Милитаризм это по истории: МИЛИТАРИЗМ — информация на портале Энциклопедия Всемирная история

Милитаризм — это… Что такое Милитаризм?

Милитари́зм (фр. militarisme, от лат. militaris — военный) — государственная идеология, направленная на оправдание политики постоянного наращивания военной мощи государства и одновременно с этим допустимости использования военной силы при решении международных и внутренних конфликтов. Милитаризму свойственна гонка вооружений, рост военных расходов бюджета государства, наращивание военного присутствия с политическими целями за рубежом, военное силовое вмешательство в дела других суверенных государств (как со стороны держав-агрессоров, так и со стороны агрессивных военно-политических блоков), усиление влияния военно-промышленного комплекса в экономике страны и ее внешней и внутренней политике, и, зачастую, как следствие всего этого — нарастание явлений внутреннего экономического кризиса, выражающегося в обогащении привилегированной военно-политической элиты страны, а также в истощении бюджетных ресурсов самого милитаристического государства, падении внутренних экономических его показателей. Однако под влиянием гонки вооружения в стране замечается научно-техническое развитие, а также поощряется спорт и массовая военная подготовка.

История милитаризма

Термин «Милитаризм» был применен впервые в середине 19 в. для характеристики режима Наполеона III во Франции.

После франко-прусской войны 1870—1871 и особенно с начала 20 в., милитаризм принял невиданные ранее масштабы в значительной мере под воздействием обострения противоречий между крупнейшими капиталистическими странами.

Численность армий Франции, Великобритании, Италии, России, Германии и Австро-Венгрии, составлявшая 2111 тыс. чел. в 1869 и 2653 тыс. чел. в 1889 году, достигла 3184 тыс. чел. к 1912. В ходе первой мировой войны 1914—1918 было мобилизовано около 74 млн чел.

Современный милитаризм

Милитаризм теснейшим образом связан с распространением таких внешнеполитических концепций и военно-политических доктрин, как «холодная война», «гонка вооружений», политика «с позиции силы» и «на грани войны», «контролируемая напряжённость», «психологическая война», «массированное возмездие», «гибкое реагирование», «реалистическое сдерживание» и т. д.

При режиме милитаризма одной из наиболее важных и развитых отраслей экономики является военная экономика, обеспечивающая военный (оборонный) потенциал государства.

Милитаризация экономики

Милитаризация экономики — увеличение военного сектора в общей структуре национального хозяйства отдельных государств в ущерб другим отраслям. В странах, которые не имеют собственной военной промышленности, милитаризация экономики достигается за счет возрастающей торговли оружием. Проблема милитаризации экономики остро стоит в развивающихся странах, усугубляя их общие проблемы.

Ссылки

См. также

Это называется «милитаризм» — Блоги — Эхо Москвы, 22.10.2015

«Милитаризм (фр. militarisme, от лат. militaris — военный) — государственная идеология,
направленная на оправдание политики постоянного наращивания военной мощи
государства и одновременно с этим допустимости использования военной силы при
решении международных и внутренних конфликтов» (русская Википедия).

Русская википедия
сужает понятие: милитаризм не только идеология, но и практическая политика, и,
что еще важнее, массовая психология. Английская википедия определяет милитаризм,
как стремление правительства (народа) к военной мощи и ее использованию для защиты
и продвижения национальных интересов посредством агрессивных войн. Так гораздо
точнее: идеология, политика и психология агрессии как стержень жизни.  

Мы их знаем
много. Японский. Немецкий – при Гитлере, и гораздо раньше. Французский – при Наполеоне.
А в ранней истории – так вообще видим постоянно. Стоило народу напитаться
энергией, как он отправлялся воевать, и нередко вся энергия на войну и
расходовалась. Но, конечно, не всегда – иначе бы человечество не создало бы
того, что оно создало за свою историю. Война – разрушение. А страны, включая и
весьма мощные в военном отношении, занимаются и созиданием. Поэтому нельзя
говорить, например, об американском или израильском милитаризме. Да, и о советском
тоже как-то язык не поворачивается. ГТО было готовностью не только к обороне,
но и к труду. Да и военная доктрина СССР (во всяком случае на словах – то есть
идеологически) была оборонительной: «чужой земли мы не хотим ни
пяди».    

Чем кончается
милитаризм, из истории тоже хорошо известно – ничем хорошим. Потому что хорошее
создается, а война ничего не создает. Даже надежного трона – на штыках сидеть
колко. Поэтому и конец всегда один: на смену военным успехам приходит политический
крах.

Был ли милитаризм
в истории России? Из наиболее напрашивающихся примеров – Святослав (Свайнальд
по-варяжски, так, наверное, звала сына Ольга, или Сфендослав по-гречески, у
Константина Багрянородного). Он воевал непрерывно. Но насколько можно говорить
о милитаризме русских в середине 10-го века как массовой агрессивной психологии?
Трудно сказать. Во-первых, мы просто очень мало знаем о том времени – всё больше
фантазируем. А во-вторых, и тогда, и позднее война еще долго оставалась уделом
профессионалов, не вовлекая весь народ. Русь победила Хазарию и Болгарию, но не
оккупировала, не аннексировала и не колонизировала земли побежденных. Отдельные
части Хазарии со своими обитателями стали врастать в русский ареал, но это  происходило и до Святослава. И главное – помимо
войны, которую вели дружинники Святослава, остальные люди жили своей жизнью, не
мечтая о господстве над Византией или другими землями. Скорее всего,
большинство из них о военных триумфах дружины Святослава и не знали.

Гораздо более
милитаристкими видятся временами некоторые русские княжества 12-го века. Но ни
для кого из них  ничем хорошим эта
драчливость не кончилась. То же мы видим и позднее – Россия всегда воевала, но
никогда русская жизнь не ограничивалась войной. И более того – кроме нескольких
оборонительных войн, война никогда не составляла главное содержание русской
жизни. Ни при Петре, ни при Екатерине, ни при Александре Первом, ни позднее – в
СССР. Полагавший лучшими друзьями России ее армию и флот Александр Третий
знаменит тем, что кроме как с прогрессом собственной державы, вообще больше ни
с кем не воевал. В общем, перелистывая русскую историю, можно сказать, что
милитаризм нам не был присущ никогда. Войны были, были и агрессивные, была и
гонка вооружений, и даже милитаризация экономики тоже была. Но не было ни милитаристской
идеологии, ни милитаристской массовой психологии.

Откуда же всё это
выросло сегодня?  Не большой секрет.
Погонной власти милитаризм необходим: ничего другого, кроме как драться, она не
умеет. А народу в целом такой строй мысли тоже пришелся ко двору: обида за
историческое поражение СССР еще очень сильна, а творческие способности в
значительной степени растеряны: частью убиты, частью уехали, частью вынуждены
зарабатывать себе на жизнь нетворческими занятиями. Соответственно, и престиж
любого творчества, любого созидания поусох. Что остается? Копить деньгу? Это
занятие не для всех. Даже в мечтах. А вот доказать своими кулаками, что мы
самые-самые, – это как раз подходяще. Для тех, у кого нет других доказательств.

Вот так и
получили мы эту заразу. Почему заразу? Потому, что она убивает. И государство –
это совсем быстро происходит. И душу народа. И это тоже происходит быстро.

Необратимо? Нет,
обратимо. Но воскресает убитая милитаризмом душа, проходя через страшные муки.

Это мы себе и готовим
– крах государства и мучительное будущее.

Можно ли здесь
что-то изменить, предотвратить? Боюсь, в том состоянии, в каком мы пребываем
сегодня, говорить о предотвращении поздно – наше падение остановить сможет
только дно.

Но и
тогда жизнь не кончится. 

Милитаризация и милитаризм — что это такое

Обновлено 24 июля 2021

1. Что такое милитаризм
2. Милитаризация — что это
3. Влияние милитаризации на экономику

Здравствуйте, уважаемые читатели блога KtoNaNovenkogo.ru. С 60-х годов прошлого века в моду вошел стиль милитари, популярность которого не снижается уже полвека.

Одежда цвета хаки, камуфляжная расцвета вещей от сумок до автомобилей, милые вещицы в виде пуль.

Но так ли все безобидно, как кажется. Милитаризация – что это такое в жизни современного общества, каковы его причины – будем разбираться.

Что такое милитаризм

Слово происходит от латинского «militaris», что в переводе означает «военный».

Человечество агрессивно само по себе и это доказывает череда нескончаемых войн, которые бушевали вплоть до изобретения ядерного оружия, которое стало ставшего инструментом сдерживания этой агрессии (гарантируя полное уничтожение всех и вся).

Сам по себе милитаризм — это постановка экономики и идеологии на военные рельсы.

Пустив все имеющиеся ресурсы на военные нужды, можно было достигнуть существенного превосходства над противником и гарантировать себе либо победу над ним, либо его бездействие, когда у него будут отнимать «нажитое непосильным трудом» (колонии, территории, ресурсы, влияние).

Имеется несколько определений понятия «милитаризм». Например, Брокгауз и Эфрон в своем толковом словаре указывают, что:

это – приспособление большинства государственных функций к цели получения военного превосходства.

Ожегов в своем словаре по примеру большинства советских социологов и политиков определяет милитаризм:

как политику увеличения военной мощи империалистических государств.

Она проводится для захвата чужих территорий и ресурсов. Примеры таких стран вы знаете.

Столь любимая многими Википедия говорит нам, что:

милитаризм — это идеология государства и психология народных масс, цель которой — захватнические войны. При ее внедрении наблюдается подчинение экономики интересам агрессивной внешней политики.

Но это не вся правда. Если одна страна наращивает свою военную мощь, то другие не могут сидеть и ждать, пока это мощь обрушится на них. Они начинают проводить ответную политику, которая в итоге приводит к гонке вооружений.

Например, есть страна, имеющая 10 авианосцев и 20 тыс. самолетов плюс военный бюджет в 700 миллиардов долларов. Но при этом говорящая о себе, как о гаранте мира и демократии.

Другие страны, против которых может быть направлена эта мощь, просто обязаны укреплять свою оборону. Но эта, уже вооруженная до зубов страна, начинает кричать про милитаризацию ее потенциальных противников и о том, что как это не хорошо.

Капая на мозг их граждан, она пытается убедить их, что военные бюджеты нужно раздать пенсионерам и страждущим. При всем при том, в этой стране больше всего процент бездомных, обездоленных и заключенных от общего числа населения. Какая трогательная забота о незащищенных слоях других стран. Не находите?

Милитаризация — что это

История Мира – это нескончаемая череда войн.

Стоит вспомнить Древний Рим и Спарту – государства, построенные по военному принципу. Но до изобретения пороха при простоте военного дела милитаризма не было. Он возник с появлением новой военной техники: мушкеты, артиллерия потребовали наличия постоянных армий.

Чтобы понять, что такое милитаризация и историю ее возникновения, обратимся к периоду правления Наполеона III во Франции. Именно его режим современники окрестили – «militarisme». Слово это в переводе с французского означает «военный».

В отличие от своего знаменитого предка, решившего покорить Россию в 1812 году, особой славы он не снискал, зато втягивал страну во множественные военные конфликты в Европе, Азии и Америке. Чтобы воевать, в стране увеличивали численность солдат, объем производимого и закупаемого оружия и сырья для его создания.

Самые масштабные и кровавые мировые войны пришлись на XX век, когда в вооруженные конфликты оказались втянуты государства всех континентов. В результате во второй половине XX века страны поделились на два враждующих лагеря, вовлеченных в гонку вооружений: страны НАТО и Варшавского договора.

О победе в ней речи не шло. Но чтобы не проиграть, требовалось новое вооружение: ядерные боеголовки, самолеты, бронетехника.

Для их производства нужны денежные средства, рабочие руки, а главное – изобретатели.

Развитие военной мощи возможно, только когда на нее работает экономика, наука, социальные, общественные и политические сферы.

Милитаризация – это перестройка и приспособление всех отраслей жизни к следующим целям:

1. Увеличение численности армии.
2. Создание новых образцов оружия и военной техники.
3. Увеличение боезапаса.
4. Внедрение идеологии необходимости захватнических и оборонительных войн.

В зависимости от эпохи и страны, в которой милитаризм развивался в дальнейшем, он имел индивидуальные особенности. Но милитаризации страны присущ ряд общих черт:

1. При решении внутренних и внешних конфликтов прибегают к помощи военных формирований, делая ставку на насилие.
2. В обществе культивируют идею необходимости ведения войн с целью обороны или захвата новых территорий.
3. Среди населения разжигают национальные противоречия, идеи расистов и шовинизм (что это такое?). Подчеркивается «богоизбранность» одного народа.
4. Существенное влияние на управление страной и общественную жизнь военной элиты.

Как пример, возьмем опять ту же страну с военным бюджетом, превосходящим в разы идущие за ней в гонке вооружений страны вместе взятые. Если кто забыл, то «самую миролюбивую» в мире (по их словам). По пунктам:

1. Эта страна имеет 1000 военных баз по всему миру и участвовала она за последние полсотни лет в сотне военных конфликтов.
2. Все войны ведутся во имя защиты интересов этой заокеанской страны (почему ее интересы распространяются на весь мир — выносится за скобки).
3. Как сказал их предпоследний президент — они «исключительная (избранная) нация». Все, что они делают пахнет только фиалками.
4. Пентагон (упс, проговорился) и два десятка других силовых ведомств лобируют рост военного бюджета и, по сути, манипулируют правительством и законодательной властью.

И запомните главное — все это запрещено повторять (даже в малых дозах) другим странам. Почему? Сами подумайте.

Влияние милитаризации на экономику

Развитие милитаризации в стране без перенаправленности экономики невозможно. Это значит, постоянное увеличение бюджетных средств, расходуемых на оборонно-промышленный комплекс.

В стране отстраиваются новые заводы по производству вооружения или перестраиваются старые. Следствием становится уменьшение ассигнований на развитие культуры, искусства, социальной поддержки населения. Увы и ах.

К положительным моментам экономической милитаризации относится развитие целого ряда научных отраслей, связанных с производством объектов, необходимых для функционирования армии:

1. Электроника.
2. Ядерная физика.
3. Информационные технологии и пр.

