигилистические заповеди, влюбившись в Алексея (Alexis Ivanacievitch, known as a Student of Medicine). Даже фамилия Веры — Сабурова (Sabouroff) — напоминает один из вариантов написания имени Базарова по-английски — Bazaroff (см., например, «Исповедь молодого человека» Дж. Мура, 1886). Тургенев, как свидетельствуют мемуаристы, намеревался создать образ женщины-нигилистки: «Видите ли, мне хочется представить нигилистку, честную, добрую, даже нежную, но …с шорами на глазах» [Островская 1983: 71].

Как и Базаров, Вера — персонаж противоречивый и страдающий. Любовь к Алексею — причина ее внутренней драмы, она осознается ею как предательство жизненных принципов: «VERA: [(loosens her hands violently from him, and starts up)] I am a Nihilist! I cannot wear a crown! <…> VERA: [(clutching dagger)] To strangle whatever nature is in me, neither to love nor to be loved, neither to pity nor—Oh, I am a woman! God help me, I am a woman! O Alexis! I too have broken my oath; I

am a traitor. I love» [Wilde: 32]. Страдание, по мнению Уайлда, неотъемлемое качество русского нигилиста, более того, оно придает религиозный характер его деятельности по свержению существующего режима, олицетворяющего силы зла: «Все, кто живут или жили в России, могли реализовать своё совершенство только через страдание. Несколько русских художников реализовали себя в Искусстве, некоторые писатели -в прозе, которая по духу остается средневековой, потому что основной нотой является, все же, реализация души людей через страдание. Для тех, кто не является художником и для кого нет другой жизни, кроме фактического существования, страдание — единственная дорога к совершенству. Тот русский, который живет счастливо при нынешней системе правительства в России, или не должен вообще иметь души, или имеет душу совершенно неразвитую. Нигилист, отвергающий всякую власть, потому как знает, что власть — это зло, и принимающий всякое страдание, реализует свое совершенство и поступает как настоящий христианин. Для него идеалы христианства верны» [Уайльд 1993: 373].

Алексей, примкнувший к нигилистам, — также борец со злом и страдалец, но лишенный фанатизма и цинизма соратников Веры. Этот «сложный» тип нигилиста, обладающий признаками человечности, в дальнейшем будет в меньшей степени востребован в литературной традиции. В какой-то степени литературным «потомком» Веры и Алексея станет «императрица-большевичка» великая княжна Аннаянска, главная героиня революционно-романтической «пьески» Дж. Б. Шоу «Аннаянска, сумасбродная великая княжна» (Annajanska, The Wild Grand Duchess, 1917), «мужчина», «солдат» и «циркач». Образ великой княжны решен Шоу в гротесковом, фарсовом ключе, при этом она, как и Алексей, «царевна-нигилистка», но в соответствии с законами жанра Аннаянска не одержима теми страстями и противоречиями, которые сгубили Веру и сделали несчастным Алексея. И, безусловно, отсутствие «страдательной» компоненты и победный пафос героини объясняются как мировоззрением драматурга, так и временем написания, триумфом Русской революции.

Нигилисты, соратники Веры, наделены теми чертами, которые наиболее прочно закрепятся за образами нигилистов в последующей литературе: фанатизм, суровость, жесткость, отсутствие человеческих слабостей, спартанский образ жизни, преданность принципам, переходящая в ограниченность, абсолютная дегуманизация всех жизненных проявлений и т.п. Этот набор качеств станет определяющим в мифологеме нигилиста.

Еще один тип нигилиста, уже скорее карикатурного плана, Уайлд создает в своем рассказе «Преступление лорда Артура Сэвила. Размышление о чувстве долга» (Lord Savile ‘s Crime. A Study of Duty, 1887). Это молодой человек с революционными взглядами по фамилии Рувалов (Rouvaloff), который является «агентом нигилистов» («a Nihilist agent»). Именно он сводит главного героя с немецким специалистом по взрывным устройствам. В рассказе характер нигилиста подается в лишенном героизма, сниженном плане, что объясняется самой ситуацией неудавшегося «террористического акта» и отвечает пародийному модусу текста: «В повести «Преступление лорда Артура Сэвила» происходит травестирование викторианских романов, идейной основой которых оставалась незыблемость традиций, значимость морали, образования, чувства долга, семейных обязанностей» [Анцыферова; Листопадова 2014: 205]. Наличие образа русского нигилиста в этом рассказе свидетельствует о том, что радикальный политический элемент в английском обществе конца XIX в. ассоциировался с Россией, в коллективном сознании складывался набор стереотипов, связанных с «русским нигилистом».

Сочетание травестирования и одновременно демонизации русских нигилистов характерно для творчества Конан Дойла. В 1881 г. в журнале «Ландон Сэсайти» (London Society) публикуется рассказ «Ночь среди нигилистов» (A Night Among the Nihilists), впоследствии вошедший в сборник «Тайны и приключения» (Mysteries and Adventures, 1889). Главный герой рассказа, мистер Робинсон (Robinson), сотрудник одесского представительства английской зерноторговой фирмы, отправившийся с поручением в периферийный город Солтев (Solteff), по недоразумению попадает в логово нигилистов («а gang of cold-blooded nihilists»). Местные нигилисты принимают его за представителя английской радикальной организации, «братства по духу» («a spiritual brotherhood»), а полиция за «агента нигилистов» («the Nihilist agent»). Дойл отражает как реалии тогдашней политической жизни, в частности, широкие международные связи русских революционеров, так и стереотипные представления о заговорщиках (строгая конспирация, сектантство, жестокость, фанатизм, радикализм).

Образы нигилистов шаржированы, что определяется характером самой трагикомической ситуации и отношением автора к этим персонажам. Главному герою удается остаться в живых благодаря вмешательству полиции, которая за ним следит, так как сыщики также принимают его за нигилиста: «Пока мы шли в гостиницу, мой

бывший попутчик объяснил, что возглавляемая им сотлевская полиция вот уже некоторое время как получила уведомление и все эти дни ждала нигилистического посла. Мой приезд в это глухое местечко, мой таинственный вид и английские наклейки на чемоданчике завершили это дело» [Дойл 2008: 326]. Перенесенные страхи и ужас от увиденного остаются с рассказчиком на всю оставшуся жизнь, он, по словам полицейского, «единственный посторонний, кто смог выбраться из этого логова живьем» [там же]. Стоит отметить любопытную деталь из разряда тех, что подтверждают репутацию Дойла как писателя, обладавшего «предсказательной мощью» и «блистательной прозорливостью», о которых рассуждает Г. Панченко, автор предисловия и составитель сборника «Забытые расследования» [там же: 7], включающего новый перевод рассказа на русский язык. Комната «для увольнений» со следами крови, которые наивный рассказчик принимает за пятна от кофе, «тройка», осуществляющая репрессивные меры (казнь предателя, несостоявшееся убийство Робинсона), напоминают отечественному читателю печально известные тройки НКВД: «Трое <…> силой выволокли Павла Ивановича из комнаты» [там же: 321].

Русская нигилистка становится главной героиней рассказа «Пенсне в золотой оправе» (The Adventure of the Golden Pince-Nez, 1904) из сборника «Возвращение Шерлока Холмса» (The Return of Sherlock Holmes). Нигилистка Анна совершает непреднамеренное убийство, которое раскрывает Шерлок Холмс. В соответствии с законами жанра история лишена какого-либо идейно-политического подтекста: «В рассказах Конан Дойля даже подслеповатые русские нигилистки, босые дикари с Андаманских островов или вульгарные немецкие князья становятся своими, начинают играть так, как нужно Шерлоку Холмсу, а в итоге — и как нужно платоновскому архетипу холмсовского мира» [Кобрин 2015: 7]. Тем не менее в сюжете и в образах Анны и ее бывшего супруга, в прошлом — революционера, профессора Корэма (Сергея), отражены реалии английской жизни того времени (в частности, большое число русских революционеров, проживающих в Лондоне), стереотипные представления о «нигилистах».

Анна представляет собой тип «сложного» нигилиста и напоминает уайлдовскую Веру. Она также жертвует собой ради любви (совершает преступление, принимает яд), являясь олицетворением русской «религии страдания» (во время написания рассказа книга М. Де Вогюэ «Русский роман» (1886), которая делает общеупотребимым и популярным это понятие, уже известна англий-

ской публике). Возлюбленного Анны, ради которого совершается самопожертвование, также зовут Алексей (Alexis), и он, как и уайлдовский Алексей, противник насильственных методов и террора. Анна, как и Вера, выводится автором бесстрашной, целеустремленой, благородной, преданнной идее и любимому человеку.

В образе Анны мы видим отражение стереотипных представлений о женщине-нигилистке, увлеченной идеями классовой борьбы и лишенной внешних признаков женственности: «Притчей во языцех сделались нигилистки, сменившие фижмы и кринолины на черные блузы, носившие синие очки, курившие папиросы, коротко стригшиеся и встречавшиеся с мужчинами наедине» [Уилсон 2015]. Анна близорука, некрасива, нелепо выглядит: «Она была вся в пыли и паутине, которую собрала, видимо, со стен своего убежища. Лицо ее, которое никогда нельзя было бы назвать красивым, все было в грязных потеках. Холмс правильно угадал ее черты, и, кроме того, у нее был еще длинный подбородок, выдававший упрямство. Из-за близорукости и резкого перехода от темноты к свету она щурилась и моргала глазами, стараясь разглядеть, кто мы такие. И все же, несмотря на то, что она предстала нам в столь невыгодном свете, во всем ее облике было благородство, упрямый подбородок и гордо поднятая голова выражали смелость и внушали уважение и даже восхищение» [Дойл 2014: 334].

Анна представляется Холмсу и его спутникам именно как «нигилистка»: «Мы были революционеры, нигилисты («reformers—revolutionists— Nihilists»), вы знаете» [там же: 336]. Так же, как в «Ночи среди нигилистов», нигилисты, соратники Анны, составляют сплоченную организацию, тайный орден (в оригинале: «the Brotherhood» и «the Order»), который незамедлительно расправится с предателем, как только узнает о его местонахождении. В этом рассказе Дойл создает гораздо менее монструазный образ нигилиста, чем в «Ночи среди нигилистов», но сохраняет все традиционные для этого типа героя атрибуты, как внешние (конспирация, терроризм, ссылка, Сибирь), так и внутренние (самопожертвование, бесстрашие, радикализм, фанатизм, аске-тичность).

Сатирическая и любовно-драматическая линия в изображении русских нигилистов (Александр Осипов, Кирилл Разумов, Виктор Халдин и др.) продолжена в творчестве Дж.Конрада. Подробный и глубокий анализ образов «русских студентов» и «русских революционеров» представлен в монографии Е. Е. Соловьевой «Джозеф Конрад и Россия» (2012). По мнению автора, «Конрад внимательно и напряженно вдумывался

в феномен русского революционера, пытался понять, что движет молодым человеком, приходящим к революционной борьбе. Что заставляет стариков хранить верность убеждениям юности, как переплетаются в этом движении фанатизм и практицизм, искренность и фальшь, благородство и низость» [Соловьева 2012: 103-104].

В произведениях «Тайный агент» (The Secret Agent, 1907), «На взгляд Запада» (Under the Western Eyes, 1911) и других благодаря углубленному психологическому анализу и гораздо большему уровню «русской рефлексии» Конрада, обусловленному его биографией, стереотипные «нигилистические» черты образов русских революционеров изображены лишь в той мере, в какой они соответствуют художественной правде. «Базаровский след» есть и в русских героях Конрада. Конрад был внимательным читателем произведений русского писателя и почитателем его таланта. Именно Конрад пишет предисловие к монографии Гарнетта о Тургеневе, не преминув подчеркнуть, что ставит его гений гораздо выше Достоевского. Как и его англоязычные современники (например, Г. Джеймс), Конрад отмечает человеческую убедительность, полновесность и полноценность человеческой природы тургеневских героев: «Все его творения, счастливые и несчастливые, теснимые и их притеснители — именно люди, а не причудливые обитатели зверинца или проклятые души, странствующие в душной темноте мистических противоречий. Они — люди, способные жить, способные страдать, способные бороться, способные побеждать, способные проигрывать в бесконечной и воодушевляющей гонке преследования будущего изо дня в день» [Conrad 1917: viii].

Победа революционного движения в России в 1917 г. не могла не наложить отпечаток на восприятие и художественное осмысление образа русского нигилиста, поскольку революционеры («нигилисты») пришли к власти. Образ нигилиста в романе У.С. Моэма «Рождественские каникулы» (Christmas holiday, 1939) становится результатом трансформации, обусловленной изменениями исторического контекста. Один из главных героев, Саймон Фенимор (Simon Fenimore), представляет собой тип «английского нигилиста». Но образцом для подражания, парадигматическим типом, является «русский нигилист», Ф. Э. Дзержинский, основатель ВЧК, теоретик и практик «красного террора». Литературными же протопипами «английского нигилиста», как уже было отмечено отечественными исследователями, стали Е. В. Базаров и П. С. Верховенский [Никола, Петрушова 2015: 245].

Показательно, что сам сюжет, основной конфликт романа, особенности характеров главных героев строятся по модели «Отцов и детей». Чарли Мейсон (Charley Mason) и вся семья Мей-сонов — своего рода английские Кирсановы. А отец Чарли, Лесли Мейсон, даже внешне напоминает Павла Петровича: кирсановская англомания коррелирует с «английскостью», культурной недпредвзятостью и либерализмом старшего Мейсона. В то же время облик, манеры, поведение, принципы Саймона, базаровское «все отрицаем» соответствуют стереотипным представлениям о Базарове-нигилисте: «Я родился не в роскоши, как-нибудь перебьюсь. В Вене я провел опыт самоограничения, месяц жил на хлебе и молоке» [Моэм 1992: 23].

Саймон — герой нового времени и его непомерная гордыня и «опыты самоограничения» приводят к интеллектуальной и душевной ограниченности, мизантропической жажде власти, которые были чужды его литературному прототипу. Образцом для жизнестроения для него служит Дзержинский как логическое завершение и триумф нигилистической идеи: «При исполнении своих обязанностей он не давал воли ни любви, ни ненависти <…>. Собственной рукой он подписал сотни, нет, тысячи смертных приговоров. Жил он по-спартански. Сила его заключалась в том, что для себя ему не нужно было ничего и т.п.» [там же: 174].

Дзержинский в романе Моэма — это победивший нигилист, нигилист, захвативший власть, но оставшийся верным философии тотального нигилизма. Не случайно, Саймон, переболевший, как и положено студенту Кембриджа образца 30-х, увлечением коммунистическими идеями, с чу-довищниым цинизмом отзывается о коммунистических идеалах: «Коммунизм? Кто говорит о коммунизме? Теперь уже все знают, коммунизм вздор. То была мечта оторванных от жизни идеалистов <…>. Огромная масса людей по самой своей природе рабы, они не способны собой управлять, и для их же блага им нужны хозяева <…>. Каков результат революций, которые совершились на нашем веку? Народ не лишился хозяев, только сменил их, и никогда власть не правила такой железной рукой, как при коммунизме» [Моэм 1992: 171].

В своем романе Моэм показывает, что террор, являющийся одной из составляющих нигилистической теории, из антигосударственного переходит в разряд государственного. Разрушение как осознание своей силы — мысль, вложенная в уста Саймона, продиктована автору историческим опытом Русской революции, красным и белым террором Гражданской войны и, наконец,

«Большим террором» 1930-х. Хотя термин Роберта Конквеста (Robert Conquest), предложенный им в конце 1960-х (The Great Terror: Stalin’s Purge of the Thirties, 1968), некоторые историки считают не совсем корректным, в контексте данной темы он помогает увидеть генетическую связь нигилистов XIX в. с их духовными потомками и отражение этой преемственности в логике развития образа нигилиста в английской литературе с 80-х гг. XIX в. по 30-е гг. XX в.

Нельзя не отметить в этом романе полемику Моэма с писателями-современниками, не желающими замечать реалий советской жизни, Б. Шоу, Т. Драйзером, Р. Ролланом и др. Нигилист у власти распоряжается уже не жизнями отдельных людей, а манипулирует огромными массами. Описывая бледного, небритого, взлохмаченного, нелепого, возбужденного собственной риторикой Саймона, Моэм от своего лица, что не оставляет сомнений по поводу авторской позиции, отмечает: «Но в прошлом, не таком уж далеком прошлом, другие молодые люди, такие же бледные, тощие, неухоженные, в поношенных костюмах или студенческих тужурках ходили по своим убогим жилищам и высказывали столь же, казалось бы, несбыточные мечты; и однако, как ни странно, время и благоприятный случай помогли их мечтам осуществиться, и, сквозь кровь прорываясь к власти, они держали в своих руках жизнь миллионов» [там же: 174].

Жертвами этого нигилизма становятся главная героиня романа Лидия (Lydia) и Алексей, ученик ее отца, а ныне спившийся русский эмигрант, в судьбе которого Дзержинский непосредственно сыграл роковую роль. Именно Лидия отчетливо видит нигилистическую сущность Саймона, объясняя Чарли свою неприязнь к нему: «Вы в нем обманываетесь. Приписываете ему вашу доброту и бескорыстное внимание к людям. Говорю вам, он опасен. Дзержинский был узколобый идеалист и ради своего идеала мог без колебаний обречь свою страну на погибель. Саймон еще хуже. У него нет сердца, нет совести, нет чести, и при случае он без сожаления пожертвует вами, своим лучшим другом» [там же: 135]. Таким образом, в «Рождественских каникулах» Моэм показывает преемственность нового вида нигилиста его предшественникам и пытается осмыслить эту новую роль в современном мире, накануне новых глобальных событий, Второй мировой войны.

Казалось бы, возможности архетипа нигилиста с наступлением новейшей истории исчерпаны, тем не менее образы нигилиста-«борца с режимом» и «победившего» нигилиста — продолжают привлекать внимание английских публи-

цистов и писателей. Предельно ясно эту тенденцию выразил И. Берлин, рассуждая о современном нигилизме, ставшем всемирной идеологией, в своем эссе «Отцы и дети: Тургенев и затруднения либералов» (Fathers and Children: Turgenev and the Liberal Predicament, 1972): «Этот болезненный конфликт, который стал постоянным затруднением русских либералов на полвека, сейчас распространился на весь мир. Мы должны ясно понимать: сегодня герои мятежа не Базаровы. В каком-то смысле Базаровы выиграли. Победное продвижение количественных методов, вера в организацию человеческой жизни с помощью технологического управления, упование на один лишь расчет утилитарных последствий при выработке политики, которая затрагивает огромные массы людей, — это Базаров, а не Кирсановы» [Берлин 2014: 176].

Расширение английского литературного «нигилистического» текста на рубеже тысячелетий происходит также благодаря постмодернистской рефлексии на темы русского нигилизма. Дискуссия о генезисе и развитии русского нигилизма ведется в характерных для постмодернизма эстетических формах, в частности, в рамках «историографической металитературы», осмысляющей природу литературного творчества. Интертекстуальность, игра, стилизация, цитирование, размывание границ между документальным и художественным повествованием, квазибиогра-фичность и т.д. — тот инструментарий, с помощью которого тема русского нигилизма предстает в новых, неожиданных ракурсах. Героями текстов становятся сами творцы архетипа нигилистов — Тургенев и Достоевский. Современные авторы делают попытки реконструирования творческого процесса и культурно-исторического контекста, который определил появление и специфические характеристики нигилиста как литературного персонажа.

Роман англоязычного писателя Дж.М. Кутзее «Осень в Петербурге» (The Master of Petersburg, 1994) посвящен вымышленной истории из жизни Достоевского. Кутзее устами своего героя рассуждает о нигилизме как о специфически русском и вневременном явлении: «Только не мода. То, что вы зовете нечаевщиной, всегда существовало в России, разве что под другими именами. Нечаевщина — явление такое же русское, как разбой» [Кутзее 2009: 63]. Тема отцов и детей также является важной в этом романе Кутзее и разворачивается, как убедительно показывает Д. Бержайте, в тургеневской плоскости: «Проблемы отцов и детей, введение темы нигилизма — во главе всего этого в русской литературе стоит имя Тургенева. Достоевский, как из-

вестно, в «Бесах» не просто продолжает начатое Тургеневым, но полемизирует с ним, как и подобает всем, действующим по схеме «отцы и дети». Через много лет на другом континенте другой художник включается в ту же полемику об извечном идеологическом (и не только) конфликте поколений и тоже диалектически опровергает истины, установленные предшественником, вместе с тем, доказывая, что все в этом мире действует по одному и тому же принципу: «злободневность оказывается лишь кажимостью, а вечное — сущностью» [Бержайте 2009: 33].