Такой экономический скачок имеется при милитаристической экономике в краткосрочной перспективе не более 50 лет. Если далее производимое вооружение не поступает на экспорт, производительность экономики снижается, т.к. внутри страны изготовление большого количества оружия не окупается.

Милитаризация – что это благо или вред? Никто не сможет дать точного ответа на этот вопрос.

Человеческое общество не научилось решать конфликты без военного вмешательства, значит, страна должна иметь силы для защиты.

Поэтому полный отказ от милитаризма невозможен, особенно для стран, имеющих богатые природные ресурсы, а значит, представляющих интерес для крупных корпораций мира.

Хочешь мира — готовься к войне.

Удачи вам! До скорых встреч на страницах блога KtoNaNovenkogo.ru

Эта статья относится к рубрикам:

Милитаризация всех сфер жизни общества – проблема XIX – XX веков

Милитаризм – тип государственной политики, нацеленный на усиление военной мощи страны и допускающий решение международных и внутренних конфликтов с помощью военных средств.

История милитаризма

Первым милитаристским государством считается Франция середины XIX века при политике Наполеона III. Но после международных конфликтов конца XIX века милитаризм приобрёл всеобщий масштаб. Практически все ведущие страны мира, например, Германия, Российская Империя, Франция, Великобритания, стремились усилить военную мощь, так как международная обстановка была крайне неспокойной.

В XX веке милитаризация экономик развитых стран была связана с явлением холодной войны. Два противоборствующих блока, СССР и США, переделали экономику страны на военный лад, развязали продолжительную гонку вооружений. Практически все технические и научные исследования были направлены на усиление военного потенциала страны.

К концу XX века международное сообщество приняло ряд решений по ограничению степени милитаризации всех государств, но отголоски гонки вооружений и политики милитаризма чувствуются в мире и до сих пор.

Последствия милитаризма

Милитаристический тип идеологии полностью сформировался лишь со становлением капиталистического общества и принёс с собой массу последствий. С одной стороны, милитаризм повлёк усиление гонки вооружений, увеличение военной статьи расходов в бюджете, раздел мира между колониальными государствами и, как следствие, нарастание дифференциации между развитыми странами и странами третьего мира.

Были и положительные последствия политики милитаризма. Так, в милитаристских государствах наблюдался резкий скачок в развитии техники и науки, так как гонка вооружений требовала разработки новых типов оружия и оборудования заводов и фабрик. Идеологическая пропаганда в таких странах поощряла занятия спортом, здоровый образ жизни и службу в армии, так как способное защитить свою страну население вдвойне увеличивает мощь милитаристского государства.

Время созерцательного милитаризма — Ведомости

В госпропаганде и публичном дискурсе современной России тема войны и военных приготовлений чуть ли не доминирует. Можно ли назвать это явление милитаризмом, если в большую войну никто не верит и всерьез никто к ней не готовится?

Настоящий, классический милитаризм, расцвет которого пришелся на период со второй половины XIX по первую половину XX в., изрядно себя скомпрометировал, а потому как явление распался. В его основе союз элиты и широких народных масс в деле военного завоевания материальных и символических благ. Завоевываются они путем аннексий, оккупаций, захватов, конфискаций, колонизаций, подавлений и иных подобных мероприятий, в результате которых одни люди получают возможность эксплуатировать других – чужих. К Первой мировой войне готовились долго и обстоятельно, вступили в нее с энтузиазмом. Мало кто против войны возражал, так что в странах-участницах случилось небывалое единение классов, сословий, различных кругов общества, включая богемные. Ожидали общего блага при минимальных издержках, думали о войне, которую ведут ради обоснованно выбранных целей, по правилам военной науки, мобилизуя силы эффективного хозяйства, используя совершенные вооружения, опираясь на принципы гуманитарного права и христианское милосердие. Если люди считают, что построенная ими цивилизация – это венец истории и прогресса, то война как один из политических инструментов этой цивилизации получает вполне респектабельный статус.

Это и называется быть милитаристом, правда наивным. Такой милитаризм происходит от неопытности, от нежелания думать, а также от влияния нравов старой элиты. Не обращать внимания на издержки и выбирать цели, не думая об их рациональности, – это черты элитарного демонстративного потребления. Отсюда и нетрезвые азартные игры, к числу которых принадлежала и принадлежит так называемая геополитика – развлечение гораздо более интересное, нежели карты и рулетка. «Играть» с полетом означает уверовать в национальную судьбу, расовый принцип, народный дух, исторический закон, мнение святых отцов, жены или дворецкого или же просто возжелать тут спрямить границу, тут взять под покровительство, а тут выйти к теплому морю и на этих верованиях и желаниях начать строить политику. Главное – это удовольствие от процесса разрисовывания карты и глобуса, от втыкания в них цветных флажков, от парадов, от разговоров про утирание чьего-то носа, затыкание кого-то за пояс и указание кому-то его места, от того, что, как кажется, можно делать, что хочешь, а хотеть, что заблагорассудится. Когда же по случаю затеянная война оканчивается поражением, а социальные проблемы выливаются в революцию, можно меланхолически попросить не огорчать себя плохими новостями. Элита передает это свое увлечение азартными политическими фантазиями нижестоящим слоям непроизвольно, в силу неизбежного превращения элитарного образа жизни, языка, ценностей и т. д. в эталон для остальных. Потому старый, лихой и вполне народный милитаризм можно назвать безмозглым.

Ему на смену приходит милитаризм цинический. Он насаждается элитами, которые одни только и рассчитывают на получение выигрыша в войне, чудовищный характер которой ни для кого не является секретом. Успех в насаждении цинического милитаризма связан с тем, насколько общество способно к дезинтеграции. Рядовой человек – потенциальный участник войны и носитель ее издержек – не ожидает теперь выгод, но стремится повысить свои шансы на выживание и минимизировать свой ущерб. Сделать это можно только за счет того, что кто-то другой окажется в худшем положении. Дезинтеграция наступает в тот момент, когда, руководствуясь формулой «умри ты сегодня, а я – завтра», люди вступают в борьбу за позиции, позволяющие оказаться подальше от передовой и поближе к усыхающим источникам благ. Это происходит на фоне милитаристской и патриотической пропаганды, на фоне борьбы с отщепенцами и предателями, что заставляет людей глубоко прятать свои подлинные мотивы, еще более их разделяет и создает весомое основание для поддержания сложившейся системы отношений, ведь чем более выгодное положение я занимаю, тем более я заинтересован в его сохранении и тем самым в сохранении всего милитаристского уклада общества.

Нынешний милитаризм имеет двойственную природу. Во-первых, он риторический и в нем сочетание мотивов безмозглой удали и цинического расчета формирует у граждан определенные ожидания и эмоции, а также информирует их о текущем формате отношений власти и общества. Все тут сбалансировано. Духоподъемные геополитические бредни, сюжеты военных приготовлений, маленькие военные экспедиции то в Африку, то в Латинскую Америку, «Сирийский экспресс» оттеняются заявлениями в духе «Погибнем, но не уступим!», что предлагает увидеть в ближнем конкурента в деле выживания. Поэтому в речах Владимира Путина, в речах пропагандистов, в той или иной анималистической форме обеспечивающих ему подзвучку, рациональный россиянин слышит ясное и определенное послание. Состоит оно в том, что богаче он жить не будет, а будет, напротив, беднеть, что права и свободы его невелики и будут сокращаться и что сопротивление с его стороны будет жестко подавляться. В целом, конечно, ничего нового, все это слышится и в других посланиях, включая новогодние поздравления.

Во-вторых, нынешний милитаризм имеет характер созерцательный. Россияне в целом отдают себе отчет в реалиях современного мира – в частности, понимают, что для развитых современных обществ не то что тотальная, а даже локальная война (которую не следует путать с карательной операцией) как средство достижения каких бы то ни было целей неприемлема. Известно также, что и сами эти общества не представляют военной угрозы друг для друга. Россия не исключение – у нас нет ни внешних врагов, ни военных опасностей. Но коль скоро ведется так называемая гибридная война, которая состоит из небольшого масштаба пакостей, гадостей и провокаций, то почему бы не культивировать и гибридный милитаризм? Суть его состоит в том, что власть предлагает гражданам получать от этих пакостей, гадостей и провокаций удовольствие, причем без тени ответственности за соучастие.

Захватил ли созерцательный милитаризм российское общество или его содержание осталось текстом послания власти народу? Центральный вопрос – отношение к войне с Украиной. С самого начала война эта ведется одновременно на фронте эмоций российских граждан и на фронте реальном, причем первый фронт, конечно, главный. Получали ли наши сограждане когда-либо удовольствие от созерцания картин этой войны, жертвами которой стало более десяти тысяч убитых, десятки тысяч раненых и сотни тысяч беженцев, считают ли себя наши сограждане свободными от ответственности за эту войну? Думаю, что удовольствий особых не было и раньше, но сейчас их нет и в помине, а неприятный вопрос об ответственности получил прояснение: мы уже несем ее всем обществом и нести будем долго. Содеянное в этой войне оправдать нельзя, а созерцательный милитаризм оказался формой, в которой власть пытается разделить свою ответственность за украинскую войну с гражданами.

Никакие мультики, маневры, заморские спецоперации, броски, рывки, Юнармия, «Осоавиахим» и прочие появления военной бодрости ситуацию не спасут, и перспективы милитаризма плохи. Ничем, кроме дискурсивного инструмента, он быть сегодня не может. Люди серьезно относятся к тому, что сообщает им власть в тех или иных «словах», смысл которых не нужно прочитывать буквально, но чем позорнее, унизительнее, лживее сообщаемое, тем больше презрения они испытывают к доносящим его словам. Самые горькие и позорные обстоятельства российской действительности воплощены сегодня именно в дискурсе милитаризма.

Автор — философ, приглашенный преподаватель Европейского университета в Санкт-Петербурге

Мы живем в мире, где Большая Война невозможна — Российская газета

23 февраля — повод поговорить о роли милитаризма сегодня.

Война была во всех странах Главной, почти сакральной ценностью (кстати, ВСЕ армии знали: с нами Бог!), главным источником национальной гордости. Императоры, короли, цари, султаны были прежде всего военными, все аристократы были военными, уклониться от службы — позор. Кроме чести, участие в войне — способ пробиться в политическую элиту, получить не только титулы, но и земли. Лишь в XIX веке стали открываться иные пути карьеры — через выборы в США, Англии, Франции, через гражданскую службу — в Германии, России, с помощью денег — везде. Тем не менее до 1914 г. Армия оставалась Главной Скрепой, становым хребтом практически любого Государства. Знаменитая фраза Клаузевица «война есть продолжение политики другими средствами» может быть перевернута: политика была средством (важнейшим!) подготовки к войне. «Хочешь мира — готовься к войне» (т.е. наращивай военную мощь) считалось самоочевидным. Все как могли наращивали. Вот только мира не было: история была чередой почти непрерывных войн. Видно, мало наращивали…

Советская власть, родившаяся из Гражданской войны, была куда более милитаристской, чем Российская Империя начала ХХ века. Диктатура Партии и милитаризм составили общий пазл. Идеология обещала военное столкновение с империалистическим Западом, все должно работать на эту конечную цель. Поэтому сердцевиной госэкономики был ВПК, прочее — по «остаточному принципу». Сами принципы советской административной, внерыночной экономики будто нарочно придуманы для ВПК.

Советская власть, родившаяся из Гражданской войны, была куда более милитаристской, чем Российская Империя начала ХХ века

После ВОВ, которая стала главным событием не только для страны, но практически для любой семьи, дух милитаризма изменился. Главным стал другой лозунг, глубоко вошедший в душу народа, — «только б не было войны!». Но по старой логике (хочешь мира — готовься к войне) это опять вело к абсолютному примату ВПК. В такой ситуации вполне логично, что именно и только в ракетах, ЯО СССР достиг высшего Мирового уровня при постыдном состоянии отраслей, работавших «на благо человека». Что ж, при таких раскладах Мощь ВПК (ее внешняя проекция — успехи в Космосе) стала восприниматься не только как гарантия безопасности, но и как «утешение» в житейском убожестве, хотя само это убожество было во многом следствием милитаризации экономики. Словом, ВПК (в котором вместе с армией было занято в 1980-е гг. свыше 10 млн чел., около 12% трудоспособного населения) было стержнем всего: политики, экономики, национальной гордости, самоуважения.

Тем временем Мир необратимо изменился.

СССР был неоригинален: и на Западе ВПК был наиболее технически развит в ХХ веке, хотя, конечно, разрыв с мирными областями экономики не был таким чудовищным. В целом за свою Историю Человечество больше всего преуспело в благородном деле войн и достигло такого совершенства, что по законам диалектики пришло к важной развилке. Дальше — или «отрицание милитаризма», или «отрицание Человечества».

Фактический и логический финиш II МВ — Хиросима — показал, как ТЕХНИЧЕСКИ можно обеспечить «окончательное решение Человеческого вопроса». ЯО наконец-то дало людям реализацию вековой Мечты об Абсолютном Оружии. Это орудие реального САМОУБИЙСТВА. Выяснилось, что Человечество: а) смертно б) внезапно смертно.

И вот, впервые в своей Истории реально занеся ногу над Краем, Человечество «вздрогнуло». С тех пор пытается как-то «попятиться» от Пропасти, но, конечно же, все заботятся как бы «сохранить лицо» друг перед другом («только после вас или хотя бы строго вместе с вами»). Прежде всего это стало политической и психологической проблемой для главных военных держав — США и РФ.

II Мировая стала Последней Большой войной, т.е. войной между Великими (имеющими ЯО) странами. По крайней мере таких войн нет уже 74 года — небывалый срок в Истории. Вдруг все прежние Высокие цели войн (территории, религия, государственный престиж и т.д.) как-то сдулись. Скажем, немцы и французы, едва ли сейчас могут понять зачем они 3 раза (!) воевали «за Эльзас». Гонка вооружений, конечно, выгодный бизнес для ВПК, но применяется ничтожная часть этого оружия и только против «овец», да и то… США проиграли в Корее и Вьетнаме, СССР — в Афгане. И никто не применил ЯО, хотя у противника его нет, «ответки» не будет. Но это просто ПСИХОЛОГИЧЕСКИ НЕВОЗМОЖНО. Вообще, «дьявольское обаяние Войны» сильно потускнело в глазах народов.

Но важны цели Войны или нет, куда важнее другое. Теперь в Войне ядерных стран никто никого не победит, зато уничтожат друг друга — наверняка. И тогда, «после Цивилизации», причины «ради которых» ее совместно уничтожили, изучать будет некому. Значит, ЯО, которое интуитивно все еще кажется Кольцом Власти, на деле невозможно применить, это «кольцо в себе». В такой ситуации единственная возможная причина Большой Войны — ТЕХНИЧЕСКАЯ ОШИБКА компьютера, ложное сообщение о «вражеской атаке», которое может запустить механизм взаимоуничтожения. Значит, «если хочешь Мира», повышай меры политического доверия и технического контроля, ни в коем случае не ставь ракеты так, чтоб уменьшилось подлетное время.

Немцы и французы, едва ли сейчас могут понять зачем они 3 раза (!) воевали «за Эльзас»

Де-факто мы УЖЕ живем в мире, где Большая Война и РЕАЛЬНАЯ угроза такой войны невозможны. Но мы это не до конца осознаем. Чем станет Высокая Политика, когда из нее психологически выпадет тысячелетний стержень — угроза Большой войны? Нет, это будет не «конец Истории» — именно потому, что Войны не будет, История не кончится. Но это станет началом совсем новой, непостижимой для нас постмилитаристской Истории.

отказ от милитаризма — единственный путь для спасения «загнивающей американской империи» — ИноТВ

Отказ от политики милитаризма сегодня — единственный путь для США, который поможет стране восстановить былое величие, уверены авторы Salon. По их мнению, властям Америки нужно признать, что единственная надежда превратить загнивающую, упадническую империю в динамичную и процветающую постимперскую нацию — это резко и решительно сместить национальные приоритеты на программы социального подъёма.

Во время американской кампании в Ираке в 2004 году один из советников Джорджа Буша сказал: «Теперь мы — империя, и когда мы действуем, мы создаём собственную реальность». Он отверг мнение своего собеседника, что государственная политика должна строиться на общности и реализме и добавил: «Мы — вершители истории, и вам, всем вам, остаётся лишь изучать наши поступки». Как пишут авторы Salon, 16 лет спустя американские войны и военные преступления, случившиеся по вине администрации Буша, разнесли хаос и насилие повсюду, и «это историческое сочетание беззакония и неудач подорвало международную мощь и авторитет Америки».

Как отмечают авторы статьи, после Второй мировой войны американцы росли в тщательно продуманном неведении о самом существовании американской империи, а мифы, сплетённые для её сокрытия, создали плодородную почву для сегодняшних политических разногласий и раскола. И лозунг Трампа «Вернём Америке былое величие», и обещание Байдена «восстановить лидерство Америки» — лишь ностальгия по плодам американской империи.

«Всякая успешная империя расширяла свои обширные территории и управляла ими сочетанием экономической и военной мощи. Даже в неоколониальную фазу американской империи роль американских военных и ЦРУ заключалась в том, чтобы распахнуть двери, через которые американские бизнесмены «устремлялись за флагом», открывая компании и осваивая новые рынки. Но теперь милитаризм США и экономические интересы Америки разошлись», — пишут авторы материала.

Хорошим показателем этого является то, что, за исключением считанных военных подрядчиков, американские компании не пошли за флагом ни в Ирак, ни в нынешние зоны боевых действий. Спустя 18 лет после вторжения США крупнейшим торговым партнёром Ирака остаётся Китай, Афганистана — Пакистан, Сомали — Объединённые Арабские Эмираты, а Ливии — Европейский Союз. В итоге, вместо того чтобы открывать двери крупному бизнесу или поддерживать дипломатический авторитет Америки в мире, американская военная машина США превратилась «в слона в мировой фарфоровой лавке».

На фоне США Китай и ЕС стали основными торговыми партнёрами большинства стран мира. Америка же, хоть и по-прежнему является региональной экономической державой, но даже в Южной Америке большинство стран теперь больше торгуют с Китаем. 

«Американский милитаризм лишь ускорил эти тенденции, растратив ресурсы страны на оружие и войны, покуда Китай и ЕС инвестировали в мирное экономическое развитие и инфраструктуру XXI века», — констатируют авторы материала.

Они напоминают, что десятилетия назад Мартин Лютер Кинг — младший предупреждал, что «страна, которая год за годом тратит больше денег на оборону, чем на программы социального подъёма, движется к духовной гибели». Поэтому США сегодня необходимо признать, что единственная надежда превратить загнивающую, упадническую империю в динамичную и процветающую постимперскую нацию — это резко и решительно сместить национальные приоритеты с неуместного и губительного милитаризма на программы социального подъёма.

Милитаризм как причина Первой мировой войны

Британский пропагандистский плакат военного времени, изображающий «безумного зверя» германского милитаризма

Милитаризм — это вера или система, в которой военные превозносятся, а их потребностям и соображениям уделяется чрезмерное внимание или приоритет. Милитаризм был мощной силой в Европе 19 и начала 20 веков. Хотя милитаризм сам по себе не стал началом Первой мировой войны, он спровоцировал мощную гонку вооружений и подорвал роль дипломатии как средства разрешения споров.

Определение милитаризма

Милитаризм — это философия или система, подчеркивающая важность военной мощи. Альфред Вагтс, немецкий историк, участвовавший в Первой мировой войне, определил это как «доминирование военного над гражданским, чрезмерное преобладание военных требований, упор на военные соображения».

В милитаристских странах генералы и адмиралы часто действуют как де-факто правительственных министров или должностных лиц, консультируя политических лидеров и влияя на внутреннюю политику.Неудивительно, что это приводит к значительному увеличению расходов на оборону и вооружение.

В конце 19 — начале 20 века милитаризм подпитывал гонку вооружений, которая привела к появлению новых военных технологий и увеличению расходов на оборону. Милитаризм также сформировал культуру, прессу и общественное мнение. Газеты называли военачальников героями, враждующие страны изображали опасных агрессоров и регулярно высказывали предположения о возможности войны.

Другие «измы»

Милитаризм и два других «изма», национализм и империализм, были неразрывно связаны.Это были системы, идеологии или способы мышления, которые усиливали и усиливали друг друга.

В XIX и начале XX веков военная мощь считалась мерой национальной и имперской мощи. Сильному государству нужна была мощная армия для защиты своих интересов и поддержки своей политики. Сильные армии и флот были необходимы для защиты родины, защиты имперских и торговых интересов за рубежом и предотвращения угроз.

Войны избегали там, где это было возможно, но ее также можно было использовать для продвижения политических или экономических интересов страны.Как писал в 1832 году прусский военный теоретик Карл фон Клаузевиц, война была «продолжением политики другими средствами».

В XIX веке европейское сознание, политика и военная мощь стали неразделимы, так же как политика и экономическое управление стали неразделимы в современном мире. Правительства и лидеры, которым не удавалось содержать армии и флот для защиты национальных интересов, считались слабыми или некомпетентными.

Прусский милитаризм

На этой сатирической карте 1868 года показаны прусские милитаристы (синим цветом), смотрящие на восток.

Немецкоязычное королевство Пруссия считается источником европейского милитаризма.До объединения Германии в 1871 году Пруссия была самым могущественным из германских королевств. После объединения немецкое правительство и вооруженные силы были основаны на прусской модели, и многие немецкие политики и генералы были юнкерсов (прусская знать, владеющая землей).

Прусская армия была реформирована и модернизирована в 1850-х годах фельдмаршалом фон Мольтке Старшим. Под руководством фон Мольтке армия Пруссии внедрила новые стратегии, улучшила подготовку своих офицеров, представила современное вооружение и внедрила более эффективные средства управления и связи.

Сокрушительное военное поражение Франции Пруссией в 1871 году доказало, что ее армия является самой опасной и эффективной военной силой в Европе. Эта победа также обеспечила объединение Германии, а это означало, что прусский милитаризм и немецкий национализм стали тесно переплетаться.

Прусские командиры, личный состав и методология стали ядром новой германской имперской армии. Немецкий кайзер был его верховным главнокомандующим; он полагался на военный совет и начальник генерального штаба, состоящий из юнкерских аристократов и кадровых офицеров.Когда дело доходило до военных вопросов, Рейхстаг (избранный гражданский парламент Германии) выполнял не более чем консультативную роль.

Милитаризм в других странах

Социалисты, такие как немец Карл Либкнехт, выступали против милитаризма как регрессивной и опасной идеи

В других странах Европы милитаризм был более сдержанным и менее вопиющим, но при этом оставался мощной политической и культурной силой.

Британский милитаризм был более сдержанным, чем его немецкий аналог, но, тем не менее, все еще очевиден.Военная мощь считалась необходимой для поддержания британских имперских и торговых интересов. Королевские военно-морские силы, являющиеся крупнейшими военно-морскими силами мира, занимались защитой судоходства, торговых путей и колониальных портов. Британские сухопутные войска поддерживали порядок и навязывали имперскую политику в Индии, Африке, Азии и Тихоокеанском регионе.

Отношение британцев к вооруженным силам претерпело резкую трансформацию в течение 1800-х годов. В прошлом веке многие британцы считали армии и флот неизбежным злом.Их ряды были заполнены отбросами низших классов, их офицеры часто были аристократами-неудачниками и бездельниками. К середине XIX века это отношение изменилось, и военная служба рассматривалась скорее как благородное призвание, как самоотверженное служение своей стране. Как и в Германии, британских солдат прославляли и романтизировали в прессе и массовой культуре.

Неважно, служили ли они в Крыму или в далеких колониях, британских офицеров приветствовали как джентльменов и безупречных лидеров. Военнослужащие были хорошо обучены, решительны и готовы принести высшую жертву «ради короля и страны».Представление о солдатах как героях было воплощено в стихотворении Теннисона 1854 года «Атака легкой бригады » и отражено в дешевых романах «безумный» о зарубежных войнах и сражениях, как реальных, так и воображаемых.

Военная модернизация

Военные победы, будь то в колониальных войнах или крупных конфликтах, таких как Крымская война (1853-56) или франко-прусская война (1870-71), только повысили престиж европейских военных и еще больше усилили национализм.

Напротив, военное поражение (например, поражение России от Японии в 1905 году) или даже дорогостоящая победа (как Великобритания в англо-бурской войне 1899–1902 годов) может выявить проблемы и усилить призывы к военной реформе или увеличению расходов.

Практически каждая крупная европейская нация участвовала в той или иной форме военной реформы и обновления в конце 1800-х — начале 1900-х годов. В Германии военная экспансия и модернизация были горячо поддержаны недавно коронованным кайзером Вильгельмом II, который хотел претендовать на «место под солнцем» своей страны.

В Великобритании гонка вооружений была вызвана не монархией, а общественными интересами и прессой. В 1884 году видный газетчик У. Т. Стед опубликовал серию статей, в которых говорилось о том, что Великобритания не была готова к войне, особенно в плане своей военно-морской обороны.Группы давления, такие как Британская военно-морская лига (образована в 1894 г.), агитировали за новые корабли и персонал. К началу 1900-х годов Военно-морская лига и пресса призывали правительство ввести в эксплуатацию больше дредноутов (линкоров). Один из популярных слоганов звучал так: «Нам нужно восемь [дредноутов], и мы не будем ждать!»

Гонка вооружений

Как следствие, военные расходы Европы в период с 1900 по 1914 год взлетели до небес. В 1870 году совокупные военные расходы шести великих держав (Великобритании, Франции, Германии, Австро-Венгрии, России и Италии) составили в эквиваленте 94 миллиона фунтов стерлингов.К 1914 году он увеличился в четыре раза до 398 миллионов фунтов стерлингов.

Германские оборонные расходы за этот период увеличились на 73 процента, затмевая рост во Франции (10 процентов) и Великобритании (13 процентов). Между 1898 и 1912 годами правительство Германии приняло пять различных законов о флоте, чтобы расширить военно-морскую мощь страны.

Расходы на оборону России также выросли более чем на треть. Позорное поражение России от японцев (1905 г.) побудило царя отдать приказ о масштабной программе перевооружения.К 1910-м годам около 45 процентов государственных расходов России направлялось на вооруженные силы по сравнению с 5 процентами на образование.

Военное расширение

Каждая крупная европейская держава, Великобритания, исключила, ввела или увеличила военную службу для расширения своих армий. Германия добавила в свою армию 170 000 штатных солдат в 1913-1914 годах, резко увеличив при этом свой флот.

В 1898 г. четвертый Закон о флоте правительства Германии предписал построить 17 новых судов.Берлин также возглавлял строительство военных подводных лодок; к 1914 году в германском флоте было 29 действующих подводных лодок. Этот быстрый рост военно-морской мощи Германии вызвал в Британии неистовство и тревогу в прессе. Лондон ответил на расширение военно-морского флота Германии, введя в строй 29 новых кораблей для Королевского флота.

В следующей таблице приведены оценочные расходы на оборону и военные расходы семи основных стран в период с 1908 по 1913 год (цифры указаны в долларах США):

Новые технологии и оружие

В этот период произошли значительные изменения в качестве боевого оружия и техники, а также в их количестве. Это не только сделало это оружие более мощным и смертоносным, но и стало возможным массовое производство на ошеломляющем уровне. Сэр Эдвард Грей, размышляя о своей службе в качестве министра иностранных дел Великобритании в июле 1914 года, сказал, что:

«Великая европейская война в современных условиях была бы катастрофой, для которой предыдущие войны не имели прецедента.В прежние времена нации могли собирать только часть своих людей и ресурсов за раз и выводить их постепенно. В современных условиях целые нации могут быть мобилизованы сразу, и вся их кровь и ресурсы излиты потоком. Вместо нескольких сотен тысяч людей, встречающихся друг с другом на войне, теперь встретятся миллионы — и современное оружие многократно умножит разрушительную силу. Финансовые трудности и трата богатства были бы невероятными ».