Развернутой иллюстрацией экстравагантного заявления Уайлда о Тургеневе как изобретателе нигилизма, покоящегося в основании всей конструкции традиции темы русского нигилиста в английской литературе, является эпизод из трилогии английского драматурга Т. Стоппарда «Берег утопии» (The Coast of Utopia, 2002). Это еще одно пространство освоения как личности Тургенева, так и созданного им типа и понятия «нигилист». У Стоппарда Тургенев предстает как литературный персонаж, реальный исторический контекст его творчества пересекается с контекстом мемуарно-документальным (воспоминания о Тургеневе, его переписка) и вымышленным. Тургенев является одним из главных героев трилогии и, если доверять многочисленным ссылкам на высказывание Стоппарда, его alter ego: «Возможно, все-таки художник в конечном счете, а не три гениальных публициста, является подлинным героем «Берега утопии»» [Stoppard 2006].

Стоппарда интересуют различные стороны личности Тургенева: его политические симпатии, отношение к любви, дружеские привязанности и т.п. Тургенев предстает как оппонент своих приятелей социал-демократов, либерал, западник, «русский европеец» (см. об этом подробнее нашу статью «Английские связи русских изгнанников. Париж как культурный перекресток» [Ouchakova 2012: 467-475]). Творческая алхимия проступает как один из глубинных слоев палимпсеста, что точно подмечает и формулирует Е.Г. Доценко: «Произведения И.С. Тургенева должны восстанавливаться из подтекста, но и служить в свою очередь неким контекстом для понимания личности писателя, потому что Тургенев в пьесе о собственных литературных достижениях друзьям практически не рассказывает. Предполагается, что стоппардовский зритель и читатель узнает классические произведения на уровне аллюзий и неполных цитат, в данном случае — из «Отцов и детей». В пьесе присутствует разговор Тургенева с Доктором-нигилистом, прототипом

Базарова: автор и его герой встречаются в 1860 г. на острове Уайт» [Доценко 2007: 242].

История возникновения идеи нигилиста прописана детально, что указывает на особое значение этого героя для творчества Тургенева и в целом для русской и европейской культуры. В трилогии обыгрывается одна из известных версий создания персонажа-нигилиста, усиленная и дополненная воображеним драматурга: «Тургенев. Совершенно ничего? Доктор. Ничего. Тургенев. Вы не верите в принципы? В прогресс? Или в искусство? Доктор. Нет, я отрицаю абстракции. Тургенев. Но вы верите в науку. Доктор. В абстрактную науку — нет. Сообщите мне факт, и я соглашусь с вами. Два и два — четыре. Остальное

— конский навоз. Вам не нужна наука, чтобы положить хлеб в рот, когда вы голодны. Отрицание

— это то, что сейчас нужно России. Тургенев. Вы имеете в виду народу, массам? Доктор. Народ! Он более чем бесполезен. Я не верю в народ. Даже освобождение крестьян ничего не изменит, потому что народ сам себя ограбит, чтобы напиться. Тургенев. Что же вы в таком случае предлагаете? Доктор. Ничего. Тургенев. Буквально ничего? Доктор. Нас, нигилистов, больше, чем вы думаете. Мы — сила. Тургенев. Ах да… нигилист. Вы правы, мы не встречались раньше. Просто я все искал вас, сам того не зная» [Стоппард 2006: 432-433]. Таким образом, история идет по кругу, от нигилистов, реализовавших многие из своих потенций, мы вновь возвращаемся к истокам создания этого образа.

Рассмотрев различные типы рефлексии вокруг понятия «нигилисты», нельзя не заметить определенную диалектику сужения и расширения семантики изначального образа, актуализацию отдельных его составляющих, не увидеть динамику развития базаровского мифа в английской литературе. Универсальность типа, наряду с художественной честностью Тургенева и точностью изображения («надтиповой» тип), обеспечили Базарову долгую и счастливую литературную судьбу. А богатая история развития трансформаций и метаморфоз «литературного нигилиста», которая отнюдь не исчерпывается приведенными в данной работе примерами, открывает перспективы появления новых поворотов, площадей и тупиков в «городе Базарове»6. Судя по тому, что история Евгения Васильевича Базарова продолжает писаться в XXI в., представляется дискуссионным положение И.Л. Волгина о том, что «в глазах современного Запада русский сюжет завершен» [Волгин 1999: 239]. И то, что русская литература «превращается в одну из современных мировых мифологий» [там же], лишь

является основанием для постоянного обновления и живой циркуляции ее мифов и архетипов.

Примечания

1 Исследования в этом направлении ведутся довольно давно. Из новых работ на эту тему см. работы С.Б. Королевой [Королева 2014], Л.Ф. Хабибуллиной [Хабибуллина 2010], содержательную рецензию Н.С. Бочкаревой и Б.М. Проскурнина на компаративистские исследования в области русско-английских литературных связей [Бочкарева, Проскурнин 2015], сборник статей по материалам Пятого Фицвильям-ского коллоквиума в Кембридже под редакцией корифея британской славистики Э. Кросса [A People Passing Rude: British Responses To Russian Culture 2012] и др.

2 Традиция исследования понятия «нигилист» — одна из самых длительных и значительных в философии, культурологии, литературоведении, публицистике. Существует огромное количество серьезных исследований по этой теме как в России, так и за рубежом. Среди работ, представляющих традицию изучения нигилизма: монография В.Г. Косыхина [Косыхин 2009], статьи А.В. Михайлова [Михайлов 2000], Г. И. Данилиной [Данилина 2006], сборник, включающий работы Э. Юнгера и М. Хайдеггера и их комментарий [Судьба нигилизма 2006] и др.

3 Заметим, что Тургенев, получивший в Европе классическое образование, серьезно размышлял над характерами софокловских героев. Так, в воспоминаниях Я.П. Полонского читаем: «И, развивая теорию трагического, Иван Сергеевич, между прочим, привел в пример Антигону Софокла» [Полонский 1983: 367-368].

4 О восприятии И.С. Тургенева в английской литературе см. монографию М.Б. Феклина [Феклин 2005].

5 «Он слишком много жил с французскими писателями, артистами и светскими людьми, чтобы на него не отлинял их язык». «Но, повторяю опять, немецкий склад жизни, ума и вкусов на него резким образом не отлинял» [Боборыкин 1983: 10].

6 Имеется в виду литературный анекдот об американце, завлекавшем Тургенева в Америку рассказом об основании города Базарова: «<…>Базаров родственный тип американцам и что лет через десять в Америке будет город под именем Базаров, так как уже заложено его основание. Теперь, убеждал он Тургенева, существует один только намек на этот город, но уже разбиты колышки, очерчены площади, места для лавок и рынков<…>» [Колбасин 1983: 25].

Список литературы

Анцыферова О.Ю., Листопадова О.Ю. Жанровая травестия в сборнике Оскара Уайльда «»Преступление лорда Артура Сэвила» и другие рассказы» // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. 2014. № 2 (3). С.203-206.

Бержайте Д. Посвящение отцам, или диалог с русской литературой (Дж. М. Кутзее. «Осень в Петербурге») // LITERATURA. 2009. № 51(2). С.21-34.

Берлин И. Отцы и дети: Тургенев и затруднения либералов/ пер. с англ. Г. Дурново// История Свободы. Россия. 2-е изд. М.: Новое лит. обозрение, 2014. С. 127-182.

Боборыкин П.Д. Из воспоминаний // И.С. Тургенев в воспоминаниях современников: в 2 т. М.: Худож. лит., 1983. Т.2. С. 5-16.

Бочкарева Н.С., Проскурнин Б.М. Образ и миф в английской литературе о России // Вестник Пермского университета. Российская и зарубежная филология. 2015. № 4 (32). С. 142-145.

Валова О.М. Перекрестки культур и эпох в драматургии Оскара Уайльда // Образ провинции в русской и английской литературе. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2011. С. 235-239.

Вехи. Из глубины. М.: Правда, 1991. 607 с.

Волгин И. Из России — с любовью? «Русский след» в западной литературе // Иностр. лит. 1999. № 1. С. 230-239.

Гинзбург Л.Я. О психологической прозе. Л.: Сов. писатель, 1971. 464 с.

Данилина Г.И. История как ключевое слово культуры (А.В. Михайлов, «Из истории «нигилизма»») // Филол. журн. 2006. № 1(2). С. 216228.

Дойл А.К. Пенсне в золотой оправе/ пер. с англ. Н. Санникова// Возвращение Шерлока Холмса. СПб: Амфора, 2014. С. 308-341.

Дойл А. К. Ночь среди нигилистов/ пер. с англ. М. Маковецкой, Г. Панченко // Забытые расследования. Рассказы и повести / сост. Г. Панченко. Харьков; Белгород: Кн. клуб «Клуб семейного досуга», 2008. С. 312 -327.

Доценко Е.Г. Русская классика Т. Стоппарда // Русская классика: динамика художественных систем: сб. науч. трудов. Екатеринбург: Урал. гос. пед. ун-т, РОПРЯиЛ, УрО РАО, ИФИОС «Словесник», 2007. Вып. 2. С. 231-246.

Камю А. Бунтующий человек. Философия. Политика, Искусство/ пер. с фр. М.: Политиздат, 1990. 415 с.

Кобрин К.Р. Шерлок Холмс и рождение современности: Деньги, девушки, денди Викторианской эпохи. СПб: Изд-во Ивана Лимбаха, 2015. 184 с.

Колбасин Е.Я. Из воспоминаний о Тургеневе // И.С. Тургенев в воспоминаниях современников: в 2 т. М.: Худож. лит., 1983. Т. 2. С. 17-26.

Королева С.Б. Миф о России в британской культуре и литературе (до 1920-х годов). М.: Ди-рект-Медиа, 2014. 314 с.

Косыхин В.Г. Нигилизм и диалектика. Саратов: Науч. книга, 2009. 256 с.

Кутзее Дж. М. Осень в Петербурге/ пер. с англ.С. Ильина. М.: Эксмо, 2009. 368 с.

Маркович В.М. Человек в романах И.С. Тургенева. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1975. 152 с.

Михайлов А.В. Из истории «нигилизма» // Михайлов А.В. Обратный перевод. М.: Языки рус. культуры, 2000. С. 537-623.

Мопассан Ги де. Иван Тургенев // И.С. Тургенев в воспоминаниях современников: в 2 т. М.: Худож. лит., 1983. Т.2. С. 258-261.

Моэм У.С. Рождественские каникулы/ пер. с англ. Р. Облонской. М.: А/О «Книга и бизнес», 1992. 189 с.

Никола М.И., Петрушова Е.А. Образ Дзержинского в романе Сомерсета Моэма «Рождественские каникулы» // Филология и культура. Philology and Culture. 2015. № 3 (41). С. 242-247.

Островская Н.А. Из воспоминаний о Тургеневе // И.С. Тургенев в воспоминаниях современников: в 2 т. М.: Худож. лит., 1983. Т.2. С. 57-95

Переписка И.С. Тургенева: в 2 т. М.: Худож. лит., 1986. Т.2. 543 с.

Полонский Я.П. И.С. Тургенев у себя в его последний приезд на родину (Из воспоминаний) // И.С. Тургенев в воспоминаниях современников: в 2 т. М.: Худож.лит., 1983. Т.2. С. 358-406.

Соловьева Е.Е. Джозеф Конрад и Россия. Череповец: ЧГУ, 2012. 229 с.

Стоппард Т. Берег Утопии: Драматическая трилогия/ пер. с англ. И. Кормильцева. М.: Иностранка, 2006. 280 с.

Судьба нигилизма: Эрнст Юнгер. Мартин Хайдеггер. Дитмар Кампар. Гюнтер Фигаль/ пер. с нем. Г. Хайдаровой. СПб.: Изд-во С.-Петерб. унта, 2006. 222 с.

Тургенев И.С. Отцы и дети // Тургенев И.С. Романы. М.: Детская лит., 1975. С. 421-592.

Уайльд О. Упадок лжи/ пер. с англ. А.М. Зверева // Уайльд О. Избранные произведения: в 2 т. М.: Республика, 1993. Т. 2. С. 218-245.

Уайльд О. Душа человека при социализме/ пер. с англ. О. Кириченко // Уайльд О. Избранные произведения: в 2 т. М.: Республика, 1993. Т. 2. С. 344 -374.

Уилсон Дж. Как важно любить нигилиста: «Вера» Оскара Уайльда и сексуальная политика русского радикализма // НЛО. 2015. № 5 (135). URL:

http://magazines.russ .ru/nlo/2015/5/14yu.html (дата обращения: 28.01.16).

Феклин М.Б. The Beautiful Genius. Тургенев в Англии: первые полвека. Oxford: Perspective Publications, 2005.240 c.

Хабибуллина Л. Ф. Миф России в современной английской литературе. Казань: Казан. ун-т, 2010. 206 с.

Шиффер Д. С. Философия дендизма. Эстетика души и тела (Кьеркегор, Уайльд, Ницше, Бодлер) / пер. с фр. Б.М. Скуратова. М.: Изд-во гуманит. лит., 2011. 296 с.

Элиот Т.С. Тургенев/ пер. с англ. О.М. Ушаковой // Вестник Православного Свято-Тихоновского университета (Филология). 2011. № 1 (23). С. 151-153.

A People Passing Rude: British Responses to Russian Culture / ed. by Anthony Cross. Cambridge: Open Bok Publishers, 2012. 550 p.

Bodkin M. Archetypal Patterns in Poetry. Psychological Studies of Imagination. Oxford: Oxford University Press, 1978. 340 p.

Conrad J. Foreword // Garnett E. Turgenev. A Study. London: W. Collins Sons & Co. Ltd, 1917. P. v-x.

Garnett E. Turgenev. A Study. London: W. Collins Sons & Co. Ltd, 1917. 206 p.

Ouchakova O. Les contacts anglais des émigrés russes. Paris, un carrefour des cultures // Figures de l’émigré russe en France au XIXe et XXe siècle. Fiction et réalité. Amsterdam; New York: Rodopi, 2012. P.467-475.

Stoppard T. ‘I’m Writing Three Plays Called Ba-kunin, Belinksy and Herzen…I Think’, Lincoln Center Theater Review, Fall 2006, Issue 43 // URL: http://www.lctreview.org/article.cfm?id_issue=36549 3 92&id_article=75124103&page=2 (дата

обращения: 20.08.2009).

Wilde О. Vera, or the Nihilists // URL: http://www.wilde-online.info/vera,-or-the-nihilists-page3.html (дата обращения: 15.01.2016).

References

A People Passing Rude: British Responses to Russian Culture / Ed. by Anthony Cross. Cambridge: Open Bok Publishers, 2012. 550 p.

Antsyferova O Yu., Listopadova О. Yu. Zhanrovaja travestija v sbornike Oscara Uajlda «Prestuplenije Ar-tura Sevila i drugije rasskazy» [Genre Travesty in «Lord Arthur Savile’s Crime and Other Stories» by Oscar Wilde] Vestnik Nizhegorodskogo universiteta im. N.I. Lobachevskogo [Vestnik of Lobachevsky State University of Nizhni Novgorod]. 2014. № 2 (3). P. 203-206.

Berzhaite D. Posvjashchenije ottsam, ili dialog s russkoj literaturoj (Dzh. Kutzee «Osen’ v Peterburge»)

[Dedication to Fathers, or the Dialogue with Russian Literature (J. M. Coetzee’s The Master of Petersburg)]. LITERATURE Publ., 2009. Iss. 51(2). P. 2134.

Berlin I. Ottsy i deti: Turgenev i zatrudnenija liber-alov [Fathers and Children: Turgenev and the Liberals’ Predicament] / transl. from English by G.Durnovo. Istorija Svobodi. Rossija [History of Freedom. Russia]. M.: Novoje literaturnoje obozrenije Publ., 2014. P. 127-182.

Boborykin P.D. Iz vospominanij [From the Memoirs] I.S. Turgenev v vospominanijakh sovremennikov [I.S. Turgenev in the Memories of Contemporaries: in 2 vols. Vol. 2]. M.: Hudozh. lit. Publ., 1983. P. 5-16.

Bochkareva N.S., Proskurnin B.M. Obraz i mif v anglijskoj literature o Rossii [Image and Myth in English Literature about Russia]. Perm University Herald. Russian and Foreign Philology. 2015. Iss. 4 (32). P.142-145.

Bodkin M. Archetypal Patterns in Poetry. Psychological Studies of Imagination. Oxford: Oxford University Press, 1978. 340 p.

Camus А. Buntujushchij chelovek. Filosofija. Poli-tika. Iskusstvo / transl. from French [The Rebell. Philosophy. Politics. Art]. M.: Politizdat Publ., 1990. 415 p.

Conrad J. Foreword . Garnett E. Turgenev. A Study. London: W. Collins Sons & Co. Ltd, 1917. P. v-x.

Coetzee J. M. Osen’ v Peterburge/ transl. from English by S. Il’in [The Master of Petersburg]. M.: Eksmo Publ., 2009. 368 p.

Danilina G.I. Istorija kak kljuchevoje slovo kul’tury (A.V. Mikhailov, «Iz istorii nigilizma») [History as a Key Word of Culture (A.V. Mikhailov «From the History of Nihilism»)] Filologicheskij zhurnal [Phylological Journal]. 2006. Iss. 1(2). P.216-228.

Doyle А.C. Pensne v zolotoj oprave / transl. from English by N.Sannikov [The Adventure of the Golden Pince-Nez] Vozvrashchenie Sherloka Holmsa [The Returns of Sherlock Holmes]. SPb: Amfora Publ., 2014.P 308-341.

Doyle А.C. Noch’ sredi nigilistov/ transl. from English by M. Makovetskaja, G. Panchenko [A Night among the Nihilists] Zabytyje rassledovanija. Ras-skazy i povesti [Forgotten investigations. Tales and stories]. Kharkov; Belgorod: Knizhnij klub «Klub semejnogo dosuga» Publ., 2008. P. 312 -327.

Dotsenko E.G. Russkaja klassika T. Stopparda [Russian Classics by T. Stoppard] Russkaja klassika: dinamika khudozhestvennykh sistem: sbornik nauch. trudov [Russian Classics: the dynamics of artistic systems]. Ekaterinburg: Ural. gos. ped. un-t, ROPRJAiL, UrO, RAO, IFIOS «Slovesnik» Publ., 2007. P. 231246.

Eliot T.S. Turgenev / transl. from English by O.M. Ushakova [Turgenev] Vestnik Pravoslavnogo Svjato-Tikhonovskogo universiteta (Filologija) [St.Tikhon’s University Review (Phylolgy)]. 2011. Iss. 1 (23). P.151-153.

Feklin M.B. The Beautiful Genius. Turgenev v Anglii: pervyje polveka [The Beautiful Genius. Turgenev in England. The First Semicentenary]. Oxford: Perspective Publications, 2005. 240 p.

Garnett E. Turgenev. A Study. London: W. Collins Sons & Co. Ltd, 1917. 206 p.

Ginzburg L.J. O psikhologicheskoj proze [On the Psychological Fiction]. L.: Sovetskij pisatel’Publ., 1971.464 p.

Khabibullina L.F. Mif Rossii v sovremennoj anglijskoj literature [Myth of Russia in Contemporary English Literature]. Kazan: Kazan University Publ., 2010. 206 p.

Kobrin K.R. Sherlock Holmes i rozhdenije sov-remennosti: Den’gi, devushki, dendi viktorianskoj epokhi [Sherlock Holmes and the Birth of Modernity: Money, Girls, Dandies of the Victorian Age]. SPb: Izd-vo Ivana Limbakha Publ., 2015. 184 p.

Kolbasin E.J. Iz vospominanij o Turgeneve [From the Memoirs about Turgenev] I.S. Turgenev v vospominanijakh sovremennikov [I.S. Turgenev in the Memoirs of Contemporaries: in 2 vols. Vol. 2]. M.: Hudozh. lit. Publ., 1983. P. 17-26.

Koroljova S.B Mif o Rossii v britanskoj kul’ture i literature (do 1920-kh gg.) [Myth of Russia in British Culture and Literature (up to the 1920s)]. M.: DirektMedia Publ., 2014. 314 p.

Kosykhin V.G. Nigilizm i dialektika [Nihilism and Dialectics]. Saratov: Nauchnaja kniga Publ., 2009. 256 p.

Markovich V.iM. Chelovek v romanakh I.S. Turge-neva [An Individual in I.S. Turgenev’s Novels]. L.: Leningrad Univ. Publ., 1975. 152 p.