Изучив уроки Крымской войны и других конфликтов XIX века, военные промышленники разработали сотни улучшений и поспешили запатентовать их.Наиболее значительные изменения улучшили калибр, дальность, точность и портативность тяжелой артиллерии. Во время Гражданской войны в США (1861–1865 гг.) Тяжелая артиллерия могла стрелять в лучшем случае на расстояние до 2,5 км (1,5 мили). К началу 1900-х годов этот диапазон увеличился почти втрое.

Были разработаны

разрывных снарядов, повышающих поражающую способность одиночных артиллерийских снарядов, где бы они ни приземлялись. Эти достижения позволили артиллерийским обстрелам и бомбардировкам стать стандартной практикой на Западном фронте во время Первой мировой войны.

Впервые разработанные в 1881 году, пулеметы также стали меньше, легче, точнее, надежнее и быстрее, некоторые из них способны стрелять до 600 выстрелов в минуту.

Стрелковое оружие также значительно улучшилось. Прицельная дальность стрельбы из винтовки в 1860-х годах составляла около 400 метров. Напротив, британский выпуск Lee-Enfield .303 мог поразить цель на расстоянии более двух километров.

Колючая проволока, изобретение 1860-х годов, также была воспринята военными стратегами как противопехотное средство.Хотя историки часто расходятся во мнениях относительно причин гонки вооружений, нет никаких сомнений в том, что разработка этого нового оружия изменила облик современной войны.

Взгляд историка:
«Вера в войну как испытание национальной мощи и доказательство национального превосходства добавила научную основу культу патриотизма … В Британии были предприняты реальные усилия, чтобы научить мальчиков этому успеху в война зависела от патриотизма и военного духа нации, и эта подготовка к войне укрепляла «мужскую добродетель» и «патриотический пыл».”
Zara Steiner

1. Милитаризм — это включение военных идей, приоритетов и персонала в гражданское правительство, а также вера в то, что военная мощь необходима для национальной мощи.

2. Милитаризм был самым сильным в Германии, где кайзер в значительной степени полагался на своих военачальников, а гражданское законодательное собрание ( Рейхстаг ) практически не контролировало вооруженные силы.

3. Милитаристами двигали также опыт и неудачи предыдущих войн, таких как Крымская война, англо-бурская война и русско-японская война.

4. Милитаризм в сочетании с новым оружием, новейшими технологиями и разработками в области промышленного производства подпитывал европейскую гонку вооружений в конце 1800-х — начале 1900-х годов.

5. Под влиянием национализма и советов военачальников европейские правительства увеличили военные расходы, закупив новое вооружение и увеличив размер армий и флотов.

Название: «Милитаризм как причина Первой мировой войны»
Авторы: Дженнифер Ллевеллин, Стив Томпсон
Издатель: Alpha History
URL: https: // alphahistory.com / worldwar1 / militarism /
Дата публикации: 21 сентября 2020 г.
Дата обращения: 5 сентября 2021 г.
Авторские права: Запрещается переиздание содержимого этой страницы без нашего явного разрешения. Для получения дополнительной информации об использовании, пожалуйста, обратитесь к нашим Условиям использования.

Милитаризм — Военная история — Oxford Bibliographies

Введение

Современные критики и ученые связывают милитаризм как с преобладанием военных во внешней политике, так и с применением военной силы, риторики и символов для обеспечения контроля элиты над населением.Два определения немецких ученых иллюстрируют этот диапазон. В «Критике насилия» Уолтера Бенджамина (Benjamin 1978, цитируется в разделе Seminal Critiques) говорится, что милитаризм — это «принудительное универсальное использование насилия как средства для достижения целей государства» (стр. 284). А для Альфреда Вагтса ( A History of Militarism ; Vagts 1959, цитируется в разделе «Общие обзоры») «милитаризм. . . представляет собой широкий спектр обычаев, интересов, престижа, действий и мыслей, связанных с армиями и войнами, но все же превосходящих истинные военные цели.. . . Он может проникнуть во все общество и стать доминирующим в промышленности и искусстве »(стр. 13). Совсем недавно Эндрю Басевич ( The New American Militarism ; Bacevich 2005, цитируется в разделе «Современник») внес интригующий поворот в обсуждение американского милитаризма после окончания войны во Вьетнаме: смещение роли государства и его военных институтов. гражданскому обществу, которое раньше считалось жертвой или потребителем милитаризма, а не одним из его создателей. На практике современный милитаризм возник в результате социальных, политических и промышленных революций 18 и 19 веков в западных странах и в Японии.Индустриализация и рост низших классов угрожали реакционным элитам, появление массового общества вынудило государство обучать и воспитывать своих граждан, а технический прогресс сделал войну более смертоносной и потребовал как специализации военных функций, так и массовой мобилизации общества и экономики. Сторонники тезиса Sonderweg утверждают, что эти события наиболее остро ощущались в Германии, где современное национальное государство было создано в результате войны и где гражданское общество было захвачено национализмом и военной культурой.В общественном сознании две мировые войны прочно утвердили Германию как идеальный тип современного милитаризма в смысле как агрессии по отношению к своим соседям, так и преобладания военной культуры внутри страны.

Общие обзоры

В 19 веке милитаризм был оппозиционной концепцией, которая служила точкой сплочения для разрозненных групп критиков режима в Германии и других странах Европы. Только в контексте мировых войн она стала также научной категорией.Наиболее тщательным научным исследованием милитаризма как исторического феномена остается книга «Вагтс 1959», первоначально написанная на фоне подъема диктатур и возрождения агрессивно милитаристской Германии. Berghahn 1984 и Berghahn 2006 углубляют смысл современного милитаризма в европейской истории 19-го и 20-го веков, но также указывают на его поражение и исчезновение, в то время как Carlton 2001 предлагает более длительную историческую перспективу, которая выходит за рамки разрыва между домодернистскими и современными формами милитаризма.Huntington 1957, Finer 1988 и Perlmutter 1977 посвящены военно-гражданским отношениям и роли профессиональных солдат в современных государствах.

• Бергхан, Фолкер Р. Милитаризм: история международных дебатов, 1861–1979 гг. . Кембридж, Великобритания: Cambridge University Press, 1984.

  Прослеживает эволюцию европейской мысли, которая фокусируется на милитаризации общества, и англо-американской мысли, которая подчеркивает военно-гражданские отношения и вопрос о гражданском контроле над вооруженными силами.Первоначально опубликовано в 1981 году.

• Берган, Фолькер Р. Европа в эпоху двух мировых войн: от милитаризма и геноцида к гражданскому обществу, 1900–1950 гг. . Princeton, NJ: Princeton University Press, 2006.

  Это расширенное эссе, в котором резюмируется карьера Бергана в области милитаризма и мировых войн. Утверждает, что в 1900 году преобладали милитаризм и антимилитаризм, и поворот к мировым войнам не был исторически предопределен, делая вывод о том, что разрушение мировых войн и американское видение мирового порядка, основанного на торговле и процветании, вместе послужили противоядием от милитаризм после 1945 года.

• Карлтон, Эрик. Милитаризм: власть без закона . Олдершот, Великобритания: Ashgate, 2001.

  Рассматриваются причины и условия милитаризма с древних времен до наших дней. Карлтон, бывший десантник, назначенный министр и социолог, рассматривает милитаризм как образ жизни, в котором военные ценности становятся самоцелью, и он считает широкий круг правителей, которые использовали милитаризм как главную основу своей власти.

• Файнер, Сэмюэл Э. Человек верхом на лошади: роль военных в политике . 2-е изд. Боулдер, Колорадо: Westview, 1988.

  Классическое обсуждение глобального феномена военного переворота гражданских правительств в эпоху холодной войны, особенно в развивающихся странах, не имеющих гражданского административного аппарата. Делает вывод, что правительству необходимо держать военных под контролем, чтобы обеспечить здоровые военно-гражданские отношения. Первоначально опубликовано в 1962 году; это переработанное и обновленное издание.

• Хантингтон, Сэмюэл П. Солдат и государство: теория и политика военно-гражданских отношений . Кембридж, Массачусетс: Издательство Гарвардского университета, 1957.

  Одна из самых влиятельных работ по военно-гражданским отношениям и книга, которую необходимо прочитать аспирантам и стать фольгой для политологов и историков. В отличие от Файнера 1988, эта работа предполагает, что профессионализм офицерского корпуса послужит эффективным препятствием для военного вмешательства в управление или даже захват государства.

• Перлмуттер, Амос. Военные и политика в наше время: о профессионалах, преторианцах и революционных солдатах . Нью-Хейвен, Коннектикут: Издательство Йельского университета, 1977.

  Делает вывод, что военно-гражданские отношения в любом современном обществе можно понять в терминах некоторой комбинации трех типов солдат, изображенных в подзаголовке.

• Вагтс, Альфред. История милитаризма: романтика и реалии профессии .Нью-Йорк: Меридиан, 1959.

  Настоятельно рекомендуется как введение в проблему на протяжении всей современной истории. Вагтс, бывший офицер немецкой армии, ставший ученым-эмигрантом в Соединенных Штатах, считает профессиональный офицерский корпус, находящийся под надзором гражданского населения, противоядием от социальной милитаризации, но также показывает, что в милитаризованной культуре военные сами теряют свое влияние. Первоначально опубликовано в 1937 году.

к началу

Пользователи без подписки не могут видеть полный контент на
эта страница.Пожалуйста, подпишитесь или войдите.

Как подписаться

Oxford Bibliographies Online доступен по подписке и постоянному доступу к учреждениям. Чтобы получить дополнительную информацию или связаться с торговым представителем Оксфорда, щелкните здесь.

Перейти к другим статьям:

Артикул

.

Вверх

• 1812 г., война

• Воздушная бомбардировка, этика

• Афганистан, Войны в

• Африка, порох и колониальные кампании в

• Африканские войны за независимость

• Воздушный транспорт

• Алленби, Эдмунд

• Добровольческая армия после Вьетнама до 2016 г.

• Американские колониальные войны

• Войны американских индейцев

• Американская война за независимость

• Животные и военные

• Антиетам, битва при

• Арабо-израильские войны, 1948-настоящее время

• Арктическая война

• Вооруженные силы Османской империи, 1683–1918 гг.

• Бронированная война

• Контроль над вооружениями и разоружение

• Армия, Роман

• Артиллерия

• Художники и военное искусство

• Австралия от колониальной эпохи до наших дней

• Австрийское наследство, Война

• Австро-Венгерские вооруженные силы

• Освобождение Балкан, 1878–1913 гг., Войны

• Битва при Саламине: 480 г. до н.э.

• Англо-бурские войны

• Бонапарт, Наполеон

• Бразильские вооруженные силы

• Британия и блиц

• Британские вооруженные силы, от славной революции до президента США…

• Британская армия во Второй мировой войне

• Британская Рейнская армия,

• Британо-индийские армии с 1740 по 1849 гг.

• Канада от Первой мировой войны до наших дней

• Канада во время Первой мировой войны

• Кавалерия с 1500 г.

• Карл Великий

• Современные войны Китая, 1911-1979 гг.

• Гражданская война в Китае, 1945-1949 гг.

• Рыцарство

• Гражданское население

• Клаузевиц, Карл фон

• Коалиция и война альянсов

• Холодная война, 1945-1990 гг.

• Поминовение

• Коммуникации, Французская революция, чтобы представить

• Завоевание Мексики и Перу

• Воинская повинность

• Корнуоллис, Чарльз

• Меры по подавлению восстания в современном мире

• Кромвель, Оливер

• Крестовые походы

• Оборонная промышленность

• Дьен Бьен Фу, Битва при

• Армии Доминиона во Второй мировой войне

• Европейские войны, середина девятнадцатого века

• Фридрих Великий

• Французские армии, Раннее Новое время

• Французские военные, 1919-1940 гг.

• Французские революционные войны,

• ВВС Германии

• Немецкая армия, 1871–1945 гг.

• Германская морская держава, 1848-1918 гг.

• Объединение Германии, Войны

• Грант, Улисс С.

• Партизанская война, до 20 века

• Ипполит, граф де Гиберт, Жак Антуан

• Хиросима / Нагасаки

• Стодневная кампания 1918 года

• Столетняя война

• Венгрия, Война в Средневековье и Раннее Новое время

• Имперский Китай, Война в

• Индия, «Мятеж» и «Революция», 1857-1858 гг.

• Индийская армия в Первой мировой войне

• Индийская война, Древнее

• Индо-пакистанские войны

• Индокитайские войны, 1946-1975 гг.

• Информационная война

• Разведка, Военные

• Международные усилия по контролю войны

• Войны в Ираке, 1980-е годы — настоящее время

• Гражданская война в Ирландии, 1922–1923 гг.

• Ирландская революция, 1911-1923 гг.

• Итальянские вооруженные силы в современную эпоху

• Итальянская кампания, Первая мировая война

• Японская армия в эпоху Второй мировой войны, The Imperial

• Японский флот

• Жомини, Антуан-Анри

• Правосудие, военные, англо-американские традиции

• Правосудие войны и справедливость на войне

• Хан, Чингисхан

• Курск, Битва при

• Ли, Роберт Э.

• Лепициг, битва при

• Литература и драма, Война в

• Лоос, Битва при

• Людовик XIV, Войны

• Операции с низкой интенсивностью

• Манцикерт, Битва при

• СМИ

• Медицина, Военное дело

• Средневековая Япония, 900-1600 гг.

• Наемники

• Мёз-Аргоннское наступление

• Мексика и США, 1836–1848 гг., Войны

• Мидуэй, Битва при

• Милитаризм

• Военные, США

• Милиция

• Современное пиратство

• Монгольские войны

• Монтгомери, Бернард Лоу

• Музыка и война

• Наполеоновские войны

• Наполеоновские войны, война и память в

• НАТО

• Военно-морской флот, британский

• Нельсон, Горацио

• Новая Зеландия

• Нимиц, Честер

• Ядерная культура

• Ядерное оружие

• Оккупации и военное правительство

• Оперативное искусство

• Османский флот

• Пацифизм

• Пашендейл, битва при

• Паттон, Джордж

• Миротворчество

• Полуостровная война

• Польские вооруженные силы, 1918-настоящее время

• Политические чистки в ХХ веке

• Полтава, битва при

• Популярная культура и современная война

• Заключенные

• Пропаганда

• Психиатрические травмы

• Гонка в армии США

• красный Крест

• Религиозно-военные ордена

• Римская империя

• Розы, Войны

• Вооруженные Силы России и СССР

• Русский поход 1812 года

• Гражданская война в России, 1918-1921 гг.