Mikhailov A.V. Iz istorii «nigilizma» [From the History of «Nihilism»]. Mikhailov A.A. Obratnyj perevod [Reverse translation]. M.: Jazyki russkoj kul’tury, 2000. P. 537-623.

Maupassant Gi. de Ivan Turgenev [Ivan Turgenev]. I.S. Turgenev v vospominanijakh sovremenni-kov [I. S. Turgenev in the Memoirs of Contemporaries: in 2 vols. Vol. 2]. M.: Hudozh. lit. Publ., 1983. P. 258-261.

Maugham W.S. Rozhdestvenskije kanikuly/ transl. from English by R. Oblonskaja [Christmas Holiday]. M.: «Kniga i biznes» Publ., 1992. 189 p.

Nikola M.I., Petrushova E.A. Obraz Dzerzhinskogo v romane Somerset Maugham»Rozhdestvenskije kan-ikuly» [The Image of Dzerzhinsky in the novel «Christmas Holiday» by William Somerset Maugham] Filologija i kul’tura [Philology and Culture]. 2015. Iss. 3 (41). P. 242-247.

Ostrovskaja N.A. Iz vospominanij o Turgeneve [From the Memoirs about Turgenev]. I.S. Turgenev v vospominanijakh sovremennikov [I. S. Turgenev in the Memoirs of Contemporaries: in 2 vols. Vol. 2]. M.: Hudozh. lit. Publ., 1983. P. 57-95.

Perepiska I.S. Turgeneva [Corespondence of I.S. Turgenev: in 2 vols. Vol.2].. M.: Hudozh. lit. Publ., 1986.543 p.

Polonskij J.P. I.S. Turgenev u sebja v ego poslednij priezd na rodinu (Iz vospominanij) [I.S. Turgenev at Home during His Last Visit to the Motherland (From the Memoirs)] I.S. Turgenev v vospo-minanijah sovremennikov [I.S. Turgenev in the Memoirs of Contemporaries: in 2 vols. Vol. 2]. M.: Hudozh. lit. Publ., 1983. P. 358-406.

Schiffer D.S. Filosofja dendizna: Estetika dushi i tela (Kierkegaard, Wilde, Nietzsche, Baudelaire) / transl. from French by B.M. Skuratov [Philosophy of Dandyism. Aesthetics of Soul and Body (Kierkegaard, Wilde, Nietzsche, Baudelaire)]. M.: Izd-vo gumanitar-noj literatury Publ., 2011. 296 p.

Solovjeva E.E. Joseph Conrad i Rossija [Joseph Conrad and Russia]. Cherepovets: Chuvash State University Publ., 2012. 229 p.

Stoppard T. Bereg utopia / transl. from English by I. Kormiltsev [The Coast of Utopia]. M.: Inostranka Publ., 2006. 280 p.

Stoppard T. ‘I’m Writing Three Plays Called Ba-kunin, Belinksy and Herzen… I Think’, Lincoln Center Theater Review, Fall 2006, Issue 43. Available at: http://www.lctreview.org/article.cfm?id_issue=365 49392&id_article=75124103&page=2 (accessed 20.08.2009).

Sud’ba nigilizma: Ernst Unger, Martin Heidegger, Dietmar Kamper, Günter Figal / transl. from German by G. Khaidarova [The Way of Nihilism: Ernst Unger, Martin Heidegger, Dietmar Kamper, Günter Figal]. SPb.: St. Petersburg State Univ. Publ., 2006. 222 p.

Turgenev I.S. Ottsy i deti [Fathers and Sons] Turgenev I.S. Romany [Novels]. M.: Detskaja literatura Publ., 1975. P. 421-592.

Ushakova O. English Contacts of Russian Exiles. Paris as a Cultural Crossroads. Figures of the Russian Emigrants in France of the 19-20th Centuries. Fiction and Reality. Amsterdam/New York, NY: Rodopi, 2012. P.467-475.

Valova О.М. Perekrestki kul’tur i epokh v drama-turgii Oscara Uajlda [Crossroads of Cultures and Epochs in Oscar Wilde’s Plays] Obraz provintsii v russkoj i angliiskoj literature [The Image of Province in Russian and English Literature]. Ekaterinburg: Ural Univ. Publ., 2011. P. 235-239.

Vekhi. Iz glubiny [Milestones. De Profundis]. M.: Pravda Publ., 1991. 607 p.

Volgin I.L. Iz Rossii — s ljubovju? «Russkij sled v zapadnoj literature [From Russia with Love? Russian Trace in Western Literature]. Inostrannaja literatura Publ., 1999. Iss. 1. P. 230-239.

Wilde О. Upadok lzhi / transl. from English by A.M. Zverev [The Decay of Lying] Wilde O. Izbran-nie proizvedenija [Selected Works: in 2 vols. Vol. 2]. M.: Respublika Publ., 1993. P. 218-245.

Wilde О. Dusha cheloveka pri sotsializme / transl. from English by O. Kirichenko [The Soul of the Man under Socialism] Wilde O. Izbrannie proizvedenija [Selected Works: in 2 vols. Vol. 2]. M.: Respublika Publ., 1993. P. 344 -374.

Wilde О. Vera, or the Nihilists. Available at: http://www.wilde-online.info/vera,-or-the-nihilists-page3.html (accessed 15.01.2016).

Wilson J. Kak vazhno ljubit’ nigilista: «Vera» Oskara Wilda i seksual’naja politika russkogo radikalizma [The Importance of Loving a Nihilist: Oscar Wilde’s «Vera» and the Sexual Politics of Russian Radicalism]. NLO. 2015. Iss. 5 (135). Available at: http://magazines.russ.ru/nlo/2015/5/ 14yu.html (accessed 28.01.16).

A RUSSIAN NIHILIST AS A HERO OF ENGLISH LITERATURE OF THE 19th -21st CENTURIES

Olga M. Ushakova

Professor in the Department of Foreign Literature Tyumen State University, Institute of Philology and Journalism

The article deals with the dynamics of the image of a Russian nihilist in English literature of the 19th-21st centuries. Peculiarities of transformation and interpretation of this type have been studied in the context of «Ba-zarov’s myth». The image of Bazarov is presented as the archetype of a nihilist in the world literature. The author of the paper researches the reasons for high receptivity for this hero in western literature and turns to the genesis of this hero rooted in the European cultural tradition. The materials of the research are works by O. Wilde (Vera, or the Nihilists), A.K. Doyle (A Night among the Nihilists, The Adventure of the Golden Pince-Nez), S. Maugham (Christmas Holiday), T. Stoppard (The Coast of Utopia) and others. The literary image of the nihilist is analyzed in philosophical, historical and cultural contexts.

Key words: nihilist, archetype, Bazarov’s myth, Turgenev’s «Fathers and Sons», Oscar Wilde, Arthur Conan Doyle, Somerset Maugham, Tom Stoppard.

Образ нигилиста в романе И. С. Тургенева «Отцы и дети» и в романе Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» (опыт сопоставления)

Библиографическое описание:

Никонов, С. С. Образ нигилиста в романе И. С. Тургенева «Отцы и дети» и в романе Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» (опыт сопоставления) / С. С. Никонов. — Текст : непосредственный // Филологические науки в России и за рубежом : материалы IV Междунар. науч. конф. (г. Санкт-Петербург, декабрь 2016 г.). — Санкт-Петербург : Свое издательство, 2016. — С. 25-28. — URL: https://moluch.ru/conf/phil/archive/233/11195/ (дата обращения: 24.03.2021).

В статье предпринимается попытка сравнительного анализа двух героев русской литературы второй половины XIX века, представляющих тип нигилиста, Евгения Базарова и Родиона Раскольникова, на фоне идейных и общественных проблем середины века. В результате исследования мы приходим к выводу, что сходство героев выражается в том, что они оба скептики, бунтари, стремящиеся переделать мир. Оба оказываются создателями теорий, которые не выдерживают испытания жизнью. Однако Достоевский, делает акцент на возможности духовного возрождения героя через покаяние, искупление вины страданием и обращение к Богу. Тургенев же подчеркивает хрупкость, ничтожество человека перед вечными законами Природы, трагизм его бытия.

Ключевые слова: Тургенев, Достоевский, поэтика, герой-нигилист, проблема «отцов и детей», проблема «человек и общество», мировоззрение, философская проблематика, теория Раскольников

XIX век ознаменован прорывом в русской общественной мысли, когда творили величайшие писатели-новаторы, стремящиеся достичь идеала, открыть миру передовые философии, стили и направления в культуре. Замечательные писатели-классики И. С. Тургенев и Ф. М. Достоевский оказали огромное влияние на мировоззрение русского общества и на мировую литературу. Эпоха 1860-х гг., когда вышли в свет романы «Отцы и дети» (1862) и «Преступление и наказание» (1866) до сих пор вызывает интерес у исследователей, не теряет своей актуальности. В обоих произведениях отражена эпоха конца 1850-х — начала 1860-х гг., показаны проблемы, которые волновали людей той поры, изображены герои-нигилисты, появившиеся тогда. В то же время авторы поставили перед своими читателя очень важные универсальные проблемы, актуальные и по сей день: проблему связи поколений и опасности разрыва между отцами и детьми, проблему сильной личности в ее взаимосвязи с обществом, проблему «теория и живая жизнь». В 1861 году началась реформа, которая упразднилa крепостное право в Российcкой империи, но народ не был полностью удовлетворен ей, кроме того в обществе распространились социалистические идеи, и продолжилась неутихающая полемика между западничеством и славянофильством. Это было время надежд и разочарований, время хаоса мыслей и идей, время выбора. В такой противоречивой обстановке и родились такие герои, как Евгений Базаров и Родион Раскольников, принадлежащие к типу нигилистов.

В западной философии термин «нигилизм»ввёл немецкий писатель и философ Фридрих Генри Якоби. Понятие использовалось многими философами. В русской общественной мысли слово «нигилизм» впервые было употреблено Н. И. Надеждиным в статье «Сонмище нигилистов» (1829). В 1858 году вышла книга казанского профессора В. В. Берви «Психологический сравнительный взгляд на начало и конец жизни». В его работе слово «нигилизм» употребляется как синоним скептицизмa. Критик и публицист рубежа 1850-х и 1860-х годов Н. А. Добролюбов, осмеяв книжку В. В. Берви, подхватил это слово, но оно не стало популярным до тех пор, пока И. С. Тургенев в романе «Отцы и дети» не назвал «нигилистом» своего героя — Базарова, отрицавшего взгляды «отцов». Огромное впечатление, произведённое романом «Отцы и дети», сделало крылатым термин «нигилист».

Таким образом, во второй половине XIX века нигилистaми в Российской империи стали называть молодых людей, которые хотели изменить существовавший в стране государственный и общественный строй, отрицaли религию, проповедовали материализм и aтеизм, а также не признавали господствовавшие нормы морали.

Великие представители интеллигенции 1860-х не могли обойти вниманием таких ярких персонажей, как Базаров и Раскольников, и посвятили им значительное количество критических работ. Мы выделим, г. Писарева и г. Страхова. Д. И. Писарев в статье «Базаров» отмечает эстетическую значимость и актуальность романа Тургенева: «Новый роман Тургенева дает нам все то, чем мы привыкли наслаждаться в его произведениях. Художественная отделка безукоризненно хороша… А явления эти очень близки к нам, так близки, что все наше молодое поколение своими стремлениями и идеями может узнать себя в действующих лицах этого романа» [2, с. 125]. Оценивая роман «Преступление и наказание», тот же Писарев как бы оправдывает героя Достоевского, говоря, что «корень его болезни таится не в мозгу, a в кармане»[2, с. 263]. Между тем г. Страхов отнёсся более скрупулёзно к личности Раскольникова и смог постичь глубину этого характера. Критик утверждает, что он национальный герой, находит в его идее и поступке русскую черту и русский дух. В Базарове он акцентирует его способность к действию, утверждает, что в нем бьётся «могучая сила жизни» [3, с. 337], ему не чужды глубокие и возвышенные чувства. По мнению критика, Базаров оказывается выше и благороднее всех героев в романе. Но любовь, жизнь, природа — выше Базарова. Базаров — это титан, восставший против своей матери-земли; как ни велика его сила, она только свидетельствует о величии силы, его породившей и питающей, но не равняется с матерью силою. Базаров всё-таки побеждён самой идеей этой жизни. Неоднозначность и, может быть, противоречивость мнений критиков подчеркивает сложность и многогранность исследуемых нами образов Базарова и Раскольникова.

В творчестве Н. В. Гоголя, И. С. Тургенева, Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого на смену развернутым характеристикам внешности пришли портреты, отмечающие какую-то одну, но очень важную в смысловом отношении деталь. Например, Тургеневу достаточно упомянуть об «обнаженной красной руке» Базарова, и читатель сразу понимает, что перед ним человек, не боящийся никакого труда. «Длинный балахон с кистями», «висячие бакенбарды песочного цвета» — все эти детали показывают, что даже во внешнем облике героя содержится плохо скрываемый вызов обществу. Демократической внешности Базарова противопоставлен изысканный портрет Павла Петровича: «… Лицо его, желчное, но без морщин, необыкновенно правильное и чистое, словно выведенное тонким и легким резцом, являло следы красоты замечательной; особенно хороши были светлые, черные, продолговатые глаза…» [4, с. 45]. Не случайно обращает внимание Тургенев на руку Кирсанова, красивую, ухоженную, «с длинными розовыми ногтями» [4, с. 148]. Портретные детали, отмеченные в облике Базарова и Павла Петровича, не оставляют у читателя сомнений, что между двумя представителями различных сторон русской жизни неизбежно столкновение.

Огромнее значение внешности героя придавал Достоевский. Раскрывая внутренний мир своих персонажей, писатель стремился показать столкновение противоборствующих сил, непрестанную борьбу между сознанием и подсознанием, намерением и осуществлением этого намерения. Стремясь к глубокой психологической мотивировке персонажа, Достоевский подчиняет этой задаче и портретную характеристику. Так, в романе «Преступление и наказание» писатель дважды прибегает к описанию внешности своих героев. На первых страницах книги он как бы мельком говорит о Раскольникове: «Кстати, он был замечательно хорош собою, с прекрасными темными глазами, темно-рус, ростом выше среднего, тонок и строен» [1, с. 36]. Позднее о герое сказано так: «… Раскольников… был очень бледен, рассеян и угрюм. Снаружи он походил как бы на раненого человека или вытерпивающего какую-нибудь сильную физическую боль: брови его были сдвинуты, губы сжаты, взгляд воспаленный» [1, с. 302]. Герой Достоевского по природе своей был привлекателен. Но совершенное им убийство жестоко ранило душу, что и проявилось во втором портрете. Портреты были бы неполными, если бы писатель не обращал внимания на взгляд героев. Глаза выражают ту нравственную катастрофу, которую переживает Раскольников. «Прекрасные темные глаза» Раскольникова в первом портрете сменяются «воспаленным взглядом» во втором. В портретных характеристиках и Базарова, и Раскольникова акцентируется их выделенность из окружающего социума, пренебрежение общественным мнением.

Оба автора ставят перед нами загадку, пытаются обратить наши взоры на внутренний мир их героев, они подталкивают к размышлениям и к разгадке тайн души человеческой. В мировоззрении героев Тургенева и Достоевского можно обнаружить сходные черты. Героев сближает то, что они оба нигилисты, бунтари, только бунт у каждого из них свой: у первого — революционный, у второго — личностный

Базаров признает только то, что можно освидетельствовать одним из пяти чувств. Все остальные человеческие чувства он сводит к деятельности нервной сиcтемы; вследствие этого наслаждение красотой природы, музыкой, живописью, поэзией, любовью женщины не кажутся ему высшими наслаждениями и компонентaми образованного, воспитанного человека. Базaров хорошо знает и изучает естественные науки, с их помощью он выбил из головы «предрассудки», но в то же время он остался человеком крайне необразованным: он не потрудился прочувствовать и произнес приговор незнакомым ему человеческим ценностям. Тургенев показывает, что Базаров — демократ, разночинец, человек труда, чужд аристократическому этикету и условностям. Его сила в том, что он представитель нового времени. Аристократы, наподобие Павла Петровичa, отжили cвое, нужны были новые люди и новые идеи. Евгений Базаров на протяжении всего романа и является носителем этой новой идеи. Идея Базарова — непризнание авторитетов и принципов существующего строя и религии, духовных и материальных ценностей. Как и несколько позже Раскольников, Базаров первым предпринимает деление людей на две категории: «богов» и «олухов», относя самого себя, конечно, к «богам». Базаров выдвигает идею сильной личности, полностью свободной, самостоятельно управляющей своей жизнью.

Раскольников же делит людей на «высший разряд» и «низший разряд», нa обыкновенных и необыкновенных, на материал и собственно людей, способных сказать в обществе новое слово, воплотить в жизнь какую-то новую идею. Сущность теории Раскольникова — признание права сверхлюдей на преступление во имя некой цели, а, следовательно, отрицание нравственных принципов.

Наблюдая за городом и обществом, герой видит, как богатые угнетают бедных, что жизнь последних полна страданий. Доведенный до крайней степени отчаяния, Раскольников выдвигает страшную идею, согласно которой любой сильный духом человек при достижении благородной цели имеет право устранить все препятствия на своем пути каким угодно способом, в том числе грабежом и убийством. Он пишет статью, в которой поясняет свою теорию, по которой всех людей можно подразделить на две группы: на «обыкновенных» людей и «…людей, имеющих дар или талант сказать в среде свое новое слово» [1, с. 132]. И эти «особые» люди могут не жить по общим законам, они имеют право совершать преступления ради выполнения своей благой цели, ради «разрушения настоящего во имя лучшего». Он верит, что великая личность неподсудна и не подвержена даже суду совести.

Сходство Базарова и Раскольникова видится в том, что авторы подвергают своих героев испытанию, но только их судьбы и исход этих испытаний разные.

В первом случае, Базарову, в виде жизненной проверки встречается любовь, любовь к Анне Сергеевне Одинцовой. Она меняет Евгения. Раньше не верующий в чувства нигилист начинает верить в любовь. Испытание было провалено и Тургенев убивает Базарова, человека, который не мог бы жить в мире, где чувства и нежность так ценны. Тургенев опередил свое время, показав Базарова, но Базаров нет, ибо он был нужен России, не как нигилист, а кaк человек передовых идей, который мог бы вести народ.

В случае с Раскольниковым испытанием выступает преступление, страшное, но нужное Раскольникову как проверка теории. Герой испытал разноречивые чувства: угрызение совести, крах своей теории и перемену мировоззрения, которые поставили его на путь правильный, в итоге он отрекся от идеи и готов в финале романа к началу новой жизни, к началу новой иcтории.

В результате исследования мы приходим к выводу, что сходство героев выражается в том, что они оба скептики, испытывающие недовольство мироустройством и желание переделать мир, стремление к бунту; оба выбиваются из своего окружения, противопоставлены ему, оба оказываются создателями теорий, которые не выдерживают испытания жизнью, терпят крах. Однако Достоевский, в романах которого важнейшее место занимает религиозно-нравственная проблематика, оставляет своему герою возможность воскреснуть, через покаяние, искупление вины страданием и обращением к Богу. В романе же Тургенева на примере образа главного героя Базарова, писатель показывает хрупкость, ничтожество человека перед вечными законами Природы, трагизм его бытия.

Литература:

Достоевский, Ф. М. Преступление наказание [Текст]: / Ф. М. Достоевский. — Москва: Дрофа, 2008. — 451 с.
Писарев, Д. И. Русская литературная критика XIX века [Текст]: / Д. И. Писарев. — Москва: Эксмо, 2007. — 316 с.
Страхов, Н. Н. Русская литературная критика XIX века [Текст]: / Н. Н. Страхов. — Москва: Эксмо, 2007. — 539 с.
Тургенев, И. С. Записки охотника. Отцы и дети: роман [Текст]: / И. С. Тургенев. — Москва: Дрофа, 2008. — 207 с.

Основные термины (генерируются автоматически): герой, роман, Базар, идея, внутренний мир, евгения Базаров, искупление вины, ничтожество человека, половина XIX века, сильная личность.

РУССКИЙ НИГИЛИСТ КАК ГЕРОЙ АНГЛИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ XIX-XXI ВЕКОВ | Ушакова (Olga M. Ushakova)

Бержайте Д. Посвящение отцам, или диалог с русской литературой (Дж. М. Кутзее. «Осень в Петербурге») // LITERATŪRA. 2009. № 51(2). С. 21–34.

Берлин И. Отцы и дети: Тургенев и затруднения либералов/ пер. с англ. Г. Дурново// История Свободы. Россия. 2-е изд. М.: Новое лит. обозрение, 2014. С. 127–182.

Боборыкин П.Д. Из воспоминаний // И.С. Тургенев в воспоминаниях современников: в 2 т. М.: Худож. лит., 1983. Т.2. С. 5–16.

Бочкарева Н.С., Проскурнин Б.М. Образ и миф в английской литературе о России // Вестник Пермского университета. Российская и зарубежная филология. 2015. № 4 (32). С. 142–145.

Валова О.М. Перекрестки культур и эпох в драматургии Оскара Уайльда // Образ провинции в русской и английской литературе. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2011. С. 235–239.

Вехи. Из глубины. М.: Правда, 1991. 607 с.

Волгин И. Из России – с любовью? «Русский след» в западной литературе // Иностр. лит. 1999. № 1. С. 230–239.

Гинзбург Л.Я. О психологической прозе. Л.: Сов. писатель, 1971. 464 с.

Данилина Г.И. История как ключевое слово культуры (А.В. Михайлов, «Из истории “нигилизма“») // Филол. журн. 2006. № 1(2). С. 216–228.

Дойл А.К. Пенсне в золотой оправе/ пер. с англ. Н. Санникова// Возвращение Шерлока Холмса. СПб: Амфора, 2014. С. 308–341.

Камю А. Бунтующий человек. Философия. Политика, Искусство/ пер. с фр. М.: Политиздат, 1990. 415 с.

Колбасин Е.Я. Из воспоминаний о Тургеневе // И.С. Тургенев в воспоминаниях современников: в 2 т. М.: Худож. лит., 1983. Т. 2. С. 17–26.

Королева С.Б. Миф о России в британской культуре и литературе (до 1920-х годов). М.: Директ-Медиа, 2014. 314 с.

Косыхин В.Г. Нигилизм и диалектика. Саратов: Науч. книга, 2009. 256 с.

Кутзее Дж. М. Осень в Петербурге/ пер. с англ.С. Ильина. М.: Эксмо, 2009. 368 с.

Маркович В.М. Человек в романах И.С. Тургенева. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1975. 152 с.

Михайлов А.В. Из истории «нигилизма» // Михайлов А.В. Обратный перевод. М.: Языки рус. культуры, 2000. С. 537–623.

Мопассан Ги де. Иван Тургенев // И.С. Тургенев в воспоминаниях современников: в 2 т. М.: Худож. лит., 1983. Т.2. С. 258–261.

Моэм У.С. Рождественские каникулы/ пер. с англ. Р. Облонской. М.: А/О «Книга и бизнес», 1992. 189 с.

Никола М.И., Петрушова Е.А. Образ Дзержинского в романе Сомерсета Моэма «Рождественские каникулы» // Филология и культура. Philology and Culture. 2015. № 3 (41). С. 242–247.

Островская Н.А. Из воспоминаний о Тургеневе // И.С. Тургенев в воспоминаниях современников: в 2 т. М.: Худож. лит., 1983. Т.2. С. 57–95

Переписка И.С. Тургенева: в 2 т. М.: Худож. лит., 1986. Т.2. 543 с.

Полонский Я.П. И.С. Тургенев у себя в его последний приезд на родину (Из воспоминаний) // И.С. Тургенев в воспоминаниях современников: в 2 т. М.: Худож.лит., 1983. Т.2. С. 358–406.

Соловьева Е.Е. Джозеф Конрад и Россия. Череповец: ЧГУ, 2012. 229 с.

Стоппард Т. Берег Утопии: Драматическая трилогия/ пер. с англ. И. Кормильцева. М.: Иностранка, 2006. 280 с.

Судьба нигилизма: Эрнст Юнгер. Мартин Хайдеггер. Дитмар Кампар. Гюнтер Фигаль/ пер. с нем. Г. Хайдаровой. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2006. 222 с.

Тургенев И.С. Отцы и дети // Тургенев И.С. Романы. М.: Детская лит., 1975. С. 421–592.

Уайльд О. Упадок лжи/ пер. с англ. А.М. Зверева // Уайльд О. Избранные произведения: в 2 т. М.: Республика, 1993. Т. 2. С. 218–245.

Уайльд О. Душа человека при социализме/ пер. с англ. О. Кириченко // Уайльд О. Избранные произведения: в 2 т. М.: Республика, 1993. Т. 2. С. 344 –374.

Уилсон Дж. Как важно любить нигилиста: «Вера» Оскара Уайльда и сексуальная политика русского радикализма // НЛО. 2015. № 5 (135). URL: http://magazines.russ.ru/nlo/2015/5/14yu.html (дата обращения: 28.01.16).

Феклин М.Б. The Beautiful Genius. Тургенев в Англии: первые полвека. Oxford: Perspective Publications, 2005. 240 c.

Хабибуллина Л.Ф. Миф России в современной английской литературе. Казань: Казан. ун-т, 2010. 206 с.

Шиффер Д.С. Философия дендизма. Эстетика души и тела (Кьеркегор, Уайльд, Ницше, Бодлер) / пер. с фр. Б.М. Скуратова. М.: Изд-во гуманит. лит., 2011. 296 с.

Элиот Т.С. Тургенев/ пер. с англ. О.М. Ушаковой // Вестник Православного Свято-Тихоновского университета (Филология). 2011. № 1 (23). С. 151–153.

A People Passing Rude: British Responses to Russian Culture / ed. by Anthony Cross. Cambridge: Open Bok Publishers, 2012. 550 p.

Bodkin M. Archetypal Patterns in Poetry. Psychological Studies of Imagination. Oxford: Oxford University Press, 1978. 340 p.

Conrad J. Foreword // Garnett E. Turgenev. A Study. London: W. Collins Sons & Co. Ltd, 1917. P. v-x.

Garnett E. Turgenev. A Study. London: W. Collins Sons & Co. Ltd, 1917. 206 p.

Stoppard T. ‘I’m Writing Three Plays Called Bakunin, Belinksy and Her¬zen…I Think’, Lincoln Center Theater Review, Fall 2006, Issue 43 // URL: http://www.lctreview.org/article.cfm?id_issue=36549392&id_article=75124103&page=2 (дата обращения: 20.08.2009).

Wilde О. Vera, or the Nihilists // URL: http://www.wilde-online.info/vera,-or-the-nihilists-page3.html (дата обращения: 15.01.2016).

References

A People Passing Rude: British Responses to Russian Culture / Ed. by Anthony Cross. Cambridge: Open Bok Publishers, 2012. 550 p.

Antsyferova O Yu., Listopadova О. Yu. Zhanrovaja travestija v sbornike Oscara Uajlda “Prestuplenije Artura Sevila i drugije rasskazy” [Genre Travesty in “Lord Arthur Savile’s Crime and Other Stories” by Oscar Wilde] Vestnik Nizhegorodskogo universiteta im. N.I. Lobachevskogo [Vestnik of Lobachevsky State University of Nizhni Novgorod]. 2014. № 2 (3). P. 203–206.

Berzhaite D. Posvjashchenije ottsam, ili dialog s russkoj literaturoj (Dzh. Kutzee “Osen’ v Peterburge”) [Dedication to Fathers, or the Dialogue with Russian Literature (J. M. Coetzee’s The Master of Petersburg)]. LITERATŪRA Publ., 2009. Iss. 51(2). P. 21–34.

Berlin I. Ottsy i deti: Turgenev i zatrudnenija liberalov [Fathers and Children: Turgenev and the Liberals’ Predicament] / transl. from English by G.Durnovo. Istorija Svobodi. Rossija [History of Freedom. Russia]. M.: Novoje literaturnoje obozrenije Publ., 2014. P. 127–182.

Bodkin M. Archetypal Patterns in Poetry. Psychological Studies of Imagination. Oxford: Oxford University Press, 1978. 340 p.

Camus А. Buntujushchij chelovek. Filosofija. Politika. Iskusstvo / transl. from French [The Rebell. Philosophy. Politics. Art]. М.: Politizdat Publ., 1990. 415 p.

Conrad J. Foreword . Garnett E. Turgenev. A Study. London: W. Collins Sons & Co. Ltd, 1917. P. v-x.

Coetzee J. М. Osen’ v Peterburge/ transl. from English by S. Il’in [The Master of Petersburg]. М.: Eksmo Publ., 2009. 368 p.

Danilina G.I. Istorija kak kljuchevoje slovo kul’tury (A.V. Mikhailov, “Iz istorii nigilizma”) [History as a Key Word of Culture (A.V. Mikhailov “From the History of Nihilism”)] Filologicheskij zhurnal [Phylological Journal]. 2006. Iss. 1(2). P. 216–228.

Doyle А.C. Noch’ sredi nigilistov/ transl. from English by M. Makovetskaja, G. Panchenko [A Night among the Nihilists] Zabytyje rassledovanija. Rasskazy i povesti [Forgotten investigations. Tales and stories]. Kharkov; Belgorod: Knizhnij klub “Klub semejnogo dosuga” Publ., 2008. P. 312 –327.

Feklin M.B. The Beautiful Genius. Turgenev v Anglii: pervyje polveka [The Beautiful Genius. Turgenev in England. The First Semicentenary]. Oxford: Perspective Publications, 2005. 240 p.

Garnett E. Turgenev. A Study. London: W. Collins Sons & Co. Ltd, 1917. 206 p.

Ginzburg L.J. O psikhologicheskoj proze [On the Psychological Fiction]. L.: Sovetskij pisatel’Publ., 1971. 464 p.

Khabibullina L.F. Mif Rossii v sovremennoj anglijskoj literature [Myth of Russia in Contemporary English Literature]. Kazan: Kazan University Publ., 2010. 206 p.

Kobrin K.R. Sherlock Holmes i rozhdenije sovremennosti: Den’gi, devushki, dendi viktorianskoj epokhi [Sherlock Holmes and the Birth of Modernity: Money, Girls, Dandies of the Victorian Age]. SPb: Izd-vo Ivana Limbakha Publ., 2015. 184 p.

Koroljova S.B Mif o Rossii v britanskoj kul’ture i literature (do 1920-kh gg.) [Myth of Russia in British Culture and Literature (up to the 1920s)]. М.: Direkt-Media Publ., 2014. 314 p.

Kosykhin V.G. Nigilizm i dialektika [Nihilism and Dialectics]. Saratov: Nauchnaja kniga Publ., 2009. 256 p.

Markovich V.М. Chelovek v romanakh I.S. Turgeneva [An Individual in I.S. Turgenev’s Novels]. L.: Leningrad Univ. Publ., 1975. 152 p.

Mikhailov А.V. Iz istorii “nigilizma” [From the History of “Nihilism”]. Mikhailov A.A. Obratnyj perevod [Reverse translation]. M.: Jazyki russkoj kul’tury, 2000. P. 537-623.

Maupassant Gi. de Ivan Turgenev [Ivan Turgenev]. I.S. Turgenev v vospominanijakh sovremennikov [I. S. Turgenev in the Memoirs of Contemporaries: in 2 vols. Vol. 2]. M.: Hudozh. lit. Publ., 1983. P. 258–261.

Maugham W.S. Rozhdestvenskije kanikuly/ transl. from English by R. Oblonskaja [Christmas Holiday]. M.: «Kniga i biznes» Publ., 1992. 189 p.

Nikola M.I., Petrushova E.A. Obraz Dzerzhinskogo v romane Somerset Maugham“Rozhdestvenskije kanikuly” [The Image of Dzerzhinsky in the novel “Christmas Holiday” by William Somerset Maugham] Filologija i kul’tura [Philology and Culture]. 2015. Iss. 3 (41). P. 242–247.

Perepiska I.S. Turgeneva [Corespondence of I.S. Turgenev: in 2 vols. Vol.2].. М.: Hudozh. lit. Publ., 1986. 543 p.

Polonskij J.P. I.S. Turgenev u sebja v ego poslednij priezd na rodinu (Iz vospominanij) [I.S. Turgenev at Home during His Last Visit to the Motherland (From the Memoirs)] I.S. Turgenev v vospominanijah sovremennikov [I.S. Turgenev in the Memoirs of Contemporaries: in 2 vols. Vol. 2]. M.: Hudozh. lit. Publ., 1983. P. 358–406.

Schiffer D.S. Filosofija dendizna: Estetika dushi i tela (Kierkegaard, Wilde, Nietzsche, Baudelaire) / transl. from French by B.M. Skuratov [Philosophy of Dandyism. Aesthetics of Soul and Body (Kierkegaard, Wilde, Nietzsche, Baudelaire)]. M.: Izd-vo gumanitarnoj literatury Publ., 2011. 296 p.

Solovjeva E.E. Joseph Conrad i Rossija [Joseph Conrad and Russia]. Cherepovets: Chuvash State University Publ., 2012. 229 p.

Stoppard T. Bereg utopia / transl. from English by I. Kormiltsev [The Coast of Utopia]. M.: Inostranka Publ., 2006. 280 p.

Stoppard T. ‘I’m Writing Three Plays Called Bakunin, Belinksy and Herzen… I Think’, Lincoln Center Theater Review, Fall 2006, Issue 43. Available at: http://www.lctreview.org/article.cfm?id_issue=36549392&id_article=75124103&page=2 (accessed 20.08.2009).

Turgenev I.S. Ottsy i deti [Fathers and Sons] Turgenev I.S. Romany [Novels]. M.: Detskaja literatura Publ., 1975. P. 421–592.

Valova О.М. Perekrestki kul’tur i epokh v dramaturgii Oscara Uajlda [Crossroads of Cultures and Epochs in Oscar Wilde’s Plays] Obraz provintsii v russkoj i angliiskoj literature [The Image of Province in Russian and English Literature]. Ekaterinburg: Ural Univ. Publ., 2011. P. 235–239.

Vekhi. Iz glubiny [Milestones. De Profundis]. М.: Pravda Publ., 1991. 607 p.

Volgin I.L. Iz Rossii – s ljubovju? “Russkij sled v zapadnoj literature [From Russia with Love? Russian Trace in Western Literature]. Inostrannaja literatura Publ., 1999. Iss. 1. P. 230–239.

Wilde О. Upadok lzhi / transl. from English by A.M. Zverev [The Decay of Lying] Wilde O. Izbrannie proizvedenija [Selected Works: in 2 vols. Vol. 2]. M.: Respublika Publ., 1993. P. 218–245.

Wilde О. Vera, or the Nihilists. Available at: http://www.wilde-online.info/vera,-or-the-nihilists-page3.html (accessed 15.01.2016).

Wilson J. Kak vazhno ljubit’ nigilista: “Vera” Oskara Wilda i seksual’naja politika russkogo radikalizma [The Importance of Loving a Nihilist: Oscar Wilde’s “Vera” and the Sexual Politics of Russian Radicalism]. NLO. 2015. Iss. 5 (135). Available at: http://magazines.russ.ru/nlo/2015/5/ 14yu.html (accessed 28.01.16).

Тема : И.С. Тургенев «Отцы и дети» Группа : 1ТМ-8 Предмет : Русскакя литература Дата: 19 марта 2020 г.

1. Самостоятельно. Жизнь и творчество И.С. Тургенева.
2. Замысел романа, историческая обстановка в стране и как она отражена в романе»
Роман Тургенева «Отцы и дети» был опубликован в 1862 году. Он сразу привлек внимание широких общественных кругов России и с тех пор продолжает вызывать несомненный интерес читателей остротой поставленных вопросов.
Тургеневу удалось в этом произведении поднять глубокие политические, философские и эстетические проблемы, запечатлеть реальные жизненные конфликты, раскрыть суть идейной борьбы между основными силами в России конца 50-х – начала 60-х годов XIX века.
Луначарский А.В. в статье «Литература 60-х» писал о романе как об «одном из центральных явлений во всей русской жизни» того времени: «ни в одном из прежних романов Тургенева открытое, прямое столкновение противоположных точек зрения на все самые основные, остро злободневные вопросы общественной жизни, философии, науки, политики, общественного мировоззрения в самом широком смысле слова не играло столь важной, определяющей для всего развития действия роли, как в «Отцах и детях».
В то время самым животрепещущим вопросом был вопрос об отмене крепостного права. В ходе подготовки реформы 1861 года четко выявились противоположные позиции либералов-дворян и революционных демократов-разночинцев. Революционеры-демократы Чернышевский и Добролюбов ясно видели крепостнический характер готовящейся реформы. Прибегая к эзопову языку они писали о революционной ситуации в России, призывали русский народ к «решительным действиям». Либералы, напротив, возлагали на реформу большие надежды, считали ее действенным и чуть ли не единственным средством решения проблемы. Подобным образом на реформу смотрел и Тургенев.

3. Тест
1. В каком произведении русской литературы второй половины XIX в. появляется герой-нигилист?
А) А. Н. Островский «Лес»
Б) И. С. Тургенев «Отцы и дети»
В) Ф.М. Достоевский «Преступление и наказание»
Г) И.А. Гончаров «Обломов»
2. К какой жанровой разновидности романа относится произведение И.С. Тургенева «Отцы и дети»?
a) автобиографический роман
b) воспитательный роман
c) социально-психологический роман
d) авантюрно-приключенческий роман
3) Тургенева звали
а) Иван Алексеевич
б) Алексей Иванович
в) Сергей Иванович
г) Иван Сергеевич

4)Тургенев учился
а) в Царскосельском Лицее
б) в Нежинской гимназии
в) в Московском университете
г) в Симбирском университете

5) Произведение «Отцы и дети»
а) роман
б) рассказ
в) поэма
г) повесть

6) Кому адресовано посвящение к роману «Отцы и дети»?
а) А. И. Герцену
б) Н. Г. Чернышевскому
в) В. Г. Белинскому
г) Н. А. Некрасову
7) Укажите проблему, которая не обсуждалась в романе «Отцы и дети»?
а) положение рабочего класса
б) система поведения человека, нравственные принципы
в) общественный долг, воспитание
г) отношение к дворянскому и культурному наследию

В каком произведении русской литературы появляется герой-нигилист?

Спуди-мен,Иначти расказывать о нем

11 месяцев назад

В начале рассказа Очумелов идет в распахнутой шинели, в финале он
инстинктивно запахивается, потому что, во-первых, ему, должно быть,
стало очень зябко в летнюю жару от пережитого потрясения, ведь его,
поистине, бросало то в жар, то в холод; во-вторых, «праздник» новой
шинели для него был частично испорчен, шинель его предстала несколько в
невыгодном свете (напомнив ему, что вообще-то не такой уж он важный чин)
. Запахнутая шинель уменьшается в объеме — уменьшается и величие
местного самодура. И тем не менее чинопочитание, власть торжествуют. Мир
остался непоколебленным, шинель осталась шинелью! Запахиваясь в шинель,
Очумелов становится еще официальнее, он еще более закрыт для всяких
душевных движений, кроме, конечно, самой сердечной любви к начальству, к тем, кто выше его по чину.

Название «Хамелеон» , конечно, метафорично: Очумелов меняет свое отношение к щенку в зависимости от того, чей щенок. Но сняв шинель-пальто, Очумелов остался в кителе, который хотя бы немного должен был отличаться от шинели по цвету. Таким образом, Очумелов оказывается хамелеоном и в прямом смысле слова, меняя свой цвет.

3 месяца назад

Про Ивана и Мед
Как-то раз, объевшись мёду.
Захотел попить он воду.
Ну-ка думает, попью.
Удалю нужду свою.

Но не смог попить воды.
Не убрать ему нужды.
Ведь забыл ее он дома.
Вот такая аксиома.

И на том теперь конец.
Так что думай молодец.
Прежде чем покушать мёду.
Не забудь с собой взять воду.

4 месяца назад

ногие второстепенные персонажи рассказа «Заячьи лапки» Паустовского прописаны автором удивительно четко и на самом деле играют в рассказе важную роль.

Первым мы знакомимся с деревенским ветеринаром, человеком совсем не жестоким, но отмеченным печатью профессионального равнодушия. Он называет плачущего мальчика Огольцом и выставляет его за дверь даже не посмотрев на зайца. Ветеринар просто не воспринял всерьез просьбу мальчика, ведь он не воспринимал зайца как объект лечения. Равнодушный и черствый — вот как можно назвать ветеринара.

Бабка Анисья напротив показана обычной сердобольной старушкой, которая сразу пожалела мальчика и дала ему дельный совет, к кому следует обратиться. Автор подчеркивает характер бабки одним только эпитетом — жалостливая.

3 месяца назад

Таких вопросов несколько: «откуда есть пошла Русская земля?», «какие народы ее населяли?», «как они друг с другом ладили?».