• Российская военная история

• Российская военная история, 1762-1825 гг.

• Русско-японская война

• Армия Сефевидов

• Парусные корабли

• Наука и технологии на войне

• Научная фантастика, Военное дело

• Полувоенные и военизированные организации

• Семилетняя война

• Семилетняя война в Северной Америке.

• Китайско-японские войны 1895-1945 гг.

• Юго-западная часть Тихого океана, 1941–1945 гг., Кампании в

• Военная история Юго-Восточной Азии, колониальный

• Военная история Юго-Восточной Азии, доколониальный период

• Космос и война

• Испания со времен Реконкисты

• гражданская война в Испании

• Силы специальных операций

• Силы специальных операций

• Сталинград, Битва за

• Степная война кочевников

• Стратегия

• Подводная война

• Шведские вооруженные силы

• Тактика

• Терроризм

• Tet Offensive

• Бомбардировка союзниками оккупированной Европы во время мировой войны…

• США и Ближний Восток, 1945-2001 гг.

• Тридцатилетняя война, 1618–1648 гг.

• Позиционная война

• Корпус морской пехоты США,

• Городская война

• ВВС США

• США Air Power

• Армия США

• Верден, битва при

• война во Вьетнаме

• Вьетнамская война в голливудских художественных фильмах

• Война, химическая и биологическая

• Военные корреспонденты

• Война, Культура

• Война за испанское наследство 1701–1714 гг.

• Война, доколониальная, в Африке

• Военные корабли, Steam

• Женщины в армии

• Первая мировая война в кино

• Истоки Первой мировой войны

• Первая мировая война: Западный фронт

• Вторая мировая война и Дальний Восток

• Вторая мировая война в кино

• Вторая мировая война в Средиземноморье и на Ближнем Востоке

• Вторая мировая война, индийская армия в

• Вторая мировая война, русско-германская война

• Гражданская война в Югославии, 1991-1999 гг.

• Жуков Георгий

• Зулусские войны

Вниз

Милитаризм | Энциклопедия.com

Уильям Камман

На рубеже двадцатого века военный министр Элиху Рут сказал аудитории в Чикаго: «Мы мирные люди, а не военные, но мы сделаны из боевого волокна и всегда сражаемся. по тяжелой необходимости является делом нашего времени, мы всегда делаем это, как это делают дети великих воинственных рас «. Увещевание Теодора Рузвельта: «Говори тихо и неси большую палку» — это более лаконично, а большая печать Соединенных Штатов с орлом, сжимающим оливковую ветвь и тринадцать стрел, символически выражает эту идею.История Соединенных Штатов предлагает множество примеров того, как нация, находящаяся в состоянии мира и войны, тихо говорила с большой дубинкой. Но преобладает ли одна характеристика?

Хотя рост нации до имперских размеров и мировой мощи в течение двадцатого века может свидетельствовать о военном влиянии, историки не соглашаются между собой. Самуэль Флэгг Бемис, выдающийся дипломатический историк, описал явную судьбу как народное убеждение, что нация будет расширяться мирным путем и по примеру республики; По его мнению, это не было основано на милитаризме.В период экспансии (за исключением гражданской войны) армия и флот были небольшими, и призыва не было. Декстер Перкинс, другой выдающийся историк того же поколения, согласился бы с этой интерпретацией. По его словам, Соединенные Штаты завершили свое континентальное владение с меньшим насилием, чем обычно сопровождает такое расширение. Перкинс считал, что американцы лишь неохотно признали роль силы в международных делах и что они желают сокращения вооружений, совместимого с национальной безопасностью.Несомненно, под влиянием событий холодной войны, особенно интервенции во Вьетнаме, многие авторы оспаривают такие интерпретации. Несогласные, такие как Дж. Уильям Фулбрайт, председатель сенатского комитета по международным отношениям, заметили тенденцию к милитаризму во внешней политике, возникшую после 1945 года, когда чрезмерный упор на оборону и антикоммунизм привел к созданию государства национальной безопасности с огромными военными бюджетами и усилением исполнительной власти. , и большие обязательства за рубежом. Другие утверждают, что милитаризм зародился в начале двадцатого века, когда, по словам историка Габриэля Колко, президенты Уильям МакКинли, Теодор Рузвельт и Вудро Вильсон «увеличили цели американской внешней политики до способности американской мощи распространиться на весь мир. .Третьи видят империализм, широко определяемый как цель американской политики с самого начала, и предполагают, что недавние военные события являются логической кульминацией тенденций за два столетия.

Милитаризм, как и его частая служанка, империализм, является явлением явно неприятным для восприятия. Американцы. Термин может иметь широкое или узкое определение и может быть адаптирован к обстоятельствам. Ной Вебстер определяет милитаризм как преобладание военного класса или преобладание их идеалов; дух, возвышающий военные добродетели и идеалы; политику агрессивной военной готовности.В своей истории милитаризма Альфред Вагтс проводил различие между милитаризмом и военным путем, причем последний имел в виду законное использование людей и материальных средств для подготовки и ведения войны, решаемой гражданскими силами государства. Милитаризм не обязательно стремится к войне и, следовательно, не является противоположностью пацифизму; по своему духу, идеалам и ценностям он более точно сочетается с гражданским участием.

Хотя большинство наций предлагают примеры милитаризма, в американском сознании это отношение чаще всего ассоциируется с Пруссией и Вильгельмианской Германией.Выражения милитаризма и отражающие его политики были отчетливо заметны в Германии того времени. Труды историка Генриха фон Трейчке и генерала Фридриха фон Бернхарди казались отражением общего взгляда на то, что война была естественной и справедливой; и Отто фон Бисмарк, призванный возглавить борьбу прусского короля за реформу армии без вмешательства парламента, сделал упор на власть за счет либерализма, однажды сказав парламентской бюджетной комиссии, что железо и кровь, а не речи и решения большинства решают великие вопросы правительства. день.Какое-то время прусская знать считала армию своей почти исключительной возможностью для власти и звания и стремилась воспрепятствовать росту буржуазных элементов в офицерском корпусе. Верность своему благородному классу заключалась в сохранении своих привилегий. Своей дерзкой манерой кайзер Вильгельм II олицетворял немецкий милитаризм для американцев, а вторжение в Бельгию в 1914 году — несмотря на договор, гарантирующий нейтралитет этой нации («всего лишь клочок бумаги» и «необходимость не знает закона», — сказал Берлин) — олицетворяет безнравственность. о германском милитаризме и его отказе принимать любые ограничения.

ВОСЕМНАДЦАТЬ ВЕК

В американском опыте отсутствуют некоторые традиционные признаки милитаризма. Не существовало аристократического сословия, за исключением, пожалуй, довоенного Юга, который высоко ценил военные ценности и армию как профессию, более предпочтительную, чем бизнес и гражданские профессии. На протяжении большей части американской истории было немного проблем с доминированием гражданского населения над вооруженными силами и мало разногласий по поводу небольшой постоянной армии. В Соединенных Штатах любой милитаризм должен существовать наряду с демократическими, либеральными, гражданскими традициями и иногда даже иметь их поддержку.Как правило, в этой поддержке не было недостатка, когда казалось, что для достижения внешнеполитических целей (континентальная экспансия, защита доктрины Монро, нейтральные права, сохранение европейского или мирового баланса сил) требовалась военная мощь. При такой поддержке свидетельства милитаризма в Соединенных Штатах возрастают по мере того, как нация берет на себя более серьезные внешнеполитические обязательства.

В американской истории конца восемнадцатого и девятнадцатого веков мало признаков милитаризма. Американцы не были милитаристами, потому что для этого не было никакого объяснения.Однако это не были годы непрерывного мира, поскольку, как сказал Рут, американцы были готовы сражаться, когда необходимость была очевидна. Американское состояние позволило подготовиться к войне после того, как кризис развился, и позволил быструю демобилизацию, когда он был в прошлом, или, как сказал историк Дэниел Дж. Бурстин, имея в виду Американскую революцию и более поздние войны в Америке, «конец войны и конец армии. были по существу… такими же ». Сильное давление в пользу милитаризма в Соединенных Штатах возникло в основном после длительного периода развития антимилитаристских настроений.

Американские военные усилия в Революции и успешное сохранение независимости не принесли никаких изменений в колониальной антипатии (усвоенной у английских кузенов) к постоянным армиям. Постоянная армия была для революционного поколения опасной для свободы и инструментом установления нетерпимых деспотий. Американцы считали, что те, кто имел оружие и дисциплинированно его использовали, будут доминировать, и что постоянная армия несовместима со свободным правительством. Как отмечал Бернард Бейлин в книге «Идеологические истоки американской революции», такие мысли отражали влияние ранних английских писателей и были догмой, которая преобладала без особых споров на протяжении всей американской истории девятнадцатого и двадцатого веков.Для колонистов британская армия могла бы обеспечить необходимую защиту, но она должна делать это с минимальными требованиями к колониальной жизни или кошельку. После 1763 года, когда Англия держала в Америке несколько тысяч солдат, к колониям относилось недоверие; Накануне революции Континентальный конгресс увековечил память короля об его недовольстве постоянной армией среди них и утверждением верховным главнокомандующим власти над гражданскими правительствами в Америке. В Декларации независимости основатели повторили эти обвинения.Многие американцы были убеждены, что армия не нужна, а колониальные войны прошлых лет, названные именами британских монархов, их мало интересовали. Такое отношение отражает изоляцию колоний и иллюстрирует ее влияние на военное мышление. Томас Пейн подчеркнул это, когда призвал к отделению от Британии. По его словам, Великобритания боролась за свои интересы, а не за привязанность к американцам: «Она защищала нас не от наших врагов за нас, но от своих врагов за себя.«Независимость продемонстрировала бы изоляцию Америки и уменьшила бы потребность в большом профессиональном военном учреждении.

Более важным в колониальном опыте был вооруженный гражданин, воинственный фермер, который был готов в мгновение ока защитить семью и сообщество. Большинство способных свободны Жители английского поселения мужского пола были вооружены, потому что в этом была необходимость в рассредоточенных поселениях. Они привыкли к суровым тяжелым условиям жизни и были знакомы с огнестрельным оружием. Хотя большинство из них служили в ополчении, учения и проверки не давали никаких инструкций; мужчины были мало склонен к военному обучению или подчинению.Эти простые граждане с оружием были военными; их присутствие сделало гражданский контроль над армией реальностью задолго до принятия конституции, в которой этот принцип был прочно закреплен. Во время революции многие из этих вооруженных людей служили в Континентальной армии, ополчении или в какой-то нерегулярной службе. Их по-разному описывают как оборванных, грязных, болезненных и недисциплинированных, непривычных к службе, нетерпеливых к командованию и лишенных ресурсов.

Один иностранный наблюдатель, однако, полагал, что вся нация обладает природным талантом к войне и военной жизни.Все описания подходили для солдат-граждан, от которых генерал Джордж Вашингтон иногда приходил в отчаяние, но с благоприятным географическим положением и иностранной помощью, без которой успех был бы трудным, они победили. Победа на фоне политической и экономической неразберихи не подчеркнула военное мастерство Континентальной армии или ополченцев, и, к счастью, согласно гражданской традиции, человек, который командовал этим победоносным оружием, не обладал мессианским порывом Наполеона, Карла. де Голль или Дуглас Макартур.

Вашингтон усилил гражданское господство в то время, когда нация формировалась и создавались прецеденты. Он понимал, что революция нуждается в поддержке общественного мнения, а также в успешных военных усилиях; он подчеркнул своим гражданским солдатам их собственные интересы (а не интересы какого-то короля) в конфликте; и он остался подчиняться Конгрессу. В конце войны, когда солдаты ворчали по поводу невыплаченных зарплат и невыполненных обещаний будущего вознаграждения, Вашингтон посоветовал им проявить терпение и послушание.Это было время, когда политики замышляли интриги с недовольными офицерами, и существовала неминуемая опасность военного вмешательства в политические дела, но позиция Вашингтона преобладала. В июне 1783 года большая часть армии была расформирована, и в декабре следующего года плантатор из Вирджинии, ставший генералом, сложил с себя полномочия и отправился домой. Никогда больше в американской истории армия не будет так близка к открытому вызову гражданской власти. Расформированные войска встретили сопротивление широкой общественности их требованиям о дальнейшей оплате; многие получили мало или совсем ничего.Подозрения гражданского населения по отношению к военным также проявились в общественной реакции на Общество Цинциннати, социальную и благотворительную организацию офицеров, члены которой переходят по праву первородства. Оппозиция сосредоточилась на аристократических атрибутах и ​​возможном военном давлении на правительство. Это была естественная гражданская и демократическая реакция таких людей, как Томас Джефферсон, Джон Адамс и Джон Джей.

ДЕВЯТНАДЦАТЫЙ ВЕК

Колониальное наследие, опыт революции и конституционные ограничения повлияли на военную политику новой нации.Конституция твердо установила гражданское господство, хотя и не запрещала постоянную армию. Президент был главнокомандующим вооруженными силами Соединенных Штатов, включая государственных ополченцев, призванных на службу нации; Конгресс имел право предоставлять и поддерживать армию и флот, но никаких ассигнований на армию не могло быть более двух лет; и Конгресс имел право объявить войну. Под подозрительным взглядом Конгресса армия оставалась небольшой на протяжении всего девятнадцатого века, если не считать больших вооружений во время четырех крупных войн века.Либеральные настроения — наследие Просвещения, принятое американцами и переданное через Декларацию независимости, — подчеркивали терпимость, прогресс и личность; эти черты позволяли лишь ограниченное принятие военных разработок, особенно при отсутствии какой-либо серьезной угрозы и по мере того, как американская экспансия шла быстро при небольшом сопротивлении. Александр Гамильтон мог призвать к серьезным военным приготовлениям в 1797–1798 годах и поддержать создание военной академии США (предложение подверглось критике как аристократическое и милитаристское, но, тем не менее, реализовано в 1802 году), военный министр Джон К.Кэлхун мог в 1820 году выступить с аргументированным призывом к постоянной армии против сокращения экономики, или Генри Клей мог бы привести доводы в пользу большей защиты перед лицом предполагаемой европейской угрозы во время латиноамериканских революций — но они не смогли существенно изменить американские настроения в отношении небольшая армия. Дипломатические усилия Джона Адамса по сохранению мира в конце 1790-х годов, или Томаса Джефферсона и Джона Куинси Адамса, расширяющего границы нации, или односторонние заявления, такие как резолюция о запрете передачи и доктрина Монро, все, казалось, обеспечили с небольшими затратами то, чего хотели американцы.