11 месяцев назад

Литературные носки-настроение от St. Friday Socks и MyBook

Нигилист и авантюрист! Литературные носки-настроение от St. Friday Socks и MyBook

Как показать окружающим, что вам сегодня хочется поваляться в кровати, как это любил делать Обломов, или, наоборот, ввязаться в авантюру, достойную великого комбинатора Остапа Бендера? Достаточно надеть носки из совместной коллекции бренда дизайнерских носков St. Friday Socks и крупнейшего книжного сервиса по подписке MyBook. В нее вошли семь пар, вдохновленных самыми популярными героями отечественной классики.

MyBook, который входит в группу компаний «ЛитРес», и бренд дизайнерских носков St. Friday Socks создали коллекцию-недельку литературных носков. Вдохновением для нее послужили произведения культовых отечественных писателей. Семь пар ярких дизайнерских носков – семь настроений, выраженных через образы культовых литературных героев, среди которых — Анна Каренина, Наташа Ростова, Александр Чацкий, Илья Обломов, Родион Раскольников, Евгений Базаров и даже Остап Бендер. Каждая модель отражает характер, типичное поведение или событие, которое стало решающим в судьбе персонажа.

Выбирать носки St. Friday Socks x MyBook можно, исходя из собственного настроения или расписания дня. Пара по мотивам образа Анны Карениной сообщит окружающим, что к вам сегодня лучше не подходить, ведь у вас «настроение броситься под поезд», а жизнеутверждающая модель салатового цвета со звездами и символами доллара в духе Остапа Бендера покажет, что обладатель этих носков готов рискнуть. Для свидания с красавчиком (или красавицей) из Тиндера подойдет модель «Наташа Ростова» – пусть потенциальный кандидат не расслабляется, у вас таких еще целый вагон. Носки в духе Ильи Обломова – идеальный вариант для выходного дня, впрочем, никто не запрещает мечтать о кровати в понедельник или в среду. На встречу с заказчиком или начальством можно надеть строгие черные носки «Евгений Базаров», а если все и всё надоело — уехать, куда глаза глядят, в паре, вдохновленной Чацким. А когда с самого утра вообще ничего не понятно с настроением, выручат носки «Родион Раскольников».

Коллекция с MyBook — не первая литературная линейка в истории St. Friday Socks. «Читать» носки бренд уже предлагал: есть литературные модели с цитатами из Бродского, Довлатова, Пушкина, Лермонтова и других авторов. Коллекция-настроение St. Friday Socks x MyBook пополнит «носочную библиотеку» и станет продолжением популярной линейки «неделька». Набор с обещаниями на завтра «Неделька прокрастинатора» до сих пор остается одним из хитов.

Каждый покупатель получит подписку MyBook на три недели.

Экзистенциальный нигилизм Жан-Поля Сартра и Альбера Камю может помочь объяснить, почему 2016 год казался худшим из когда-либо существовавших — Quartz

Вы читали его снова и снова, видели, как о нем шутят в социальных сетях, и слышали, что это упоминается в каждом разговоре вокруг офис: 2016 год официально объявлен худшим годом в истории.

Но разве 2016 год был настолько плохим? Мы должны иметь возможность рационально согласиться с тем, что были и худшие годы — например, различные годы мировых войн, эпидемий и самых известных геноцидов в нашей истории.Но популярность этого вирусного рефрена все еще растет.

Чтобы понять, почему этот год казался такой нескончаемой панихой, мы должны взглянуть в прошлое и заново познакомиться с дискуссиями экзистенциальных философов о нигилизме и концепции радикальной свободы.

Для Жан-Поля Сартра рассвет 20 века принес с собой глубокое чувство философской тревоги. Неспособность религии решить мировые проблемы, дезориентирующий натиск мировых войн и огромные скачки в науке и технологиях подпитывали глубоко индивидуалистическую философию, которую мы теперь широко называем экзистенциализмом.В частности, Сартр и такие авторы, как Альбер Камю, исследовали более утонченную (и более мрачно апатичную) концепцию экзистенциального нигилизма, которая утверждает, что жизнь не имеет внутреннего значения или ценности — или, как выразился Сартр, «существование предшествует сущности».

Экзистенциалисты заметили, что, хотя многие люди интуитивно осознают незначительность своего существования, это все равно не мешает им искать смысл.

Экзистенциалисты заметили, что, хотя многие люди интуитивно осознают незначительность своего существования, это все равно не мешает им искать смысл.Это то, что Камю называл «абсурдом», и он считал, что есть три основных способа справиться с этим чувством экзистенциальной тоски: всем сердцем принять какую-то религию, совершить самоубийство или перевернуть ее и вернуться к обычной жизни. Последний вариант он назвал «радикальной свободой», написав, что «единственный способ справиться с несвободным миром — стать настолько абсолютно свободным, чтобы само ваше существование было актом восстания».

Современное общество в настоящее время борется с глубоким чувством экзистенциальной тоски, поэтому логично, что большая часть поп-культуры, которая привлекла наше внимание в этом году, имеет сходство с романами первоначальных экзистенциалистов.Взгляд на эти хиты глазами этих философов может помочь нам объяснить, почему 2016 год был назван «худшим в истории»: наши любимые герои — это те, кто борется с жестоким, бессмысленным миром, в котором мы живем, и выходят наружу. с другой стороны радикально бесплатно. И так же, как правда имитирует вымысел, мы отражаем культуру, которую создали сами, действуя как антигерои экзистенциалистов.

Например, неожиданный успех этого года В Дэдпуле в главной роли был грубый, изуродованный, безжалостный антигерой-машина для убийств, вся линия персонажа которого построена в погоне за удовлетворением, движимым эго, грубо вырезанным через серию разломов четвертой стены и туалетные юмористические анекдоты.Несмотря на (относительно) скудный бюджет фильма в 58 миллионов долларов, он собрал в кинотеатрах 782,6 миллиона долларов в мировом прокате.

Физическое обезображивание Дэдпула (и полное сопротивление боли) изменяет его личность, делая его безумно аморальным и мрачно циничным. Его самая отличительная черта заключается в том, что он просто не трахается — его слова, а не наши. Это вызвало серьезный резонанс у зрителей 2016 года, размышлявших о жизни в темное время. Проще говоря: мир определенно был готов к Дэдпулу.

Он определенно не первый антигерой, добившийся успеха — на самом деле, он кажется почти вдохновленным персонажами из философской сказки Сартра « Эпоха разума». В этой истории персонажи борются с тем, что значит быть по-настоящему свободными, и в конечном итоге обнаруживают, что не наплевать, кажется, на то, что нужно.

Абсолютная свобода, навязанная нам отсутствием смысла, требует, чтобы люди принимали моральные решения и сами решали, что на самом деле правильно или неправильно. В одной известной сцене Ивич, часто пьяный, безумно кокетливый персонаж, олицетворяющий знакомый тип свободы от социальных норм, режет себе руку. Это вдохновляет Матье, главного героя, одолеть ее, взять нож и нанести удар самому себе.Все это — вызов правилам — и возможность для Матье еще больше исследовать эту дикую свободу.

Он воткнул нож в ладонь и почти ничего не почувствовал. Когда он убрал руку, нож остался вонзился в его плоть, прямо вверх, рукоятью в воздухе.
… Он чувствовал благотворное впечатление и немного боялся, что упадет в обморок. Но своего род упорным удовлетворения и злоба глупого школьника завладели его ума. … «Я ужасный дурак», — подумал он.«Брюне был прав, говоря, что я взрослый ребенок». Но он не мог не радоваться.

Нож Матье с таким же успехом мог быть отрубленной рукой Дэдпула, переворачивающей птицу; массивный шаг вперед по отношению к миру и его нормам, а также амбициозный прыжок в мир без правил. Они оба ведут себя как взрослые дети не только потому, что делают глупости, но и потому, что живут в мире, неконтролируемом правилами и предписаниями, сковывающими взрослых перед обществом.

Эта свобода, сколь бы привлекательной она ни была, имеет свои последствия.В культовом любимом сериале этого года Westworld человек в недалеком будущем создают тематический парк поразительно реалистичных роботов, чтобы предоставить радикальную свободу в качестве услуги: гости могут трахнуть или убить кого угодно (или, лучше сказать, что угодно ) они хотят, без последствий. Но так же, как и Ивич Сартра или Дэдпул, главный герой Westworld Билли борется с выбором, с которым он должен столкнуться, и в конечном итоге терпит поражение без строгого морального кодекса, которым он руководствовался.

Наши мрачно циничные, преувеличенные заявления о том, что 2016 год будет «самым худшим в истории», могут быть симптомом возрождения культуры экзистенциального нигилизма.

Во многих отношениях экзистенциальный нигилизм процветал в стране анимации для больших детей: такие игры, как Archer, Bob’s Burgers, Bojack Horseman, и Ricky and Morty . Эти мультфильмы для взрослых черпают большую часть своего юмора из мрачного цинизма экзистенциального нигилизма. В некотором смысле, просмотр мультфильмов взрослым человеком сам по себе является своего рода косым взглядом на общество, и этот вид шоу знает это.

Конь Боджек — не совсем Дэдпул, но он точно антигерой, который существует, чтобы пародировать голливудскую машину и исследовать последствия радикальной свободы.После того, как его знаменитое телешоу « Horsin’ Around »закончилось, жизнь Боджака как вымытой знаменитости заставила его смотреть в эту знакомую пустоту, пытаясь унять абсурд с помощью наркотиков, секса, материализма и прочего. «Я несу ответственность за свое счастье?» он спрашивает. «Я не могу нести ответственность даже за свой завтрак».

Но наиболее явным примером этой темной философии в этом году должны быть приключения Рика и Морти, извращенная кошмарная версия Назад в будущее от Дэна Хармона из Community и Джастина Ройланда, который является буквально на 100% сидят на тухлых помидорах, в то время как фанаты с нетерпением ждут третьего сезона.

Рик и Морти рассказывает историю Рика Санчеса — безумного ученого и профана, отрыгивающего, аморального, циничного, трансмерного авантюриста, который вербует своего робкого внука Морти, чтобы вместе с ним исследовать вселенную. Это означает всю вселенную , включая все параллельные измерения, порожденные теорией бесконечных миров. Небрежно разрушая целые планеты и бессистемно разрушая жизни в погоне за научной свободой, Рик — еще одно воплощение философии Сартра, покорившей сердца публики в 2016 году.

В целом, 2016 год не совсем согрел наши сердца, но наши мрачно-циничные, преувеличенные воздержания о том, что это «худший из когда-либо», могут быть симптомом культурного возрождения экзистенциального нигилизма, а не из-за объективных событий года.

Как ни странно, наш поворот на темную сторону может быть вызван тем фактом, что жизнь многих людей на самом деле никогда не была лучше. В западном мире наше общество процветает, мы живем дольше. По крайней мере, привилегированные имеют больше роскоши, чем когда-либо прежде.И все же мы здесь, подавленные и вялые. Мы по-прежнему чувствуем это жалкое чувство бессмысленности; это подозрение, что мы должны (и могли бы) быть счастливее. Религия — место, где можно повернуться перед лицом экзистенциальной суматохи — кажется устаревшей. (Канье, новый бог, предлагает все меньше утешения.) И, несмотря на все наши усилия, чтобы жить хорошей жизнью, мы знаем, что почти каждый сделанный нами выбор в любом случае будет иметь ужасные последствия.

Так что, возможно, 2017 год станет годом, когда мы откажемся от нашей борьбы за смысл и разум и вместо этого будем учиться у героев поп-культуры 2016 года, переворачивая птицу и принимая жизнь радикальной свободы.Как говорит Морти: «Никто не существует специально, никто никуда не годится, все умрут — пошли смотреть телевизор?»

Героический человек необходим, чтобы противостоять злу нигилизма

Я смотрел The 15:17 до Парижа на прошлых выходных. Фильм режиссера Клинта Иствуда описывает правдивую историю группы из трех друзей, которые во время туристической поездки по Европе остановили вооруженного преступника от участия в массовом перестрелке в поезде из Амстердама в Париж. Эти молодые люди, которые на самом деле играли самих себя в фильме, были обычными людьми из Сакраменто, штат Калифорния.Но они превратились в героев своими действиями, напав на бандита, который мог убить сотни людей в этом поезде.

Фильм был для меня источником вдохновения. И все же критики оценили фильм как 22% на Rotten Tomatoes — это настоящий спад. Я просмотрел обзоры, и все, что большинство из них смогли собрать, это то, что актеры не были такими артистичными, как Марк Уолберг или Лиам Хемсворт.

Упущено

К сожалению, похоже, что критики упустили суть.Что сделало этот фильм достойным просмотра, так это то, что он продемонстрировал доблесть вместо ненужного насилия, гедонистического нигилизма или диковинных сюжетов, которые обычно показываются на большом экране для развлечения зрителей.

Подумайте о том, кто несет ответственность за то, что в конечном итоге произошло в результате. В отличие от большинства художественных фильмов, это была настоящая история о группе отважных молодых людей, которые поступали правильно, когда им не было необходимости. Они могли легко спрятаться за пассажирскими сиденьями, молясь и надеясь, что стрелок пройдет мимо, не заметив их.Но вместо этого они побежали прямо к злодею, взяли на себя ответственность и предотвратили что-то ужасное.

Придумайте пример из собственной жизни, когда вы действовали героически. А теперь подумайте о времени, когда вы могли бы поступить правильно, но не сделали этого. В каждый из этих двух моментов подумайте о том, кто несет ответственность за то, что в конечном итоге произошло в результате.

Сколько из нас проходят по жизни, избегая проблем, конфронтации или конфликтов? Как часто мы пытаемся пройти через невзгоды невредимым? Как часто мы полностью пропускаем важные моменты и жизненные уроки, а затем становимся горькими, циничными по поводу зла, которое мы терпим в жизни, и проклинаем состояние Бытия, состояние самой Жизни?

Мы все герои, трусы, злодеи

1 октября 2017 года мужчина без судимости застрелил сотни человек на фестивале музыки кантри в Лас-Вегасе.Он месяцами готовился к этому, покупал оружие и набрасывал планы, как он мог бы расстрелять как можно больше людей с 32-го этажа отеля в Лас-Вегасе.

Джордан Петерсон подчеркивает, что каждый (или почти каждый) испытал тот же нигилизм, что и массовые убийцы. «Почему он это сделал?» — спросили СМИ. Мы, наблюдатели за ужасной резней, тоже сказали, что не понимаем. Я сам не понял. Он был болен? Безумный? Психотический? По сей день результаты вскрытия не дали никаких ключей к разгадке, без каких-либо указаний на то, что виновата какая-либо из этих причин.

Каждые несколько месяцев происходит новая трагическая стрельба в школе, о которой СМИ рассказывают (это именно то, чего хотят преступники, но это утверждение само по себе отражает совершенно другой аргумент для другого раза). Недавний особенно ужасный случай в Паркленде, штат Флорида, не исключение.

Многие заголовки новостей постоянно называют эти трагедии актами «чистого зла» и часто поверхностно ставят под сомнение мотивы убийц, недоумевая, как такие злодеи могли существовать.Обычно за этим следует неглубокая поляризованная дискуссия о контроле над оружием, которая еще больше разделяет идеологов фундаменталистов. Однако, похоже, никто не говорит о том, что на самом деле мотивирует и движет убийцами.

Путем глубокого изучения можно определить, что необузданный цинизм виноват в большинстве массовых бедствий, которые проявляются в мире. Известный психолог из Университета Торонто Джордан Петерсон подчеркивает, что все (или почти все) испытали тот же нигилизм, что и массовые убийцы.

Внутри каждого из нас есть злодей, трус и герой. Какой из них победит? Герои, спасающие жизни, массовые стрелки, которые их берут, и трусы, убегающие из сложных ситуаций, имеют что-то общее. Все они переживают трагедии жизни.

Страдания неизбежны. Смерть неизбежна. Это реакция на страдание, которая отличается и, таким образом, полностью меняет ход их собственной жизни и историю вокруг них. Внутри каждого из нас есть злодей, трус и герой.Какой из них победит?

Массовые убийцы действуют на усиленном цинизме и позволяют нигилизму разрастаться. Они не осознают, что если бы они столкнулись со своей тенью (определенной Карлом Юнгом как неизвестная темная сторона личности , которой обладает каждый человек ), взяли на себя ответственность и очистили свою жизнь, они могли бы стать героями, которые спасли мир и многие уважали. Легче стать циничным и злым на саму Жизнь за ее несправедливость и трагедии, чем признать, что вы несете ответственность за наведение порядка в своей собственной жизни.

Герои шагают вперед

Возвращаясь к фильму 15:17 в Париж , подлинный рассказ о путешествии героя — это именно то, что изображено. Трое молодых героев фильма не были идеальными. Они были обычными. У них были недостатки. Они пережили трудности детства и раннего взросления.

Героем может быть кто угодно в любое время, если только подойти к тарелке. Но вместо того, чтобы пойти по пути наименьшего сопротивления, вместо того, чтобы позволить цинизму взять верх и снять с себя ответственность за свою жизнь, они работали над улучшением себя морально, физически и межличностно (благодаря своей крепкой дружбе).И столкнувшись с проблемой, которая возникла в этом поезде, они стали героями.

Я аплодирую Клинту Иствуду за то, что он продемонстрировал идеал архетипа героя в этом фильме. Будет ли фильм выигрывать награды за сценарий или художественное оформление? Возможно, нет, но фильм был создан не для этого.

Он рассказывает более глубокую и правдивую историю, которая нужна как никогда в нынешнюю эпоху: история, в которой герой побеждает. В этом фильме подчеркивается, что героем может стать кто угодно в любое время, если только подойти к тарелке.

нигилистов | Encyclopedia.com

начало в тургеневе
центральные тенденции и принципы
постоянное влияние
библиография

В Европе конца девятнадцатого века термин нигилист часто использовался как синоним русского революционера. В России этот термин также применялся более конкретно к членам общественного движения, связанного с подопоколением радикалов, младшей когортой из шестидесятников (людей [восемнадцать] шестидесятых).Ученые рассматривали «нигилизм» этой когорты как симптом разочарования, вызванного неспособностью освобождения крепостных крестьян в 1861 году преобразовать Россию и одновременным сдвигом общественного мнения вправо. Это разочарование привело к субкультурной активности, поскольку впервые левые активисты и интеллектуалы стремились заметно отличиться от членов приличного общества. К концу 1860-х гг. Нигилизм как движение исчез. Несмотря на недолгий срок, его влияние на русский радикализм, общественную мысль и литературу было продолжительным.

Нигилист как культурный тип был представлен России на страницах романа. Базаров, эксцентричный молодой герой романа Ивана Тургенева « отцов и детей » (1862), странно одевается, говорит резко, конфронтационно и открыто выражает свое презрение к идеалам, которые лелеяли «отцы», представители поколения автора. Тургенев (1818–1883) называет своего героя нигилистом из-за его враждебности к ценностям и образу жизни образованной российской элиты. Базаров высмеивает отцов за их романтизм и, в частности, за их веру в искупительные качества искусства и святость любви, а также за их половинчатую приверженность улучшению положения крестьян.Его заявления о природе человеческих отношений от брака до дружбы и сыновней привязанности шокируют своей бесчувственностью. Для Базарова, желающего заменить отцовскую любовь к поэзии стремлением к науке, люди являются «организмами», и их эмоциональные потребности физиологичны, тогда как любовь — это функция сексуального влечения, а не отражение идеала красоты.

Роман Тургенева вызвал жаркие споры среди левых. Старшие шестидесятники в журнале Николая Чернышевского Современник (Современник) рассматривают Базарова как клеветническую атаку на радикалов, увековеченную либералом старшего поколения.Им не нравился ярлык « нигилист», «», и они не соглашались с грубостью Базарова, его менее галантными взглядами на секс, его пренебрежением к крестьянству и отсутствием политической программы. Напротив, 21-летний Дмитрий Писарев (1840–1868), критик журнала «Русское слово », популярного среди молодых, шестидесятников, , воспринял тургеневское изображение молодого радикала как честное. если неполный. По словам Писарева, который должен был стать ведущим представителем нигилистов, Тургенев имел в виду отцов и детей не как клевету, а как вопрос.Роман спросил: «Кто вы, молодые?» В очерке «Базаров» (1862 г.) Писарев сформулировал ответ. Он описал вымышленного нигилиста как идеальный пример действительно эмансипированной личности и представил его как образец для подражания для своих читателей. Отрицательные черты Базарова изображены в сочувственном свете. Его очевидный эгоизм и цинизм изображались как естественное следствие его попыток отвергнуть все авторитеты и увидеть мир без приукрашенных романтических иллюзий. Если Базаров

казался грубым, то только потому, что другим не нравились его взгляды.Если Базаров выглядел в обществе беспокойным, несчастным или неприятным, то не потому, что хотел обидеть, а потому, что понимал, что ему нет места в русском обществе.