Когда дипломатия пошла на убыль, Соединенные Штаты обратились к войне. Некоторые из этих войн были агрессивными, в них участвовали молодые, националистические и экспансионистские люди. В случае мексиканской войны конфликт встретил ожесточенное противодействие, отмеченное, в частности, призывом Генри Дэвида Торо к гражданскому неповиновению, который больше бросал вызов распространению рабства, чем самой войне. В истории Америки девятнадцатого века было много других вооруженных конфликтов, которые студенты могут вспомнить, если игнорировать многочисленные армейские столкновения с индейцами — по оценкам, от 1 200 до 1 500 — продолжавшиеся до 1898 года.Эти конфликты с коренными американцами поставили серьезные и сложные вопросы перед интерпретаторами истории США. Войны и дипломатические переговоры с Англией, Францией, Испанией и Мексикой установили континентальные границы страны к середине девятнадцатого века, но отношения с коренными жителями этих земель оставались двусмысленными и проблематичными во второй половине века. Эти отношения были столкновениями культур, запятнанными жадностью, недобросовестным управлением и коррупцией и основанными на силе для преодоления сопротивления.Примирить территориальные желания страны и ее народа с уважением к индийским землям в конце концов было невозможно. В то время как некоторые лидеры новой нации могут захотеть продвинуть воспринимаемое благополучие нации, не жертвуя своей честью в отношениях с коренными народами, это никогда не было намерением, как отмечает историк Фрэнсис Поль Пруча в своей книге Sword of the Republic (1969). правительства США, чтобы навсегда остановить движение на запад.

Конфликт был неизбежен, и, несмотря на их враждебность по отношению к постоянным армиям, лидеры страны создали армию, хотя и небольшую, для решения проблем, вызванных перемещением американцев в приграничные земли.Политика США определялась договорами и законами и, как правило, управлялась гражданскими агентами сначала военного министерства, а затем и министерства внутренних дел. Регулярная армия, часто дополняемая ополченцами, могла предоставить силы, когда считалось необходимым. Многие офицеры и их люди презирали коренных американцев, и при решении дел с индейцами имело место чрезмерное насилие, включая обширные кровавые войны за изгнание племен из их домов, как во Флориде (1835–1842 гг., Результат политики правительства по выселению) или в действиях. ополченцев, как в резне Чивингтона в Колорадо (1864 г.).Роберт Вустер в книге «Военная и индейская политика Соединенных Штатов, 1865–1903, » (1988) отмечает, что взгляд на индейцев как на недочеловеков, препятствующих продвижению цивилизации, позволял офицерам избегать моральных опасений перед лицом жестоких действий. Тем не менее, некоторые офицеры, такие как генерал Уильям Текумсе Шерман, который поддерживал решительные действия против индейцев и не считал их равными, понимали их сопротивление.

Продвижение на запад — империализм под именем явной судьбы при поддержке армии — свидетельствует о милитаризме, но почти или совсем не прославляется воинские добродетели или боевой дух, за исключением того, что Голливуд мог бы в последующие годы изобразить.Несмотря на роль армии, на то, что было сделано, было сильное гражданское влияние. Иногда, когда армия изгоняла белых захватчиков с индийских земель или контролировала торговлю с индейцами, возникали жалобы на военную тиранию. Раннее законодательство предусматривало, что лица, задержанные за нарушение территории Индии, будут подлежать гражданским, а не военным судам, и были случаи возбуждения гражданских исков против офицеров за выполнение таких обязанностей. Среди некоторых военнослужащих также было убеждение, что гражданские лица часто создают проблемы для Индии, надеясь поощрить военные действия.Хотя боевые действия были важной частью задач армии на Западе, они играли многоцелевую роль, выходящую далеко за рамки применения силы. Майкл Л. Тейт в книге The Frontier Army in the Settlement of the West (1999) описывает основные достижения армии в решении гражданских задач, включая разведку и картографирование, строительство дорог и мостов, сельскохозяйственные эксперименты, метеорологическое обслуживание и различные виды деятельности. услуги для выезжающих и возвращающихся с Запада.

Рабство обеспечило моральную основу для величайшей угрозы Союзу и самого сурового испытания военно-гражданских отношений в девятнадцатом веке.Поводом была гражданская, а не иностранная война, и по этой причине внутренняя угроза казалась более неизбежной, а ограничения гражданских свобод более оправданными. Президент Авраам Линкольн не был доволен некоторыми принятыми мерами или энтузиазмом некоторых офицеров в выполнении постановлений, но он думал, что для сохранения Союза требуются адекватные меры, включая даже приостановление действия приказа хабеас корпус, задержание тысяч человек за нелояльность, отправку сотен человек. въезд в страну проректоров-маршалов для надзора за призывом на военную службу и внутренней безопасностью, а также использование военнослужащих и солдат в политических кампаниях для обеспечения избрания сторонников администрации.Мало кто сегодня будет сомневаться в мотивах Линкольна, хотя его средства спорны. Тем не менее, национальные выборы не были отменены (Линкольн победил генерала, которого он ранее отстранил от командования), и ограничения не были постоянными, хотя на юге были созданы военные правительства, а некоторые оккупационные войска оставались до 1877 года. ограничительная милитаристская политика — условие, по мнению некоторых историков, не отличное от гражданского аспекта современного милитаризма.В международных отношениях Гражданская война продемонстрировала относительную невосприимчивость нации к иностранным угрозам даже во время большой внутренней опасности — какой лучший аргумент противодействует призывам к большей военной готовности после войны? Также значительным было широкое толкование Линкольном президентских полномочий в военное время, наследие, расширенное будущими главными исполнительными директорами, чьи действия вызвали большую часть дебатов о милитаризме и империализме в недавней американской истории.

Когда после Аппоматтокса замолчали орудия, более миллиона человек отправились домой, а флот из почти 700 кораблей сократился до менее чем 200, многие из которых оказались непригодными для плавания.Общественное отношение было обычным послевоенным отвращением к военному делу, хотя у войны были свои герои, и люди избрали президентом генерала Улисса С. Гранта, как ранее они выбрали Джорджа Вашингтона, Эндрю Джексона, Уильяма Генри Харрисона и Закари Тейлора. Кроме того, как и после предыдущих войн, ветеранские организации развивались, чтобы продвигать патриотизм и экономические интересы, а также сохранять дух товарищества во время войны. Военный Орден Лояльного Легиона Соединенных Штатов, как Ацтекский Клуб после мексиканской войны, был создан по образцу Общества Цинциннати и не имел большого влияния.Великая армия республики имела большее значение. Его влияние, вероятно, было более эффективным на льготы для ветеранов и соблюдение патриотизма, чем его порой разделявшиеся взгляды на внешнюю и военную политику. Как отмечает историк Мэй Диринг, ВАР была так занята патриотическими упражнениями, учебниками с лояльным северным уклоном и военным обучением в школах (которое писатели, группы сторонников мира и некоторые профсоюзы осудили как милитаристские), что у него не было времени на «ура-патриотические крики против других стран.Тем не менее, патриотический энтузиазм, возможно, стимулировал общественное мнение о войне в 1898 году, и когда началась война, руководство ВАР поддержало ее и последовавшую за ней территориальную экспансию. преобладали, но произошли изменения, затронувшие экономику и внешнюю политику, которые изменили традиционные отношения между гражданскими и военными в течение следующих десятилетий. За тридцать пять лет после войны население страны увеличилось более чем вдвое; к концу века Американские производители сделали Соединенные Штаты промышленным гигантом мира; американский экспорт во второй половине 1890-х годов превышал миллиард долларов в год.Мало кто мог сомневаться в притязаниях Америки на статус мировой державы: оставалось только подражание европейскому империализму, чтобы официально признать этот факт, и это произошло с Испано-американской войной 1898 года. великое отклонение, часть поиска рынков, продолжение прежнего экспансионизма, выражение явной судьбы или просто дублирование европейской практики, политика США не будет прежней снова, и в формулировании этой внешней политики были очевидны признаки милитаристского мышления.

Еще в 1840-х годах генерал Деннис Харт Махан, отец морского офицера и историка Альфреда Тайера Махана, призывал создать более эффективную регулярную армию, чтобы нести влияние Америки в мире. Махан считал, что Соединенные Штаты, вероятно, были наименее военными из цивилизованных стран, «хотя и не отставали от наиболее воинственных». «Быть ​​воинственным, — продолжал он, — не делает нацию грозной для ее соседей. Они могут бояться нападать на нее, но не опасаются ее наступательных демонстраций.<< Мексиканская война продемонстрировала военный потенциал Соединенных Штатов, и, как бы медленно американцы ни извлекали выгоду из урока, остальной мир признал это. Представление генерала Махана о военной славе вышло далеко за рамки защиты нации и расширило его. Несмотря на видение Махана и аргументы таких генералов, как Эмори Аптон, который сожалел о гражданском контроле над военными делами и чрезмерной зависимости от вооруженных граждан в войне, американское мнение мало что изменилось.

В то время как военно-морской флот испытывал такое же нежелание отказываться от традиционной военной политики и был вовлечен в политику и добычу, он был свободен от некоторых крайних подозрений общественности в отношении постоянной армии и получил огромную выгоду от апостола навализма и империализма Альфреда Тайера Махана. и двое из его современников, которых иногда не замечают, контр-адмирал Стивен Б. Люс, основатель Военно-морского колледжа, где Махан излагал свои идеи, и военно-морской секретарь Бенджамина Харрисона Бенджамин Ф.Трейси, защитник линейного флота. Программа военно-морского строительства также породила лоббистов и заинтересованные стороны в отраслях, поставляющих новые материалы и оборудование. Желая избежать чрезмерной зависимости от иностранных поставщиков, Конгресс в 1886 году потребовал от кораблестроителей военно-морского флота использовать только материальную часть отечественного производства. В следующем году Bethlehem Iron Company согласилась поставить первый броневой лист американского производства, а в 1888 году начала производство первых стальных гребных валов для военных кораблей США.

Как и его отец, Альфред Т.Махан имел видение положения Америки в мире — видение, полученное через изучение британской военно-морской истории, не ограничивающееся оборонительными приготовлениями. В послании младшего Мэхэна подчеркивается, что морская мощь является источником национального величия: создание линейного флота для защиты интересов США, если не для достижения отдаленных стран, по крайней мере, для того, чтобы держать в стороне основные подходы к Америке. По его словам, море — это магистраль, и корабли, обеспечивающие доступ к мировым богатствам и путешествующие по этой магистрали, должны иметь безопасные порты и должны, насколько это возможно, «защищаться своей страной на протяжении всего путешествия».«Соединенные Штаты с безопасными границами и обильными внутренними ресурсами могут бесконечно жить за счет себя в« нашем маленьком уголке », но, — предположил Махан тоном больше предостережения, чем предположения, -« если этот маленький уголок будет захвачен новым торговым маршрутом через перешеек » в Соединенных Штатах, в свою очередь, может произойти грубое пробуждение тех, кто отказался от своей доли в общем праве рождения всех людей — море. Канал — великий торговый путь — приблизит великие европейские народы к нашим берегам, чем когда-либо прежде, и будет не так просто, как прежде, оставаться в стороне от международных осложнений.«Он видел в американцах инстинкт к торговле, предпочтительно на их собственных кораблях, возможность создания колоний и необходимость контролировать перешеек. Для него война иногда была необходима точно так же, как была необходима работа полицейского; благодаря такой организованной силе

Поскольку многие американцы приняли стратегические предложения Мэхэна, чтобы придать историческую ценность своей империалистической милитаристской политике, многие также приняли теорию биологического развития Чарльза Дарвина, чтобы предоставить научную поддержку выживанию наиболее приспособленных в международных отношениях.В своем исследовании социального дарвинизма историк Ричард Хофштадтер заметил, что, хотя американцам не нужно было ждать, пока Дарвин оправдает расизм, милитаризм или империализм — все они присутствовали в американской истории до 1859 года, — дарвинизм был удобным инструментом для объяснения их убеждений на английском языке. -Саксонское превосходство, означающее мирную и воинственную экспансию.

Мало кто олицетворяет дух Махана в среде дарвинизма, равно как и Теодора Рузвельта, ярого сторонника «большой политики», направленной на превращение Соединенных Штатов в мировую державу и обладателя колоний для создания баз и поощрения торговли.Как грубый наездник, государственный чиновник или историк, Рузвельт восхищался силой, преследовал власть, иногда был демагогом, иногда шовинистом, его пылкий национализм легко становился милитаристским. Призыв Рузвельта к напряженной жизни выявил много зловещего опасного: «Мы не восхищаемся человеком робкого мира. Мы восхищаемся человеком, который воплощает в себе победные усилия; человеком, который никогда не причиняет вреда своему ближнему, который спешит помочь другу, но обладающий этими мужскими качествами, необходимыми для победы в суровой борьбе реальной жизни.«Он не хотел избегать войны просто ради спасения жизней или денег; причина была в том, что имело значение». Если мы, — сказал он, — хотим быть великими людьми, мы должны добросовестно стремиться играть большую роль в Мир…. Робкий человек, ленивый человек, человек, не доверяющий своей стране, сверхцивилизованный человек, потерявший великую борьбу, мастерские добродетели, невежественный человек с тупым умом, чья душа неспособна почувствовать могучий подъем, который трепетал ». суровые люди с империями в голове »- так он охарактеризовал людей, не желающих брать на себя обязанности империи, поддерживая адекватную армию и флот.Он призвал американцев прочитать протокол Конгресса , чтобы определить тех, кто выступает против ассигнований на строительство новых кораблей, покупки брони или других военных приготовлений. Эти люди, как заявил Рузвельт, работали, чтобы принести стране катастрофу; они не участвовали в славе Манилы; «они сделали зло для национальной чести». Он боялся, что нация станет слабым гигантом, как Китай. Этой трагедии можно было избежать, если бы жизнь была напряженной. У каждого мужчины, женщины и ребенка были обязанности: мужчина — выполнять мужскую работу; женщина, которая будет домохозяйкой и «бесстрашной матерью многих здоровых детей»; и ребенка, которого нужно научить не уклоняться от трудностей.Рузвельту не хватило терпения к робости тех, кто выступал против империи, или к их сплетням о свободе и согласии управляемых, «чтобы извиниться за свое нежелание играть роль людей». Не многие американцы обладали красноречием Рузвельта или его платформой, но многие разделяли его взгляды.