Объясняя Базарова, Писарев инициировал попытку самоопределения, которое должно было стать центральной тенденцией нигилизма. При этом он помог своим современникам выработать кодекс поведения, воплощающий их отчуждение. То, что раньше было внутренним явлением, стало очевидным в первые годы 1860-х годов, когда нигилисты отказались от форм одежды, поведения и социальных отношений, которые интеллигенция ранее разделяла с дворянством.В то время как Писарев неохотно принял ярлык нигилиста, он предпочитал называть своих единомышленников-современников «реалистами», «мыслящими пролетариями» или «новыми людьми», потому что они не были нигилистами в классическом смысле этого слова. У них не было недостатка в убеждениях. Скорее они были философскими материалистами, которые хотели создать более справедливый общественный порядок. Если, в отличие от мужчин 1840-х годов и старшей когорты шестидесятников, нигилисты не преследовали активно эту цель, то это было потому, что они не верили, что Россия готова; им не хватало оптимизма старших.Для Писарева первым шагом в преобразовании России были не революционные действия, социальные реформы или попытки обратиться к крестьянству, а воспитание класса интеллектуалов, который однажды возьмет на себя руководство проектом модернизации.

В видении Писарева реалисты должны были руководствоваться несколькими принципами. Главной из них была идея «раскрепощения личности». Прежде чем реалисты смогли работать над улучшением общества, им нужно было отвергнуть все авторитеты и тем самым освободить себя от смертоносных моральных ограничений мейнстрима.Это часто требовало отказа от образа жизни родителей и вступления в отношения с представителем противоположного пола, основанные на равенстве и вопреки обычаям брака. Другой принцип, «рациональный эгоизм», относился к утилитарному исчислению боли и удовольствия, с помощью которого реалисты должны были определить лучший способ жить своей собственной жизнью. Реалисты должны были принимать только те взгляды и поведение, которые можно было оправдать рациональными аргументами. В основе рационального эгоизма лежал отказ от альтруизма.Самоотверженный дух старой интеллигенции считался саморазрушительным. Реалисты могли одновременно преследовать собственное счастье и общее благо. Писарев также проповедовал «разрушение эстетики». Под эстетикой он имел в виду традиционные формы общественной жизни. Эстетика, часто наиболее ярко выраженная в искусстве, подавляла индивидуальность. Их разрушение, повлекшее за собой узко-утилитарное и часто враждебное отношение к литературе, было необходимым первым шагом в освобождении личности.Самым важным для Писарева было формирование неформальной программы обучения молодых радикалов. В сочинении эссе по самым разным предметам он предложил им список для чтения, который включал классиков европейской литературы и социальной мысли, но центральным элементом этой учебной программы были естественные науки. Наука обеспечит технологическую основу будущего процветания России, а ее методы предоставят реалистам средство отличить правду от фантазии.

В формулировании основных принципов нигилизма Писареву помогали другие авторы Русское слово, , в том числе Николай Соколов (1835–1889) и Варфоломей Зайцев (1842–1882).Хотя Чернышевский (1828–1889), лидер старшей когорты шестидесятников, технически не был нигилистом, его роман Что делать? (1863) принял культурную программу нигилистов и предоставил наиболее полную иллюстрацию жизни «новых людей».

Трудно оценить с какой-либо точностью, исчислялись ли нигилисты сотнями или тысячами. Сообщения полиции, а также воспоминания радикалов и их противников свидетельствуют о появлении нигилистов в городах и поселках по всей стране.Часто называемые Писаревщина (последователи Писарева) или Базаровщина (последователи Базарова), они выделялись своей необычной одеждой. Чиновники с подозрением относились к нигилизму не как к форме политической подрывной деятельности, а как к угрозе общественной морали, поскольку считалось, что нигилистические интеллектуалы развращают детей элиты. Следовательно, милиция Москвы и Санкт-Петербурга получила указание от начальства в МВД идентифицировать всех нигилистов в столицах и принудить нигилисток (женщин-нигилисток), узнаваемых по темным очкам, коротко остриженным волосам, сигаретам и нетрадиционной одежде. , чтобы переодеться или скрыться от глаз общественности.Тем не менее, это явление оставалось призрачным, как продукт глубоко укоренившихся страхов общества по поводу модернизации, так и ответ на социальное движение. Полиция написала много отчетов, но так и не смогла найти больше, чем горстку нигилистов. Тем не менее они преследовали лидеров движения. Русское слово и Современник были закрыты в 1866 году, а к 1870 году сотрудники Писарева оказались в тюрьме или ссылке. Писарев завершил большую часть своих работ в тюрьме и умер в 1868 году в возрасте двадцати восьми лет, вскоре после освобождения.

Следующее поколение интеллигенции, так называемые народники 1870-х годов, выросли на нигилизме, но вскоре отвергли его. Для них Писарев, как и Базаров, был гедонистом, больше озабоченным собственным удовольствием, чем благополучием своих соотечественников. Народники хотели вернуть акцент радикальной мысли на судьбу простых людей. Некоторые ученые предположили, что упор нигилистов на революционную элиту и личный бунт способствовал развитию анархистских и якобинских настроений в интеллигенции.Однако нигилистические интеллектуалы отвергли конспиративную политику и революционное насилие, характерные для этих движений, а русские анархисты и якобинцы обвиняли нигилистов в их крайнем индивидуализме. Тем не менее, даже после 1860-х годов нигилистические труды продолжали широко читать. Воспоминания о последних политических деятелях левого толка (включая большевиков и меньшевиков), а также представителей художественных и научных кругов свидетельствуют о важности произведений Писарева и других нигилистов в развитии их авторов.Хотя после 1870 года ведущие интеллектуалы перестали серьезно относиться к писаниям нигилистов, они превратились в литературу молодежи, приобщив несколько поколений прогрессивных людей старшего возраста к оппозиционному духу интеллигенции и квазибогемной радикальной контркультуре, которую создали нигилисты и это останется центральной чертой русского радикализма до 1917 года. Хотя русские романисты 1860-х годов оставались в подавляющем большинстве враждебно настроенными к нигилизму, это их беспокоило. Федор Достоевский (1821–1881), Иван Гончаров (1812–1891), Николай Лесков (1831–1895), Алексей Писемский (1821–1881) и другие писали антинигилистические романы, центральными темами которых являются амбивалентность современности и страх перед обществом. дезинтеграции были аналогичны таковым из полицейских отчетов.Косвенно, через литературу, русский нигилизм должен был повлиять на западную мысль. Например, Фридрих Ницше (1844–1900), автор некоторых из самых влиятельных европейских дискуссий о нигилизме, находился под влиянием представлений Достоевского о русском нигилизме.

См. Также Достоевский Федор; Гончаров, Иван; Интеллигенция; Нечаев, Сергей; Народная воля; Народники; Тургенев, Иван.

Брауэр, Дэниел Р. Обучение нигилистов: образование и радикализм в царской России. Ithaca, N.Y., 1975.

Coquart, Armand. Дмитрий Писарев (1840–1868) et l’idéologie du nihilisme russe. Париж, 1946.

Мозер, Шарль А. Антинигилизм в русском романе 1860-х годов. Гаага, Нидерланды, 1964.

Позефски, Питер К. Нигилистическое воображение: Дмитрий Писарев и культурные истоки русского радикализма (1860–1868). Нью-Йорк, 2003.

Вентури, Франко. Корни революции: история народнических и социалистических движений в России девятнадцатого века. Перевод Фрэнсиса Хаскелла. Ред. Лондон, 2001.

Валицки, Анджей. История русской мысли от Просвещения до марксизма. Перевод Хильды Эндрюс-Русецкой. Стэнфорд, Калифорния, 1979.

Питер К. Позефски

Энциклопедия современной Европы: Европа 1789-1914: Энциклопедия эпохи промышленности и империи

Нигилизм — нигилизм в России и как русский экспорт — революционный, жизнь, Срок, Тургенева и

Термин нигилизм ( нигилизм по-русски) использовался в России в начале девятнадцатого века, но с особой силой и с совершенно новым значением он ворвался на сцену в январе 1862 года, когда Иван Тургенев (1818–1883) ) опубликовано отцов и сыновей. Герой Тургенева, Евгений Васильевич Базаров, человек науки, представитель нового поколения, который решил, что, по крайней мере теоретически, ничто во Вселенной не лежит за пределами объяснительной силы эмпирического метода. Одним словом, он нигилист. По словам его неопытного молодого друга представителям старшего поколения («отцам»), нигилист — это человек, «который ко всему подходит с критической точки зрения … который не преклоняется перед никакими властями, кто не принимает единый принцип веры, независимо от того, сколько уважения может окружать этот принцип.«Базаров препарирует лягушек (чтобы лучше понимать людей), отрицает ценность художественного выражения и, как и следовало ожидать, приходит в замешательство, когда оказывается безнадежно влюбленным, то есть в состоянии, полностью противоречащем самому основанию его материалистического мировоззрения.

Если нигилизм, как его понимал герой Тургенева, включал в себя как основательный материализм, так и решительный антиэстетизм, то уже можно было найти и то, и другое в апостоле нового прогрессивного поколения, Николае Гавриловиче Чернышевском (1828–1889), который получил бы выгоду. известность в 1863 году как автора дидактического романа Что делать? В своей магистерской диссертации Эстетическое отношение искусства к реальности (1855) Чернышевский отрицал существование красоты как автономного качества в искусстве, говоря, что красота не может быть ничем иным, как самой жизнью.А в книге The Anthropological Principle in Philosophy (1860) он свел человеческую свободу и, если на то пошло, человеческую самобытность к нулю, утверждая, что индивидуальная свобода является иллюзией как для человечества, так и для низших форм животной жизни. Чернышевский добавил бы третью черту к определению нигилизма в . Что делать? Идеализированные персонажи его романа ведут себя в соответствии со странной смесью утилитаризма и просвещенного эгоизма, сводя на нет традиционные этические ценности.

После публикации Что делать? нигилизм как термин или позиция в России развивался по трем основным направлениям. Во-первых, в литературной жизни вынашивал тенденцию к реализму. Дмитрий Писарев (1840–1868), молодой критик, который в благоприятной рецензии на « отцов и сыновей » способствовал распространению положительного образа героя Тургенева, в 1860-х годах продвинул антиэстетизм Чернышевского еще на один шаг, посвятив серию эссе тургеневскому герою. «разрушение эстетики» и продвижение строго реалистического стиля в литературе.Во-вторых, в политической жизни термин нигилизм стал использоваться, часто с враждебными намерениями, для описания группы внутри революционного движения, характеризующейся его беспринципными методами и беспринципными целями. Федор Достоевский способствовал популяризации этого чувства нигилизма , предлагая дикие карикатуры на левых политических деятелей.

что мы видим, прежде всего, в Дьяволы (также называемые Бесы ; 1871). Главный «дьявол» в этой книге, Петр Верховенский, — самопровозглашенный нигилист, известный своим стремлением вызвать ужасные разрушения и полным отсутствием заботы о том, что может последовать за этим разрушением.Реальный прототип Петра Верховенского, печально известный анархист Сергей Нечаев (1847–1882), написал в «Катехизисе революционера » (1869): «Революционер пренебрегает всяким доктринерством и отвергает всякую мирную науку … Он знает одну. Только наука: наука разрушения «. В-третьих, термин нигилизм снова стал использоваться в политической жизни в симпатическом смысле для обозначения русского революционного движения в широком смысле. Русский революционер Сергей Михайлович Кравчинский (1851–1895; более известный под псевдонимом Сергий Степняк) после бегства из России в 1878 году провел большую часть своей жизни, публикуя на английском и итальянском языках извинения за русское освободительное движение, которое он в целом назвал нигилизмом. . Анархисты Эмма Гольдман (1869–1940) и Александр Беркман (1870–1936), русские иммигранты в США, использовали термин нигилист в своих мемуарах для обозначения героев русского революционного движения, героев, которые вдохновил их на собственную революционную карьеру.

Купите нигилистскую записную книжку онлайн по низким ценам в Индии | Обзоры и рейтинги Nihilist Notebook

Фридрих Ницше известен тем, что сказал: «Все в мире мне неприятно, но, прежде всего, мое неудовольствие всем не нравится.«Эта цитата является наиболее существенным, ироничным, нигилистическим заявлением. Для нигилиста жизнь представляет мало или не представляет никакой ценности, и все же они не предоставляют ни ценности, ни контекста, по которому можно было бы судить о ней; по крайней мере, так мы ее интерпретируем. как: «Точка зрения, согласно которой традиционные ценности и верования необоснованны, а существование бессмысленно и бесполезно». Сейчас мы в Tiger Hero Media не подписываемся под философией нигилизма, но находим в ней юмор. Вот почему мы создали The Записная книжка нигилиста, набитая почти бесполезной.Каждая страница заполнена почти пустотой, но позволяет кому-то расширить свои собственные нигилистические ценности, если бы у них когда-либо был импульс добавить к этому … чего они, вероятно, не стали бы. Может быть, у вас есть друг, которому нравится эта идея, и вы ищете подарок, соответствующий его философии. Или, может быть, вы хотите анонимно бросить его на стол сварливому профессору этики, который у вас был в прошлом семестре; тот, который поставил вам некачественную оценку, потому что вы слишком заботились. Еще лучше, может быть, вы захотите заполнить каждую страницу мыслями, рисунками, набросками или эфемерами, а затем продемонстрировать это в нигилистском суб-Reddit, просто чтобы их расстроить… если они вообще заботились. Шутки в сторону, мы сделали этот блокнот для развлечения, и мы надеемся, что он вам тоже понравится. Получите его только здесь, на Amazon — вы не найдете его на полках Spencer’s Gifts (если только они не украдут нашу идею, но что угодно). ДЕТАЛИ — Блокнот 110 страниц размером 6×9 дюймов — Ярко-белая бескислотная бумага — Матовая глянцевая обложка, потому что в мире нигилистов ничто не сияет — Идеально подходит для заметок, ведения дневника, зарисовок или рисования — Также можно использовать как альбом для вырезок, альбом, для стихов, музыки или даже ежедневных медитаций ни о чем. независимый издатель уникальных книг, журналов и других печатных проектов.Если вас интересуют другие наши товары, найдите нас, выполнив поиск Tiger Hero на Amazon.Эта работа (c) Tiger Hero Media 2019, все права защищены.

героических нигилистов и честолюбивых героев в кубе | Фильм ужасов

Учитывая время, в которое мы оказались, неудивительно, что многие из нас обратились к ужасу как к способу справиться, справиться или просто убежать на два часа из нынешнего политически заряженного мира. Ужасы так хороши в том, чтобы подчеркивать человеческие аспекты выживания.Когда статус-кво находится в опасности, как персонажи реагируют? Этот вопрос неоднократно задавали в фильмах ужасов, и его лучше всего решать в небольших интимных условиях, которые создают интригующие исследования персонажей. Одним из таких примеров является Cube , малобюджетный канадский фантастический фильм ужасов, снятый в 1997 году Винченцо Натали (который недавно снял фильм « В высокой траве »).

Ознакомьтесь с прицепом для Cube здесь:

Для тех, кто не знаком с этим фильмом, Cube следует за группой из шести человек, которые оказываются в тюрьме в форме куба, состоящей из тысяч переплетенных комнат, также имеющих форму кубов.Эти незнакомцы должны работать вместе, чтобы сбежать из куба — задача не из легких, поскольку некоторые комнаты оборудованы смертоносными минами-ловушками. В каких комнатах находятся ловушки, определяется сложной математикой. Cube меньше заинтересован в том, чтобы доставлять кровавые острые ощущения — хотя он действительно дает некоторые из них к его началу — и больше заинтересован в том, чтобы увидеть, как его персонажи работают вместе — или, в некоторых случаях, отчуждают себя.

В кубе

Персонажи куба начинаются как не особо сложные.Предположительно, все они были выбраны в ловушку куба из-за ролей, которые они играли в обществе, и они начинают свое время в кубе, пытаясь придерживаться этих ролей. К несчастью для некоторых из них, власть, которой они обладали в мире, не переходит в куб. Пожалуй, лучший пример этого — смерть персонажа Ренна (Уэйн Робсон), художника по побегам из тюрьмы. Все персонажи верят, что его опыт поможет им, но Ренн умирает первым в их отряде.Однако в случаях с другими персонажами недостаток авторитета, который они имеют снаружи, в кубе полностью меняется. Например, персонаж Ливен (Николь де Бур) — студентка университета, изучающая математику, которая называет себя «ничто», когда ее просят представиться. Однако ее математические способности в конечном итоге оказали огромную помощь группе; расчеты, которые она может выполнять, помогают им избегать опасных комнат в кубе. Однако Ливен, несмотря на свои таланты, не берет на себя руководящую роль.Эта роль достается якобы главному герою фильма Квентину (Морис Дин Винт).

Ливен (Николь де Бур) и Квентин (Морис Дин Винт)

Одна из первых вещей, которые персонажи и зрители узнают о Квентине, — это то, что он полицейский. Он рассказывает об этом встревоженной Закваске, пытаясь убедить ее в том, что он заботится о ее интересах. Квентин кажется прирожденным лидером с защитным инстинктом, который иногда граничит с родительским, особенно когда дело касается закваски.Учитывая, что он упомянул, что у него были дети, которые остались с его бывшей женой, когда они развелись, Квентин кажется человеком, достойным сочувствия: он кажется хорошим человеком, отстаивающим ценности полиции — «служить и защищать», что приводит к он должен отстаивать практический подход к поиску выхода, а не задавать экзистенциальные вопросы о том, почему они в ловушке.

Квентин находит свое препятствие в Ворте (Дэвид Хьюлетт), цинике, который приложил руку к созданию куба. Ворт знает, что это бессмысленное творение, которое используют только потому, что никто не хочет признавать, что у него нет цели.Роль Ворта как пассивного наблюдателя, который иногда украшает комнату пресыщенными комментариями, побуждает Квентина огрызаться: «Не все из нас могут позволить себе роскошь изображать нигилистов». Ворт отвечает: «Не все из нас достаточно тщеславны, чтобы играть героями». И вот так зрителям остается сомневаться в мотивах Квентина. Он хочет сбежать, но ему также нравится вкус контроля.

И ужасы, и криминальная литература заинтересованы в сдерживании того, что кажется внешней силой, посягающей на статус-кво, но в Cube зло исходит из самого статус-кво.Куб — это симптом коррумпированной капиталистической системы, построенной такими людьми, как Уорт, которые были отчуждены от других архитекторов, работавших над ним, и которые не подвергали сомнению его цель, потому что им хорошо платили. Даже в среде, где кажется, что статус-кво больше не применяется, люди все еще остаются в плену. Это прочтение придает циничность новообретенному чувству агентских персонажей, подобных Ливен, которые можно найти в кубе: она наделена полномочиями, потому что она больше не студентка, а работник, способности которого необходимы для выживания.Несмотря на то, что сам Квентин является заключенным, именно Квентин все еще находит способ поддержать некую форму статус-кво, отдавая предпочтение тем, чей опыт повышает вероятность его шансов на побег. Работа Квентина как полицейского — поддерживать порядок и обеспечивать, чтобы все выжили, но он делает это, проявляя властность и отбрасывая тех, кого он считает бесполезными, а не идеальными работниками.

Опять же, именно Ворт замечает этот факт о Квентине после того, как последний достигает морального перелома: он убивает доктора Квентина.Холлоуэй (Ники Гуаданьи), который, помимо того, что был параноиком и, следовательно, не особенно полезен для группы (в сознании Квентина), назвал его женоненавистничеством и склонностями к насилию — и аудитория склонна верить ее обвинениям в том, что жена Квентина ушла его из-за этих тенденций. Cube Персонажи названы в честь тюрем, а Квентин назван в честь печально известной тюрьмы штата Сан-Квентин в Калифорнии. Имея это в виду, неудивительно, что Квентин в конечном итоге становится злодеем фильма.Даже если зрители не заметили этого, изображение Квентина, впервые входящего в главную комнату с кровью на руках, должно быть нашим первым признаком того, что он не тот герой, которым он себя считает.

Некоторые анализы Cube показывают, что Квентин впадает в стереотип агрессии чернокожих мужчин, но есть и другие способы взглянуть на него, в частности, по ярлыку, который он дает себе, «полицейский». Квентин деконструирует повествование о «героическом полицейском», в который он так верит, оставляя за собой кровавый след, когда он обращается к другим членам группы.В конце концов, Квентина убивает умирающий Ворт. Никто не является героем в Cube — есть те, кто верен коррумпированному статус-кво, продолжая его насилие в среде, где их никто не сдерживает, и те, кто осознает его недостатки и работает над тем, чтобы от него избавиться.