ДВАДЦАТЬ ВЕК

Национализм, стремление оказать большее влияние за пределами страны, а также готовность угрожать или применять силу, хотя и не новость во внешней политике Соединенных Штатов, казались более очевидными по мере того, как страна вступала в двадцатый век.Эту тенденцию подчеркивают несколько эпизодов американской внешней и военной политики.

Недостатки армии США в испанской войне потребовали перестройки военной организации. Используя европейские прецеденты, военный министр Элиху Рут предложил несколько изменений, включая создание Военного колледжа армии и генерального штаба. Сильная оппозиция исходила от укоренившихся интересов в армии и государственном ополчении, но благодаря компромиссу предложения Рута были приняты. Благодаря этим изменениям участие Америки в Первой мировой войне было более эффективным.Для некоторых развитие Генштаба создавало призрак милитаризма. Уолтер Миллис, изучающий милитаризм, писал в 1958 году о вкладе Рута и размышлял о том, что без него участие Америки в Великой войне могло бы и не состояться. «Но Рут, как и все крупные фигуры, — сказал Миллис, — был только отражением своего времени. Было много других архитекторов великой катастрофы милитаризма, которая должна была произойти в 1914-1918 годах».

Создание нового флота было начато при администрации Джеймса А.Гарфилд и Честер А. Артур. В 1883 году Конгресс утвердил четыре стальных корабля, и программа строительства продолжалась через последующие администрации, особенно под влиянием Махана президентства Теодора Рузвельта, когда упор был сделан на постройку линкоров. Главный поворот наступил после того, как в Европе разразилась война. После президентства Рузвельта американская военно-морская политика требовала создания военно-морского флота, уступающего только Великобритании. В 1915 году политика провозгласила первоклассный флот. Закон о военно-морских ассигнованиях 1916 года не имел прецедентов для его планов строительства флота.Сильный противник, лидер большинства Палаты представителей Клод Китчин, тщетно утверждал, что одобрение сделает Соединенные Штаты «величайшей военно-морской державой, которую когда-либо видел мир». В этом законе обнаруживается интересная дихотомия, демонстрирующая непростое отношение Америки к военным мерам за счет сочетания крупных ассигнований на военные корабли с отказом от вооруженной агрессии и принципиальной поддержкой разоружения. Поддержка Вильсоном сильного военно-морского флота свидетельствует о его понимании взаимодействия военной мощи и дипломатии.Военно-морской флот позволит Соединенным Штатам решать существующие проблемы и выполнять международные задачи, которые они ожидали после войны.

В латиноамериканской политике и в реализации доктрины Монро американцы проявили новую напористость, что привело, особенно в двадцатом веке, к частым военным вмешательствам, которые оставались стандартным ответом на политическую нестабильность до 1930-х годов. В 1896 году госсекретарь Ричард Олни и президент Гровер Кливленд поставили перед британцами возражение: «Соединенные Штаты практически суверенны на этом континенте, и их распоряжение является законом в отношении субъектов, которыми они ограничивают свое вмешательство.«Несколько лет спустя Теодор Рузвельт, опасаясь европейского вмешательства (возможно, немецкой военно-морской базы в обремененной долгами Доминиканской Республике), принял за США роль международного полицейского в Карибском бассейне. Из следствия Рузвельта, поправки Платта с Кубой, обязанностями долларовой дипломатии и договором о канале 1903 года с Панамой, независимость которой Рузвельт обеспечил своевременными военно-морскими маневрами, возникла Карибская внешняя политика, часто характеризуемая большой дубинкой.Американские войска и опека противостояли политическому и экономическому хаосу. Столкновения должны были произойти: в 1912 году войска США в Карибском бассейне впервые вступили в бой, чтобы подавить революционеров, на этот раз в Никарагуа. В последующие годы Доминиканская Республика, Гаити, Мексика и Никарагуа испытали обширные интервенции, часто с насилием и полномасштабной партизанской войной в Никарагуа в 1920-х и начале 1930-х годов. Партизанская оппозиция не была чем-то новым для американцев, которые столкнулись с ней на Филиппинах после испано-американской войны.

Если широкое толкование доктрины Монро в районах, прилегающих к Панамскому каналу, и если растущий интерес к делам Дальнего Востока, порожденный «Открытой дверью» и поиски этого обширного азиатского рынка, поставят Соединенные Штаты на роль более активного участия, требуя большей уверенности Что касается военных решений, то это не сопровождалось отказом от традиционного отношения к военным вопросам. Всегда были необходимы компромиссы: даже вступление в войну в 1917 году означало борьбу с германским милитаризмом, борьбу с войной, чтобы положить конец войне.В то время как большинство американцев могли бы аплодировать воинствующему национализму, в котором Рузвельт провозгласил: «Пердикарис жив или Райсули мертв» — когда Рейсули, марокканский бандит, похитил предполагаемого американского гражданина недалеко от Танжера — или в то время как пацифистка Джейн Аддамс могла потерять большую часть своей популярности во время мировой войны. Я и ее выступления считались опасными, или, хотя Юджин Дебс мог быть отправлен в тюрьму в 1918 году за речь, осуждающую войну, эти и подобные события были скорее результатом бурного патриотизма того времени, чем широко распространенной тенденцией к милитаризму.В послевоенные годы есть веские доказательства того, что американцы хотели вернуться к политике, менее склонной к применению силы. Значительная часть оппозиции Лиге Наций исходила от тех, кто считал, что статья X Пакта лишает Конгресс свободы действий при принятии решения о войне. Эти люди не хотели гарантировать «территориальную целостность и существующую политическую независимость всех членов Лиги», поскольку это могло привести к войне, не отвечающей интересам Америки. Конференции по разоружению и пакт Келлога-Бриана, объявивший войну вне закона как инструмент национальной политики, не открыли долгую эру мира, но они были симптомами мирного желания.Утомленные никарагуанской неразберихой, президент Герберт Гувер и государственный секретарь Генри Л. Стимсон пришли к выводу, что морские интервенции обходятся слишком дорого и должны прекратиться. Разоблачения спекуляции на войне, разоблачения индустрии вооружений и ревизионистской исторической литературы о вступлении США в Великую войну принесли разочарование и решимость, что этого больше не должно случиться. Президентская власть во внешней политике вызывала подозрения, законы о нейтралитете 1930-х годов пытались закрыть все лазейки, которые могли привести к войне, и были ограничения на президентскую гибкость во внешней политике.Одно предложение, Резолюция Ладлоу (1935–1938), даже указывало на недоверие Конгрессу по вопросу войны, призывая к тому, чтобы объявление войны проводилось на общенациональном референдуме. Эти вопросы становились все более актуальными по мере увеличения количества мировых кризисов. Во время дебатов по американской внешней политике в конце 1930-х — начале 1940-х каждая сторона провозгласила свой подход истинным путем к миру, в то время как противник обязательно втянет Соединенные Штаты в войну.

МЕЖДУВОЕННЫЙ ПЕРИОД

Среди изоляционистов в межвоенный период существовал страх перед милитаризмом.Историк Чарльз А. Бирд считал, что военные интересы, стремящиеся к увеличению военно-морского флота, если бы их предоставили самим себе, «расширили бы« стратегические границы Америки »до Луны». Если американцы отвергли политику, поощряемую Альфредом Тайером Маханом, Теодором Рузвельтом, Джоном Хэем и Генри Кэботом Лоджем, и если по плану, воле и усилиям они обеспечили «высокий уровень жизни и безопасности для американского народа», используя если бы в Соединенных Штатах были задействованы национальные ресурсы, техническое искусство и управленческие навыки, не было бы необходимости в крупных вооруженных силах.Политика обороны должна быть основана на «безопасности жизни американского народа в его нынешнем географическом доме»; армия и флот не должны быть торговыми агентами для ищущих наживы, промоутеров, спекулянтов или защитников каждого доллара, вложенного за границу. По словам Бирда, руководствуясь таким разъяснением политики, военные власти могут производить расчеты, адаптированные к четко определенным целям; до тех пор они «потребуют все орудия и все корабли, которые смогут получить». Бирд видел, как военачальники во всем мире взяли на себя обязательство проводить политику поощрения торговли и защиты.Он считал, что иногда они рискуют и затем пытаются убедить людей, что на карту поставлены национальные интересы или вопросы чести. Пока военно-морские стратеги требовали больше кораблей, людей и финансовой поддержки, используя «ту пропаганду, которую они использовали», они были больше угрозой для американской безопасности, чем ее гарантией.

Сенаторы также часто высказывались по этим вопросам. Роберт А. Тафт также призывал к сдержанности интервенционистской политики, потому что он выступал против войны.Он не доверял президенту Рузвельту; он думал, что Соединенные Штаты мало что могут сделать с демократией за рубежом; и он чувствовал, что война расширит власть федерального правительства в ущерб демократии внутри страны. Не все изоляционисты согласятся с этим рассуждением, тем более что цели Германии и Японии казались более агрессивными. К концу 1930-х годов сенатор Джордж Норрис пришел к выводу, что, несмотря на опасность милитаризма, Соединенные Штаты должны перевооружаться.

Американский легион, организация ветеранов, возникшая в межвоенный период, также выступала за программы готовности.Легион поддержал идею конференции по разоружению военно-морского флота в Вашингтоне в 1921–1922 годах, но не хотел жертвовать адекватным флотом для сохранения позиции Соединенных Штатов как мировой державы; легион также не хотел, чтобы он поддержал пакт Келлога-Бриана (1928 г.), объявивший войну вне закона как инструмент национальной политики, подразумевающий какую-либо поддержку сокращения военного истеблишмента страны. Неизвестно, повлиял ли Американский легион на общественное мнение или просто отразил его. В великих дебатах о внешней политике перед Перл-Харбором у организации были свои подразделения по интернационализму и изоляционизму; и, как и для многих американцев, общая антикоммунистическая позиция легиона уступила место реалиям Второй мировой войны, вернулась с холодной войной и адаптировалась к разрядке и в годы после холодной войны.Размер и организация Американского легиона сделали его более мощным лобби, чем его первый предшественник, Общество Цинциннати; но он также вызвал подозрение и критику со стороны общественности, что, возможно, отражает недоверие американского гражданского населения к военному влиянию.

Первые четыре десятилетия двадцатого века не показали заметной тенденции к милитаризму в Соединенных Штатах. Но больше, чем когда-либо прежде в истории страны, американцам приходилось мириться с мировой державой, думать о международных отношениях, о которых они раньше не задумывались.Многие американцы считали, что старые истины военно-гражданских отношений все еще действительны, хотя они понимали, что некоторые уступки необходимы для адекватной защиты в мире, не свободном от войны. Большой вопрос тогда и до сих пор сводится к тому, насколько адекватно. В межвоенные годы армия редко превышала 200 000 человек, а чаще всего — менее 150 000 человек; До 1940 года был отказ от призыва на военную службу, и много споров о целесообразности обязательного корпуса подготовки офицеров запаса в колледжах.Военно-морской флот также пострадал от послевоенного пренебрежения, и многие офицеры сожалели о слабости флота в Тихом океане, где они считали Японию врагом. Изменения произошли с поддержкой Франклином Д. Рузвельтом расширения военно-морского флота и увеличения числа рабочих мест в судостроительной отрасли.

Большинство американцев согласились с политикой Рузвельта по постепенному увеличению как помощи союзникам, так и военной подготовки внутри страны. Когда разразилась война, большинство людей все еще не осознавали, что бесплатная безопасность, которой они неосознанно пользовались так долго, исчезла навсегда.Многие американцы считали, что, когда война закончится, национальная жизнь вернется к довоенному стилю. Как отмечают Сэмюэл А. Стоуфер и другие в своем социально-психологическом исследовании The American Soldier (1949), после того, как исчезло раннее ощущение национальной опасности, не было особого чувства личной приверженности войне. Война была просто объездом, который нужно было сделать, прежде чем можно было вернуться на главную, или гражданскую, дорогу. В конце войны у солдата не было желания реформировать Соединенные Штаты или мир; он интересовался собой и своей семьей.Прекращение боевых действий потребовало немедленного освобождения отцов, сыновей и мужей; к 1946 году количество мужчин, находящихся на действительной военной службе, упало с более чем 12 миллионов до немногим более 3 миллионов, что в следующем году сократилось вдвое. В своих планах относительно послевоенного мира Рузвельт улавливал общественное настроение и ожидал небольших вооруженных сил. В Тегеране, когда Сталин предположил, что идея Рузвельта о четырех полицейских для сохранения мира во всем мире может потребовать отправки американских войск в Европу, Рузвельт предполагал, что Соединенные Штаты предоставят корабли и самолеты, а Великобритания и Советский Союз предоставят сухопутные армии.А в Ялте президент сомневался, будет ли поддержка США будущего мира включать «сохранение заметных американских сил в Европе». Ясно, что Соединенные Штаты согласились на международную роль и не совершили бы ошибки, отказавшись от членства в новой мировой организации, но американцы ожидали, что их участие будет соответствовать знакомой модели, требующей лишь ограниченных военных усилий. Это совпало с первыми надеждами Вильсона в 1917 году на то, что американский вклад в войну будет в основном за счет военно-морского флота и промышленного производства, и с надеждами Рузвельта в 1940 и 1941 годах на то, что невосприимчивость к войне предотвратит поражение врагов Германии, сохраняя при этом Соединенные Штаты вне войны.Эти надежды были потеряны в ходе событий.