Вы можете транслировать Cube на Amazon #ad:

Хейли Дитрих — старший выпускник колледжа Кеньон, где изучает английский язык и творческое письмо. Ее любимые поджанры ужасов — особенности существ и ужасы-нуар.Она также написала о Candyman как о нуаре ужасов и о деконструктивной ностальгии в романе Адама Чезаре « Клоун на кукурузном поле » для дома ужасов.

Связанные : Посмотрите статью Дон Китли о малоизвестном фильме Circle (2015), «Игровой хоррор» и этике спасательной шлюпки. Cube упоминается.

Подписывайтесь на Horror Homeroom в Twitter, Facebook, Instagram и Pinterest.

героев больше нет

Образ мышления Сигараки Томуры сложно понять.Настолько, что даже в рассказе и герои, и товарищи-злодеи одинаково отвергают его образ мышления как непонятный и несимпатичный. Он представляет для них не что иное, как сопляк, который требует внимания и устраивает истерику, или просто злодей, который настолько чист, как негодяй, насколько это возможно, тот, кто существует только для того, чтобы разрушать, не имея искупаемого мотива, такого как пятно.

Однако настоящая причина, по которой Сигараки непонятен персонажам в рассказе, и даже некоторым членам аудитории, заключается в его положении аутсайдера.Все остальные персонажи истории по своей сути верят, что общество, их действия, их ценности имеют значение. Сигараки — это тот, кто позиционирует себя как аутсайдер общества, считает все это бессмысленным и противостоит всему. Вот почему Сигараки находит сочувствующих в своих товарищах-посторонних, которые не могут найти такое же значение и место в обществе, как все остальные.

«Уничтожить все» может звучать как расплывчатое клише злодейской цели, но это можно рассматривать как продолжение нигилизма.Сигараки безрассудно отвергает все моральные принципы, которые, по мнению Общества Героев, должны иметь значение. Он — величайший вызов лицемерию Общества героев. Подробнее я объясню под катом.

Итак, да, слова Сигараки, которые звучат как не более чем разглагольствования властителя края, на самом деле имеют много общего с определенной школой философии. Нигилизм, особенно тот, о котором писал Ницше. Ницше — один из самых популярных философов, вошедших в массовое сознание, но в то же время, как и Сигараки, его часто неправильно понимают.

Причина довольно проста. Людям не нравится тот факт, что высказанные им убеждения имеют значение всю их жизнь, а идеи, на которых они выросли, ложны. Особенно, если эти ценности мотивируют их усердно работать. Следовательно, Ницше — всего лишь поверхностный лорд, повторяемый теми, кто пытается звучать глубоко. Так его проще уволить. Идеи Ницше не утверждают, что вещи, в которые вы верите, ничего не стоят, вместо этого он задается вопросом, что в первую очередь заставило вас в них поверить?

«Общепринятые убеждения» или «Общественные ценности» — это вещи, которые принимаются как должное и принимаются такими, какие они есть, потому что мы выросли в обществе и говорим об этом с рождения.Опять же, это не отказ от общества, это просто критическое мышление. Важно подумать о том, почему мы думаем о том, что делаем, чтобы бросить вызов этим убеждениям.

Ницше жил тихой и грустной жизнью, но его философия на самом деле не была такой уж негативной. Он был полон героизма и величия. Его вера в то, что люди могут быть больше, чем они есть. Из-за его одержимости героями и оспаривания человеческих возможностей его идеи можно рассматривать как имеющие много общего с обществом героев.Сам термин сверхчеловек (ubermensch) происходит от Ницше.

Его мысль сосредоточена вокруг четырех основных рекомендаций.

1. СКЛАВЕНМОРАЛЬНАЯ (НРАВСТВЕННАЯ НРАВСТВЕННОСТЬ)

Возвращаясь к моей исходной точке в начале, несколько раз отмечалось, что те, кто существует в обществе, вообще не могут понять идеи Сигараки. Их снова и снова отвергают как пустые и несимпатичные идеи. Бродяги злодея, который просто злодей.

Первые строки диалога Шигараки со Всемогущим — это вопросы о его жестокости.Он спрашивает, насколько жесткая по своей природе система, такая как система героев, может способствовать укреплению мира. Насилие и мир противоречат друг другу. Однако, несмотря на тот факт, что Шигараки мог быть прав, Всемогущий отвергает его как лжеца, выдумывающего вещи. Что его слова пусты, следовательно, бессмысленны.

Даже если Шигараки не тот, кто, как Стейн, пытается реформировать общество, помня об идеальном обществе в своем сердце, это не означает, что его утверждения пусты. В конце концов, история показала нам, что герои по своей природе жестоки.Собираетесь ли вы утверждать, что такие герои, как Бакуго и Индевор, также не являются жестокими людьми, насилие которых поощряется (хотя Бакуго, будучи ребенком, является скорее жертвой общества, не способного ограничить его отношение) системой героев?

Причина, по которой заявление Сигараки кажется пустым, заключается в том, что он просто ставит под сомнение все. Помните, весь мир Сигараки был жестоким. Его первые формирующие воспоминания — это насильственная смерть всей его семьи, а затем он был воспитан жестоким преступником.Следовательно, с точки зрения Сигараки, как он должен отличать хорошее «героическое» насилие от плохого «злодейского» насилия. Принимая во внимание, что Всемогущий был воспитан в обществе, где поощрялась защита других и защита мира.

Сигараки склонен подвергать сомнению абсолютно все и отвергать общепринятые представления о других персонажах. У всех, почти у каждого героя истории есть что-то, во что они верят. Поскольку Сигараки все ставит под сомнение и ни во что не верит, он выглядит пустым.

Даже Пятно, товарищ злодей, сначала считает Сигараки тем, кто просто убивает без всякой причины, обратите внимание, что снова появляется слово «бессмысленный». Многие из этих персонажей, выступающих против Сигараки, крайне враждебно настроены даже к мысли о том, что их действия могут не иметь смысла. Легче видеть в Шигараки пустого, бездушного человека, просто злодея.

Разница между Сигараки и Пятно в том, что Стейн все еще верит в Общество Героев. Он считает, что Общество Героев искажено, но если бы каждый герой в мире был подобен Всемогущему, ему было бы хорошо с Обществом Героев.Он принимает ценности и убеждения Общества героев, но считает, что люди просто не соответствуют им. Пятно, который называет «Общество героев» гнилой, на самом деле не так уж сильно винит Общество героев за то, что оно не оправдало себя.

Он не думает, что система, которая полагается на насильственное подавление преступников и сверхсильные наступательные причуды, которые ценят насилие над практическими причудами, виновата в неудачах общества. Фактически, Стейн считает, что нужно больше насилия. Его версия реформы заключается в том, чтобы полагаться на насилие, чтобы убить других героев, которые недостаточно героичны на его вкус.Его идеал — Всемогущий. Несмотря на то, что Всемогущий был хорошим парнем, он на самом деле не из тех, кто вообще видит недостатки в обществе героев. Он даже не видит истинной природы такого человека, как Endeavour.

Итак, ирония заключается в том, что Пятнист, радикальный девиант общества, все еще противостоит Сигараки, потому что он все еще верит в какую-то часть общества. В отсутствии веры, отказе от дорогих ему ценностей он видит врага. Тем не менее, он видит, что безрассудный отказ Шигараки от всего — это то, что может привести к изменению очереди статусов.

Я буду настаивать на этом снова и снова. Отказ Сигараки от смысла не означает, что ему не хватает мотивации для своих действий. Фактически, это мотивация и философия сами по себе, и это имеет смысл для мышления человека, который полностью находится вне общества.

В интервью Мидории мы снова видим, что Мидория полностью отвергает взгляды Сигараки, как будто у них двоих нет ничего общего. Мидория не понимает, что такое фольга с характером.Мы снова видим, по той же причине, что и Пятно, и Всех, возможно, отвергли его слова.

У этого Пятна есть причина для его насильственных действий, и это как-то поправляет его. Мидория утверждает, что насилие с разумом превосходит бессмысленное насилие. Что, Сигараки должен быть тем, кто убивает только для удовольствия и, следовательно, не может иметь рациональных аргументов в пользу своих действий. Сигараки снова не только полностью отвергают, но и считают бесчеловечным, потому что он не может ценить то, что беспрекословно ценит Мидория с самого детства.

Сигараки просто не может ценить общество героев, которое так ценит Мидория и Пятно, для него это подводило его на каждом этапе пути. Его не учили видеть различия, которые признают Мидория и Стейн. Потому что эти различия изначально были созданы людьми. Они не присущи порядку в мире. Поэтому Сигараки считает все насилие одинаковым.

Другое дело, что люди настаивают на том, что лучше иметь смысл, чем подвергать сомнению смысл во всем, но Сигараки видит, как люди, сталкиваясь с идеалами Стейна, на самом деле совершенно не заботятся о контексте его идеалов.

Пятно привлекает таких людей, как Тога, который просто навязчивый урод, который любит его за то, что он кровавый. Люди позируют в косплее Stain, но действительно ли они верят, что жестокая революция необходима для очищения общества? Или они просто думают, что он круто выглядел? Людей очень волнует смысл, но они отказываются критически относиться к так называемым значениям.

В самой последней арке мы снова видим, как еще один злодей вступает в конфликт с Сигараки, особенно потому, что Сигараки — это тот, кто ставит под сомнение их идеалы.

Re-Destro называет свои убеждения «Истинной свободой», и все же мы видим, как проявляется та же закономерность. Re-Destro по-прежнему безоговорочно верит в некоторые аспекты общества. Он считает, что люди с причудами по своей природе лучше. Поэтому им должно быть разрешено выражать свои причуды, как им нравится.

Re-Destro просто извергает еще один недостаток общества героев: яркие, жестокие причуды ценятся выше практических, потому что сила — это первое. Кроме того, он считает свои взгляды в некотором роде революционными.Самым заметным фактом является то, что Re-Destro по-прежнему является частью общества. Точно так же, как Стейн когда-то был подражателем юного героя, который мог уйти в UA, но бросил учебу, Ре-Дестро также является богатым бизнесменом, обладающим властью в обществе и влиянием на других.

Мало того, что мы буквально видим, как он использует свое богатство, влияние и связи, чтобы сокрушить посторонних. Он утверждает, что он революционер, но он использует инструменты общества, которые, по-видимому, угнетали его, чтобы поставить других на их место. Снова мы видим то же обвинение, что Шигараки заботится только о разрушении, поэтому его действия пусты и несимпатичны.

«Неужели ваша жалкая банда головорезов не имеет ничего, кроме стремления к разрушению… Несет на себе то бремя истории, которое мы несем !?»

В этот момент Re-Destro буквально прямо цитирует Ницше. Это хороший знак для перехода от Шигараки к Ницше. Слова «Бремя истории» взяты из эссе Ницше 1874 года № «Об использовании истории и злоупотреблении ею для жизни».

«Понаблюдайте за стадом, которое пасется рядом с вами. Он не знает, что было вчера или сегодня.Он прыгает, ест, отдыхает, переваривает пищу, снова вскакивает, и так с утра до ночи и изо дня в день, с его симпатиями и антипатиями, тесно привязанными к моменту, и поэтому не унывает и не утомляется. Человеку трудно засвидетельствовать это, потому что он хвастается, что его человеческий род лучше зверя, и все же с завистью смотрит на его счастье. Ибо он хочет только жить, как зверь, не утомленный и не среди боли, и он хочет этого напрасно, потому что он не хочет этого, как животное.”
Глава первая.

В первой части эссе Ницше использует метафору человека, наблюдающего за скотом. Человек считает себя выше, потому что у него есть мысль и осознание. Тем не менее, у скота есть то, чего желает человек, — счастье без страданий. Это потому, что скот существует в вечном настоящем, не испорченный тревогой о будущем или воспоминаниями о прошлом. Как и дети, у них нет истории, и за это они были бы благодарны, если бы знали, что такое история.

«Напротив, человек сопротивляется
большой и постоянно увеличивающийся груз прошлого, который толкает его вниз или кланяется
его. »
Глава первая.

Таким образом, бремя истории — это знание прошлого, которое направляет ваши действия в настоящем. То, что есть у каждого человека, независимо от того, осознают ли они, насколько это влияет на их действия. Мы верим в то, что делаем, потому что у нас есть история. Это было правдой в прошлом, следовательно, так и в будущем.Ре-Дестро считает, что, поскольку он является потомком Дестро, поскольку собственная мать Дестро называлась Матерью Причуд, история придает его действиям значение. Он также вынужден действовать из-за своей истории. Если бы он не действовал в соответствии с идеалами его предков, он поступил бы неправильно.

И еще раз, как эта свобода? Он верит в то, во что верит, не потому, что выбрал, а потому, что он унаследовал это. Поэтому его убеждения — это цепи, которые ограничивают его собственные действия, а не освобождают его.

Ницше не тот, кто отвергает все как бессмысленное и бессмысленное. Это было бы антитезой Ницше, так как ему не хватало бы критического мышления. Ницше — это тот, кто побуждает других подвергать сомнению все. Если поставить под сомнение то, что говорит общество, наша жизнь будет цениться, потому что только так мы сможем обнаружить разницу между нашими собственными ценностями и тем, что нам сказали ценить. Другая тема, на которой Ницше сосредотачивается в своей метафоре крупного рогатого скота, — это счастье против удовлетворения.То есть, проживая жизнь, не обремененную историей, корова полностью лишена страданий и поэтому счастлива. Многие думают, что цель жизни — стать счастливым, а затем защитить это счастье. Однако если это счастье принимает форму коровы, бездумно поедающей злаки, разве это действительно счастье?

«Если счастье или, в том или ином смысле, стремление к новому счастью
что держит живое в жизни и толкает его в жизнь, тогда, возможно,
Ни у одного философа нет большего оправдания, чем у циника.Для счастья
зверь, как и у полного циника, является живым доказательством правоты
цинизм.»
Глава первая.

А теперь вернемся на минутку в My Hero Academia. Сигараки, разговаривая с Мидорией, указывает на то, что все в Обществе героев живут своей жизнью, не обремененной жизненными опасностями, потому что они ожидают, что герой придет их спасет.

Слова Шигараки звучат как простое насилие, направленное против невинных людей, но он снова задается вопросом.Почему они счастливы? Они счастливы, потому что ждут, что их спасет кто-то другой. А что насчет самого Сигараки, которого никто не пришел спасти?

Он видит, что их душевный покой поддерживается не критическим мышлением и вызовом общества, а скорее невежеством. Общество Moreso поощряет людей действовать таким образом, не подвергая сомнению вещи. Самая первая строка манги — «Люди не рождаются равными…»

Тем не менее, Деку как персонаж — это тот, кто беспрекословно борется за то, чтобы общество героев оставалось таким, как оно есть.Он особенно осознает, что общество и так несовершенно, и все же не пытается каким-либо образом оспаривать эти недостатки, потому что безопасность стада предпочтительнее всего остального. Какова философия Деку? Кроме того, «спасать людей — это хорошо».

All for One даже прямо указывает на это. Герои и злодеи не являются естественными концепциями, это буквально просто вещи, которые люди изобрели в комиксах. Они существовали в сфере вымысла, пока внезапно метасилы не появились в реальном мире.Тем не менее, несмотря на то, что это всего лишь выдуманные человеческие концепции, им придают значение. Бремя истории. Ошибочное убеждение, что «все так, потому что так было всегда».

Моя цель не в том, чтобы сказать «в мире не существует таких вещей, как плохие люди» или в утверждении какого-то морального нигилизма, а в том, чтобы указать на то, во что Мидория верит и безоговорочно принимает за истину, что его вера в Героев является истиной. на самом деле бессмысленно. Это выдуманный человеческий вздор, который раньше был в комиксах.Он полностью человеческий по происхождению. Это не делает его убеждения ложными и не делает его глупым из-за того, что он во что-то верит.

Однако в то же время убеждения Мидории не являются абсолютной истиной. Сигараки не ошибается, задавая им вопросы, особенно потому, что Общество героев подводило его на каждом этапе пути. Беспрекословная вера Мидории в героев привела к тому, что он захотел спасать людей и помогать другим, и это хорошо. Однако беспрекословная вера также может привести к ужасным последствиям.Endeavour избежал наказания, оскорбив всю свою семью, потому что верил, что герои всегда хороши. Бакуго было разрешено избивать Мидорию несколько раз в детстве, потому что Бакуго безоговорочно видел себя героем и видел, как он проявляет себя как сильнейший героическим поступком.

Следовательно, неплохо все безрассудно подвергать сомнению, как это делает Сигараки. Вера в идеалы не лучше циника по своей сути. Тем не менее, Общество героев заставляет других людей НЕ ставить под сомнение эти вещи.

Вот где мы достигаем СКЛАВЕНМОРАЛЬНОЙ рабской морали. Для Ницше он видел существующее в каждом обществе каждой эпохи то, что существует, что побуждает людей не быть лучшими личностями. Для его эпохи это было христианство, для MHA — система героев, но на самом деле между ними есть немало связей. Во-первых, это система вне правительства, которая, тем не менее, оказывает наибольшее влияние на убеждения общества, а во-вторых, христианство и система героев сосредоточены вокруг одной центральной фигуры как спасителя, призванного спасти всех слабых людей.

Я думаю, что глупо говорить, что система героев является прямым отсылкой к христианству, это не то, о чем я пытаюсь сказать, просто обе эти системы вместо общества являются чем-то, что диктует ценности общества. другие люди.

Христиане, которых он довольно грубо называл ДЕЕРДЕР, хотели насладиться настоящими удовольствиями самореализации, положением в мире, интеллектуальным мастерством, творчеством, но они были слишком неумелыми, чтобы их получить. Поэтому они сформировали лицемерное кредо, осуждая то, чего они хотели, но были слишком слабы, чтобы бороться, но хвалили то, чего они не хотели, но имели.

Итак, в христианской системе ценностей бесполость превратилась в чистоту.
Слабость стала добром.
Подчинение людям, которых ненавидят, стало послушанием.
Неспособность отомстить превратилась в прощение.

Верен ли взгляд Ницше на христианство, не имеет значения. Напротив, это вопрос перспективы и истории. Несомненно, что в обществе, находящемся под влиянием христиан, к сексу относятся как к плохому, а к чистоте — как к добру, но только потому, что это человеческие ценности, созданные людьми.То, что рассматривается как основа и основа жизни, может быть так легко преобразовано во что-то другое.

Вот как Сигараки видит ценности других людей. То, за что герои сражаются и за что умирают, не имеет для него никакого значения, потому что они никогда не предлагали ему безопасность, которую они делали другим людям. Взгляд Сигараки на систему героев такой же, как у Ницше на так называемую христианскую мораль.

В «Обществе героев» каждый хочет быть героем, но простая правда в том, что подавляющее большинство людей рождаются с причудами, не подходящими для того, чтобы быть героем.Поэтому они подчиняются жизни, которой не хотят, и вместо этого становятся беспомощными, полностью полагаясь на героев. Люди верят в героев просто потому, что им говорят, что герои придут и спасут их. Они не живут той жизнью, которую хотят, а живут той жизнью, которую, как им кажется, они хотят. Поэтому Общество Героев поощряет беспомощность среди своих людей. Что также имеет дополнительное преимущество в том, что делает людей более зависимыми от системы героев и, следовательно, сохраняет свою силу.

Я хочу сказать, что не все общество плохо, а скорее, чем общества, у которых есть недостатки, с которыми следует бороться, а не игнорировать.

2. Будьте на высоте, чтобы завидовать

Зависть — это, по признанию Ницше, большая часть жизни. Тем не менее, людей учат стыдиться своих завистливых чувств, они рассматриваются как признак зла. И снова Ницше резюмирует менталитет аутсайдера, который почти всегда отвергается другими. Подобно Сигараки, которого в манге снова и снова отвергают и дегуманизируют.

Я попытался описать чувство, которое довольно часто меня мучило.я беру
моя месть за это чувство, когда я выставляю его на всеобщее обозрение.
Однако большинство людей скажут мне, что это чувство полностью
неправильного, неестественного, отвратительного и абсолютно запрещенного, что вместе с ним, на самом деле, я
показал себя недостойным могущественной исторической тенденции времени,
как это было общеизвестно, наблюдалось в течение последних двух поколений,
особенно среди немцев
Об использовании и злоупотреблении историей для жизни Предисловие

Точки зрения Сигараки — всего лишь точки зрения злодея и ничего более.

Если Сигараки снова и снова отвергают, какие люди тогда ему сочувствуют? Ответить просто, завистники. Дважды, будучи именно тем человеком, которого Система Героев отвергла бы как сумасшедшего, также было показано, что кто-то гораздо лучше понимает не только Сигараки, но и общество вокруг них в целом.

На первой панели это проиллюстрировано достаточно хорошо, точка зрения Twice — это взгляд постороннего, смотрящего внутрь. Причина, по которой он может так хорошо наблюдать, состоит в том, что он упал снаружи.Одна из первых вещей, которую замечает Twice и которую упускают из виду большинство других персонажей, это то, что Endeavour, очевидно, не тот, кто может претендовать на звание героя. Даже Всемогущий скучает по этому поводу.

Философия Twice довольно наблюдательна, особенно в отношении таких людей, как Gran Torino. Хотя герои существуют, чтобы спасать людей, на самом деле они спасают только хороших, добродетельных. До такой степени, что Гран Торино, близкий друг Шимуры Нана, который буквально осознает тот факт, что All For One чрезвычайно манипулирует людьми, сказал: «Нет, я знаю, что Сигараки никоим образом не несет ответственности за то, что его похитили и подняли этим человеком. но он уже прошел точку невозврата, он настоящий злодей.Нет никакой надежды на его спасение ».

Типа, вот что я уже говорил несколько раз перед этим. Если бы Эри, один из самых невинных персонажей манги, которую Тисаки ежедневно мучил и заражал, вырастет наименее жестоким, бабушка Торино также сказала бы, что ее тоже не стоит спасать.

Однако такой человек, как Twice, который считает себя одним из сумасшедших, способен к саморефлексии гораздо больше, чем большинство актеров.Почему? Потому что он признает свою зависть. Дважды буквально формулирует основной философский вопрос как шутку в переводе, прежде чем повторить свою точку зрения как философию.

Других персонажей поощряют полностью подавлять себя, свое негодование по поводу своих обстоятельств, свои чувства обиды и все такое. Тодороки не разрешено ненавидеть своего отца. Мономе не разрешается ненавидеть Бакуго, которого поощряли стать героем, когда над ним издевались и клеветали за его причуду. Зависть — это плохо, как злодейская черта.

Тем не менее, в зависти нет ничего плохого, если мы используем ее для того, чего действительно хотим. Каждый человек, который вызывает у нас зависть, должен рассматриваться как показатель того, кем мы можем однажды стать. Это злодеи, а не герои, которые осознают свои собственные негативные эмоции, которые на самом деле противостоят им и решают, кем они хотят быть.

Почему Деку хочет быть героем? Эммм … потому что он просто хочет.
Почему Бакуго хочет быть героем? Умм … потому что быть номером один — это круто.

Twice лучше знает, чего он хочет, и почему он этого хочет, потому что он жил, неся в своем сердце эти негативные эмоции и признавая их.

Практически каждый член Лиги Злодеев чем-то завидует. Все они полны неестественной неприязни к нормальному обществу, потому что они явно провалились сквозь трещины. Сигараки, сын Наны Шимуры, не был спасен Всемогущим. Дважды тот, кто просто пытался жить нормальной жизнью, не испытывал сочувствия к своим обстоятельствам, и ему никто не помогал. Химико думает, что живет нормальной жизнью, и не понимает, что ее причуда ненавидит других. Снова и снова все эти люди хотят нормальной жизни, которой они завидуют.

Итак, да, Сигараки отчасти мотивирован завистью к тому факту, что другие люди были спасены, а он нет, но разве это плохо? Что он должен чувствовать, когда он беспомощный ребенок и все от него отводят взгляд?

Эта зависть сама по себе неплохая вещь, это то, что направляет их к самореализации того, чего они хотят. Лига злодеев — это персонажи, которые снова и снова мы видим, как напрямую противостоят негативным элементам общества, и все же, даже если это превратило их всех в извращенных маньяков, они также выходят на другой конец, обретя это самосознание.

«Я знаю ненависть и зависть в твоих сердцах. Вы недостаточно велики, чтобы не знать ненависти и зависти. Тогда будь достаточно великим, чтобы не стыдиться их! И если вы не можете быть святыми знания, тогда я прошу вас быть хотя бы воинами ».
Так говорил Заратусра, глава 10.

3. Никогда не пей алкоголь

Сам Ницше пил только воду и молоко в качестве особого угощения. Его точка зрения заключалась не в диете, а в основе его философии.

«В европейской цивилизации было два великих наркотика: христианство и алкоголь».

Ницше ненавидел то, что притупляло боль. Он ненавидел то, что успокаивало нас, что все прекрасно, что лишает нас воли изменить нашу жизнь к лучшему.

Чтобы уточнить, Ницше был не против идеи комфорта, а скорее против избегания боли.

Подобно Сигараки, то, что ему говорят ценить, он не может ценить, потому что эти ценности подводили его на каждом этапе пути.

Злодей убил своих родителей, и ему не предложили поддержки.
Он сбил кого-то в результате несчастного случая и получил судимость, хотя и соблюдал закон.

Дважды следовали правилам общества и все равно были наказаны. Он старался честно трудиться самостоятельно, и снова был наказан. Twice считает себя не кем-то выше общества, а кем-то, кто упал намного ниже него, потому что никто не предлагает помощь таким людям, как он.

Тем не менее, это также связано с тем, что он провалился сквозь трещины в обществе и осознал, что все его так называемые ценности, которые, если вы будете следовать, будут держать вас в безопасности, Twice смог понять, чего он действительно хотел от жизни.

Путешествие Twice в буквальном смысле философское. Его воспоминания инициируются его криком «Я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО Я?» Я НЕ Я? Я! Снова и снова.

Это заканчивается осознанием того, кем он является на самом деле, чего он на самом деле хочет, и причин, стоящих за этими желаниями. Противостояние боли — ключ к реализации этих желаний.

Ницше был философски против подавления самого себя. Это заметно отличается от того, что Re-Destro считает, что если у вас есть крутые суперсилы, вы должны быть свободны просто взрывать вещи, когда захотите.На самом деле это означает, например, что. Тодороки должен жить каждый день с раной на лице. Тем не менее, Эндевор, который является причиной этой раны, не наказан за то, что он сделал. Это потому, что Endeavour — важный человек, который вызовет разлад и скандал в обществе, если станет известно о том, что он насилует детей. Следовательно, ради жестокого отца Тодороки должен подавлять себя и свои собственные потребности. Ницше утверждает, что это неправильно, что подавление «я» для служения большему благу никогда не является правильным.Тодороки не должен был молча страдать, не осознавая своей боли. Это не утешение его отрицательных эмоций, а подавление, он просто смотрит в сторону.

Таким образом, в My Hero Academia у вас есть странный случай, когда злодеи — это персонажи, которые постоянно страдают от негативных аспектов общества и сталкиваются с ними, а также их собственное недовольство тем, как обстоят дела, снова и снова. Принимая во внимание, что герои и главные герои, кажется, просто принимают очередь статусов, даже когда им это больно, как в таких случаях, как Деку, Тодороки и Хитоши.Их желание — не реформировать очередь статусов, а скорее стать ее частью.

Вернувшись в Сигараки еще раз, он живёт, полностью осознавая все свои негативные эмоции. Вот почему он так противен простым хорошим людям.

Также важно признать, что Сигараки был воспитан таким образом. «Все за один» манипулировали им, чтобы возмущать других, чтобы превратить его в оружие против Всемогущего. Сигараки неоднократно заявлял об этом: «Я все ненавижу, я хочу все разрушить, все заставляет меня чувствовать себя так.

Сигараки живет с очень ожесточенной раной, постоянно сталкиваясь с болью от этой раны. Мало того, он сам себя тошнит от собственного раскаяния и сожаления о том, что он сделал со своей семьей. В отличие от всех других людей в этой истории, которых учат подавлять для общего блага общества, Сигараки специально культивировали, чтобы выражать те же самые негативные эмоции.

Вот почему Сигараки служит ходячим идентификатором. Тень общества. Он олицетворяет недовольство каждого члена лиги.Он — подавленный элемент общества, который все чувствуют. Он есть существование Общества Героев, потому что Сигараки был создан только из-за негативных аспектов общества, от которых все отвернулись и отказались брать на себя ответственность в первую очередь. Вот почему Сигараки, который противостоит этим негативным аспектам и живет с ними, оказывается для них странно привлекательным. Он не ошеломляет себя, он всему противостоит, он все отвергает, он на все ищет ответы, он всему бросает вызов.

Вопрос о том, что привело к изменению мнения Спиннера и его лояльности по отношению к Сигараки, когда он изначально был верен Стейну, является той же самой философией. И снова Спиннер описывает себя подавленным, его живая жизнь просто принимает то, что ему сказали другие, он оставлен совершенно пустым. Он не знал, кто он такой.

Спиннер был вдохновлен не идеалами Стейна, а тем фактом, что он с кем-то противостоял, тогда как сам Спиннер всегда принимал свою судьбу в жизни.Когда Спиннер говорит, что общество задыхается, он снова говорит не как кто-то, задирая нос перед обществом, а скорее как подлинный симптом общества героев, поощряющего беспомощность. Спиннера поразило то, как кто-то действительно противостоит чему-то и отстаивает что-то, потому что он не знал, в чем заключаются его собственные ценности, потому что только другие принимали слова других.

Вот почему Спиннер переходит от вопросов к Сигараки к сочувствию, потому что теперь он понимает, что Сигараки — это тот, кто постоянно противостоит боли общества и тоже живет с этой болью.Он просто пришел к другому выводу, чем Стейн.

Пятно все еще до некоторой степени верит в общество героев, в то время как Сигараки отвергает все в нем. Он настаивает, что все это не имеет значения, потому что он не видит в этом никакого значения. Сигараки даже не так сильно верит в то, что сказал ему All For One, что имеет значение. Он по крайней мере на каком-то уровне знает, что это не поможет залечить рану на его сердце.

All For One сказал, что он сделал все это, чтобы дать Сигараки цель, и все же Сигараки видит бессмысленность всей этой цели.(Обратите внимание, это не говорит о том, что Сигараки не манипулировал и не ухаживал за ним, или, скорее, Сигараки знает, что им манипулировали Все за одного, и в любом случае решил быть злым, это просто для того, чтобы показать отказ Сигараки от ценностей, которые другие назвали ему целенаправленными. ).

Spinner все это понимает и видит, что они одинаковы. Что они оба хотят противостоять неудовлетворенности своей собственной жизнью и не могут принимать ответы других как утешение. И Спиннер, и Сигараки не хотят оцепенеть, чтобы избежать боли.Таким образом, они оба бросают вызов очереди состояний, которую принимают все остальные. Сигараки зарабатывает лояльность прядильщика в этот момент, потому что он понимает, что они двое одного вида. Вот почему дружба между Лигой Злодеев настолько сильна, что все они существуют, борясь с болью своей собственной жизни, как путь к самопознанию, и из-за этого все они видят друг друга как людей.

Конфронтация с Чисаки была буквально о том, что Шигараки не может обращаться со своими союзниками, как с инструментами, подобными Чисаки, потому что он считает их всех слишком человечными, и даже когда он произносит свою громкую речь о ненависти ко всему, он их не ненавидит.

Вот почему, несмотря на все отрицание, Сигараки не лишен любви к своим товарищам или совместной работы в лиге. Несмотря на то, что общество диктует, что злодеи не должны иметь никаких ценностей сотрудничества и дружбы, потому что только герои должны сражаться, чтобы защитить эти вещи. Сигараки, Спиннер и Твайс понимают свое желание дружбы, потому что они столкнулись с одиночеством. Эти вещи не существуют в противовес друг другу, они скорее дополняют друг друга.

«Как мало вы знаете о счастье — вы комфортные люди.Секрет полноценной жизни — опасно жить, строить свои города на склонах Везувия ».
Ницше — Веселая наука

Ницше был убежден в том, что делать ценные дела больно. Сигараки также сомневается в счастье толпы, которую он видит. Как они могут знать, что они счастливы, если они не столкнулись с невзгодами общества? Как они могут узнать, что они в безопасности, если они не столкнулись с опасностью?

Брат мой, разве война и битва — зло? Однако необходимо зло; необходимы зависть, недоверие и злословие добродетелей.
Так говорил Заратусра, глава 5.

Отрицательные аспекты эмоций, боли, зависти, ненависти столь же человечны, как и положительные. Таким образом, несмотря на то, что Шигараки бесчеловечен и рассматривается как простой злодей, он так же подвержен человеческим страданиям, как и все остальные, за исключением его борьбы с ними, о которой большинство счастливых людей даже не беспокоятся.

И снова Ницше считает, что не несчастье лучше счастья, а то, что попытки заглушить боль будут мешать стремлению к тому, что действительно сделает нас счастливыми.

4. Бог мертв / Всемогущий мертв

«Бог мертв. Бог остается мертвым. И мы его убили. Как утешить себя, убийцы всех убийц? Что было самым святым и могущественным из всего, что когда-либо принадлежало миру, истекло кровью под нашими ножами: кто сотрет с нас эту кровь? Какая вода есть для нас, чтобы мыться? Какие праздники искупления, какие священные игры нам придется изобрести? Не слишком ли велико для нас величие этого дела? Не должны ли мы сами стать богами просто для того, чтобы казаться достойными этого? »
Ницше, Веселая наука, раздел 125

Драматическое утверждение Ницше о том, что бог мертв, не так много для многих, как праздник.Он знал, что религиозные убеждения ложны, но они очень полезны, помогая нам справляться с жизненными ошибками. Ницше не против совладания или утешения, он просто против зависимости, которая притупляет боль.

Его самая известная цитата: Бог мертв, и поэтому мы должны стать Им. Он был написан в ответ на эпоху Просвещения, которая пошатнула центральное место Концепции Бога в западноевропейской цивилизации, которая была наукой во времена поздней Римской Империи. Другими словами, то, что все считали правдой, что Бог был добрым и диктовал, что правильно, а что неправильно, было наконец подвергнуто сомнению.

Ницше признал кризис, который эта «Смерть Бога» представляла для существующих моральных представлений в Европе, как они существовали в рамках христианской веры.

«Когда человек отказывается от христианской веры, он вырывает из-под ног право на христианскую мораль. Эта мораль ни в коем случае не самоочевидна … Вырвав из христианства одну главную концепцию, веру в Бога, человек ломает все: ничего необходимого не остается в руках ».

Если вы понимаете, что происхождение морали не самоочевидно, а является чем-то, что придумали люди и, следовательно, являются воображаемыми и бессмысленными, то что именно заставляет вас следовать им?

Освобождение от морали не означает в смысле этого слова Re-Destro, у меня крутая причуда, так что бегать и взрывать людей — это нормально.Скорее это означает, что нам не нужно принимать мораль, в которую нам велят верить.

Вот почему главная цель Лиги Злодеев — уничтожение Всемогущего, символа, который является доказательством праведности общества. Столп, на котором держится общество. Тот, кто укрепляет убеждения, что герои спасают людей, как факты, а не просто выдуманные человеческие ценности.

Цель Сигараки — показать им, насколько хрупка их справедливость, не потому, что он любит причинять боль людям, как простой психопат, а потому, что Сигараки — это тот, кто был ранен и терпел неудачу на каждом этапе пути.Причина, по которой Сигараки хочет все разрушить, не в том, что он психопат, а в том, что он не видит в этом никакой ценности.

Сигараки «почему бы не уничтожить все?» Показано на заднем плане, многие аспекты жизни, герои, спасающие других, друзья, смеющиеся вместе, Гран Торино, Бакуго, наслаждающийся фестивалем, Пятна веры в героев, Деку хмурится, ребенок, о котором заботятся их родители, Айзава и Тошинори, как учителя, наставляющие людей, учеников, которые растут вместе и учатся вместе.

Все это — вещи, в которых Сигараки было отказано в жизни. Как он должен видеть в них ценность? Семья, которая должна была обеспечивать его безопасность, была разлучена. Якобы добрые невинные люди закрывали глаза на его страдания. Герои, которые должны были его спасти, не спасли. Все, что имеет значение для всех остальных, никогда не относилось к Сигараки, поэтому неудивительно, что он считает все это бессмысленным.

Жизнь бесполезна для Сигараки, потому что его собственная жизнь считалась бесполезной.Его спас только тот, кто хотел использовать его только как инструмент. Он был приучен сдерживать самые негативные эмоции в своем сердце и возмущаться всем, потому что это делало его более полезным. Он буквально вырос в подвале вне общества.

Сигараки видит центральную опору общества, от которой он никогда не сможет отделиться, — Всемогущего. Кто его лично подвел.

Всемогущий был столпом, который поддерживал очередь статусов. Сигараки не может найти ответы, которые искал, пока Всемогущий существует как блок.

Вот почему с философской точки зрения Всемогущий должен был пасть. Однако в очередной раз Ницше считает смерть Бога не трагедией, а благом. Если Всемогущий ушел, тогда кто-то может подняться, чтобы заменить его.

Вот почему Всемогущий призывает Деку не только копировать его как своего преданного фаната, но и находить собственные ответы. Ницше считал, что пробел, оставленный религией, в конечном итоге должен быть восполнен.

За кризисом следует реформация, поэтому в некоторых аспектах кризис необходим.Особенно, если поддерживается общество, которое причиняет боль всем, особенно наименее удачливым из них. Сигараки нужно бросать вызов всему, подвергать сомнению все, во что верят главные герои, противодействовать им, иначе они никогда не будут подвергать сомнению свои собственные убеждения.

Бог мертв, поэтому мы должны стать как боги, или, скорее, Всемогущий мертв, поэтому мы должны стать Всемогущим.

Это означает, что даже если «герои», «мораль», «справедливость» суть выдуманные человеческие ценности, это неплохо.В конце концов, если это неправильное правосудие, то его можно пересмотреть, потому что справедливость — это не объективный факт, а что-то, что можно изменить по мере того, как меняются люди. Это означает, что, подвергая сомнению эти ценности, мы можем изменить их к лучшему. Нам не нужен Бог, чтобы говорить нам, что правильно, а что неправильно, чтобы придавать значение морали, потому что мы можем создавать свою собственную мораль и следовать ей самостоятельно.

Нигилизм, отказ от всех религиозных и моральных принципов, вера в бессмысленность жизни — это первый шаг к экзистенциализму, осознанию собственной жизни и ее смысла.Человек должен отвергать значение, сказанное другими, чтобы найти свой собственный смысл.

В том же духе точки зрения Сигараки действительны и необходимы для истории. С ними следует бороться, а не отбрасывать их как пустое безумие. Злодей — это тот, кто нарушает статус-кво и бросает вызов обществу, вместо того, чтобы возвращать статус-кво, герой должен отвечать на кризис реформами и решать проблемы в обществе, которые изначально создали злодея.

Герой нигилист: В каком произведении русской литературы появляется герой-нигилист? А)А.Н.Островский «Лес»

В каком произведении русской литературы появляется герой-нигилист?
А)А.Н.Островский «Лес»

Русский нигилист как герой английской литературы XIX-XXI веков Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

Образ нигилиста в романе И. С. Тургенева «Отцы и дети» и в романе Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» (опыт сопоставления)

РУССКИЙ НИГИЛИСТ КАК ГЕРОЙ АНГЛИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ XIX-XXI ВЕКОВ | Ушакова (Olga M. Ushakova)

Тема : И.С. Тургенев «Отцы и дети» Группа : 1ТМ-8 Предмет : Русскакя литература Дата: 19 марта 2020 г.

В каком произведении русской литературы появляется герой-нигилист?

Литературные носки-настроение от St. Friday Socks и MyBook

Экзистенциальный нигилизм Жан-Поля Сартра и Альбера Камю может помочь объяснить, почему 2016 год казался худшим из когда-либо существовавших — Quartz

Героический человек необходим, чтобы противостоять злу нигилизма

Упущено

Мы все герои, трусы, злодеи

Герои шагают вперед

нигилистов | Encyclopedia.com

Нигилизм — нигилизм в России и как русский экспорт — революционный, жизнь, Срок, Тургенева и

Купите нигилистскую записную книжку онлайн по низким ценам в Индии | Обзоры и рейтинги Nihilist Notebook

героических нигилистов и честолюбивых героев в кубе | Фильм ужасов

героев больше нет

1. СКЛАВЕНМОРАЛЬНАЯ (НРАВСТВЕННАЯ НРАВСТВЕННОСТЬ)

2. Будьте на высоте, чтобы завидовать

3. Никогда не пей алкоголь

4. Бог мертв / Всемогущий мертв

Published by alexxlab

Добавить комментарий Отменить ответ