Хотя большинство американцев во время и сразу после войны думали в основном о возвращении к мирным занятиям, мало или вообще не учитывая роль Америки в мире и то, что эта роль может потребовать, были военные лидеры, размышляющие о будущем страны и о том, как защитить ее интересы. . Даже незадолго до нападения на Перл-Харбор, как отмечал Майкл С. Шерри в своей книге «Подготовка к следующей войне », генерал Джордж Маршалл, г., думал о мире после надвигающейся войны и о войне, которая последует за ней.Несмотря на это незначительное начало, послевоенное планирование не приобрело серьезного характера в течение более чем года, и даже тогда планировщикам приходилось иметь дело со многими неопределенностями, включая расплывчато выраженные планы политических лидеров и отсутствие сотрудничества, присущее соперничеству между армией, флотом и другими. практически автономная армия ВВС. Все они стремились занять выдающееся место в защите национальных интересов, возможно, столкнувшихся с проблемой советской экспансии, что было проблемой Объединенного комитета начальников штабов с 1942 года. Появившиеся предложения по планированию включали всеобщую военную подготовку, объединение служб и создание независимых и крупных военно-воздушных сил, но единодушия не хватало, за исключением существенной способности к быстрой мобилизации.Предложение о всеобщей военной подготовке в конечном итоге получило поддержку президента Гарри Трумэна, но так и не приняло Конгресс. Страна полагалась на призыв до 1973 года с коротким перерывом в 1947–1948 годах. Закон о национальной безопасности 1947 года предусматривал координацию вооруженных сил и независимых военно-воздушных сил. Хотя война закончилась без консенсуса в планировании, поспешные усилия во второй половине 1945 года принесли рекомендации, отстаивающие политику сдерживания и превентивной войны. Шерри отмечает, что такие рекомендации контрастировали с более ранней практикой — переходом от пассивной защиты к активной.За этим последовали военные бюджеты, меньшие, чем во время войны, но более высокие, чем довоенные уровни, и продолжилось крупное финансирование исследований и разработок, что позволило солдатам и ученым оставаться партнерами. Все это, как считает Шерри, создало идеологию готовности и менталитет времен холодной войны, позволившие милитаристскому влиянию проникнуть в американское общество.

С разрушением Западной Европы и упадком Великобритании как балансира европейской мощи, дверь к отступлению Америки перед лицом любой новой тоталитарной угрозы закрылась.Вызов, казалось, исходил от Советского Союза, и этот вызов, с точки зрения американцев, в значительной степени определял американскую внешнюю и военную политику с 1945 года. Военное сотрудничество с Советским Союзом всегда было браком по расчету, хотя некоторые надеялись, что социальные, экономические, а политические разногласия можно было бы сгладить, чтобы после войны установить мирные рабочие отношения. Разногласия по поводу Польши и Германии вскоре показали несовместимость послевоенных целей США и СССР.К 1947 году администрация Трумэна была убеждена, что мир поляризован между Соединенными Штатами и Советским Союзом, и чтобы защитить себя, Соединенные Штаты должны сохранить баланс сил против советской экспансии. Трумэн выступил с широкой риторикой, чтобы сказать американскому народу, что Соединенные Штаты поддержат «свободные народы, которые сопротивляются попыткам подчинения со стороны вооруженных меньшинств или внешнего давления». Вскоре после этого дипломат Джордж Ф. Кеннан в своей статье «X» в журнале Foreign Affairs дал анализ поведения России и предписал ответ в виде «длительного терпеливого, но твердого и бдительного сдерживания экспансивных тенденций России». .«На этих оценках правительство США основывало свою внешнюю и военную политику и на протяжении многих лет, возможно, вышло далеко за рамки того, что планировали Трумэн и Кеннан. В своих мемуарах Кеннан сожалел о своей неспособности дать понять, что он не говорил о« сдерживании с помощью военные средства военной угрозы »и его неспособность« провести различие между различными географическими районами ». Более поздняя ссылка на сдерживание для объяснения американского участия во Вьетнаме обеспокоила Кеннана. Некоторые районы мира были более важны для Соединенных Штатов, сказал он, и ситуация в мире изменилась с 1947 года, больше не было единого центра коммунистической власти.

Хотя основные изменения в американской оборонной политике произошли с Корейской войной (1950–1953 гг.), Даже до этого конфликта во многом сохранялось настроение военных лет. Несмотря на быструю демобилизацию сил США после Второй мировой войны, они все еще были больше, чем в любое мирное время в американской истории; военный бюджет во много раз превышал уровень 1940 года; Президент Трумэн настаивал на всеобщей военной подготовке; и Соединенные Штаты были хорошо вооружены, имея монополию на атомную бомбу.

Тем не менее, Трумэн не хотел увеличивать расходы на оборону выше 15 миллиардов долларов, что сильно беспокоило военное руководство и министра обороны Джеймса Форрестола. Накануне Корейской войны комитет из представителей государства и министерства обороны описал в плане (NSC 68) потенциально быстрый экономический и военный рост Советского Союза и подчеркнул необходимость в силе, если должны были быть какие-либо успешные переговоры с Советский Союз или любое соглашение по регулированию вооружений.По словам Пола Хаммонда, это была программа, призывающая американцев быть на высоте, приложив больше усилий и ресурсов для предотвращения дальнейшего ухудшения стратегической ситуации в Соединенных Штатах. Корейская война подтолкнула администрацию и общественность принять этот призыв: бюджет национальной безопасности вскоре превысил 40 миллиардов долларов, а количество военнослужащих, находящихся на действительной военной службе, увеличилось более чем вдвое.

События, происшедшие и установившиеся в течение пяти лет после окончания Второй мировой войны, задали образец ответа на последующие вызовы американской внешней и военной политике.Сторонники утверждали, что опора на хорошо подготовленные вооруженные силы, оснащенные новейшим вооружением и размещенные по всему миру, является сдерживающим фактором для войны, в то время как критики восприняли это как пример милитаризма, мало связанный с оборонными потребностями Соединенных Штатов и, как во Вьетнаме, , иногда катастрофически.

Многие условия, приемлемые для достижения победы во Второй мировой войне, в послевоенную эпоху были объявлены милитаризмом. Полагая, что война имеет важное значение для достижения законных национальных целей, большинство американцев соглашались с промышленной мобилизацией, сильным, а иногда и скрытным исполнительным руководством, большими вооруженными силами, большими военными бюджетами и использованием любого доступного оружия.Однако с начала холодной войны появилось много инакомыслящих, которые сомневаются в любой международной опасности и ставят под сомнение военную и внешнюю политику, направленную на противодействие коммунистической агрессии.

Вероятно, наиболее часто цитируемым примером милитаризма в американской жизни является военно-промышленный комплекс — союз между военным истеблишментом и компаниями, поставляющими оружие и материальные средства, используемые вооруженными силами. Взаимоотношения не были новостью во время Второй мировой войны, но огромные послевоенные оборонные бюджеты и большая зависимость некоторых компаний от государственных заказов вывели лоббистскую деятельность на новый уровень и привели к значительному увеличению числа бывших военнослужащих, работающих в корпорациях.Добавьте к этому интеллектуальные, политические, трудовые и географические интересы в различных исследовательских проектах или компаниях, деятельность которых связана с тысячами рабочих мест, и появится обширная группа избирателей, которая может влиять на решения в области обороны. Расходы на оборону на исследования и разработки также оказали большое влияние на национальные университеты. Историк Стюарт В. Лесли описал, как крупные контракты с военными повлияли на академические научные исследования и поддержали или открыли новые лаборатории под управлением университета.Научный и инженерный отделы проводили исследования, консультировали и обучали выпускников работе, которая была востребована оборонным ведомством, в результате, как говорит Лесли, военные устанавливали научные приоритеты.

В своей прощальной речи 1961 года президент Дуайт Д. Эйзенхауэр предостерег от неоправданного влияния со стороны военно-промышленного комплекса. Многие критики комплекса не согласны с большей частью американской внешней и оборонной политики с 1945 года и не видят никаких проблем, требующих серьезного военного ответа.Социолог Ч. Райт Миллс наблюдал все большее проникновение военных в корпоративную экономику, которая, казалось бы, превратилась в перманентную военную экономику, в то время как Габриэль Колко утверждает, что военный истеблишмент является лишь инструментом руководителей гражданского бизнеса, преследующих стратегические и экономические цели. Многие критики обнаруживают старую враждебность к производителям боеприпасов, которые торгуют своим товаром, который вскоре устаревает и требует нового раунда еще более изощренного и разрушительного оружия.Современное оружие во много раз больше, чем необходимо для уничтожения врага, но безопасность нации меньше, чем когда-либо прежде. Неспособность достичь международного контроля над оружием, в которой некоторые критики обвиняют Америку в отсутствии подходящей инициативы, когда у нее была монополия на атомную бомбу, продолжалась бесполезная гонка вооружений и увеличивались шансы на их использование — событие немыслимое, по крайней мере, так казалось до тех пор, пока Герман Кан Размышляя о немыслимом (1969).

Противники послевоенной политики часто сосредотачивали свои атаки на президента и его почти исключительное руководство внешней политикой и его широкое использование полномочий в качестве главнокомандующего.По мнению критиков, президенты преувеличивают иностранные опасности и тайно связывают Соединенные Штаты с другими странами, втягивая страну в войну в нарушение Конституции. Широкое использование исполнительной власти в результате провозглашения нейтралитета Вашингтоном через оккупацию спорной территории Джеймсом К. Полком, усиление Линкольном форта Самтер, сделку между эсминцами и базой Франклина Д. Рузвельта и сделку Рональда Рейгана «Иран-контрас» часто встречаются в американской истории. Американский народ и его историки в целом хвалят и восхищаются (по крайней мере, в исторической перспективе) сильной и активной исполнительной властью, но разоблачения вьетнамской войны и Уотергейта вызвали пересмотр президентского использования власти.Некоторые писатели, которые поддерживали прерогативу президента, но разочаровались в последние годы войны во Вьетнаме, изо всех сил старались определить, какие президенты столкнулись с реальными чрезвычайными ситуациями и были оправданы в использовании своей власти. Различить сложно.

Критики также отмечают влияние Министерства обороны на внешнеполитические решения как еще один пример милитаризма. Во время администрации Джона Ф. Кеннеди Объединенный комитет начальников штабов сначала выступал против договора о всеобъемлющем запрещении испытаний, потому что он мог снизить бдительность Америки, и в конце концов оказал поддержку только с обширными гарантиями.Во время кубинского ракетного кризиса Объединенный комитет начальников штабов посоветовал нанести воздушный удар по Кубе, а раньше они, по крайней мере, молчаливо поддерживали участие Америки в военных операциях против Фиделя Кастро. Часто цитируются оптимистичные и часто вводящие в заблуждение военные отчеты о прогрессе во Вьетнаме, отчеты о том, что победа была в пределах досягаемости, если приложить немного больше усилий. Принятие идеи о том, что только военные владеют фактами, затруднило эффективное опровержение оценок Пентагона даже для порой скептически настроенного президента Кеннеди.По словам репортера Дэвида Хальберштама, неспособность Кеннеди сопоставить свои растущие внутренние сомнения с его публичными заявлениями чрезвычайно затруднила бы задачу его преемника, даже если бы президент Линдон Б. Джонсон не принимал и не восхищался своими военными советниками.

Никто не может отрицать широко распространенный упор на военную готовность, очевидное злоупотребление властью со стороны агентств, созданных для улучшения американской обороны, сомнительное американское присутствие в Юго-Восточной Азии и множество других примеров милитаризма в американской жизни.Нежелание содержать большую постоянную армию уступило место международным реалиям, которые больше не позволяют Соединенным Штатам дешево обеспечивать безопасность, описанную историком К. Ванн Вудвордом. Были попытки сохранить гражданский контроль, и Корейская война тому пример. Споры между Гарри Трумэном и генералом Дугласом Макартуром по поводу ограничения конфликта Корейским полуостровом закончились победой президента. Хотя люди могли безумно приветствовать МакАртура дома, и хотя они могли быть сбиты с толку концепцией ограниченной войны, они мало хотели от его плана по расширению войны; не было и многих, готовых принять убеждение Макартура о том, что военные прежде всего верны стране и Конституции, а не тем, «кто временно осуществляет власть исполнительной власти».«Генерал Макартур одержал короткую эмоциональную победу — его парад в Нью-Йорке с телеграфной лентой превзошел почти два к одному у Чарльза Линдберга по тоннажу бумаги, — но это был генерал Эйзенхауэр с его обещанием отправиться в Корею, чтобы найти скорейший и достойный конец войне. Его готовность угодить консервативному в финансовом отношении крылу Республиканской партии Роберта А. Тафта и его поиски сильной военной политики, совместимой со здоровой, растущей экономикой, — проблема не новость. с Эйзенхауэром — не сдача милитаристскому мышлению.Фактически, он опасался, что продолжительная военная программа может привести к формированию гарнизона, и он хотел «держать наших мальчиков на нашей стороне, а не на чужом берегу», даже несмотря на то, что некоторые американские войска оставались за границей. Время от времени госсекретарь Джон Фостер Даллес прибегал к милитаристской риторике, но политика оставалась в целом осторожной, хотя к лозунгам «сдерживания» и «помощи свободным народам» добавлялись «массовое возмездие», «переход на край» и «освобождение». повсюду »- лозунги, которые, несомненно, повлияли на общественное мышление и позволили людям принимать политику или действия без серьезного рассмотрения.Участие во Вьетнаме, где эти политика и действия сливались и постепенно усиливались, не имело ни руки воли, ни проницательного ума, чтобы ограничить его, пока обязательство не стало очень большим. Это был самовоспроизводящийся и самообманчивый конфликт без четкой цели, связанный с личной и национальной гордостью. Тем не менее, общественные настроения, журналистские и исторические отчеты о войне демонстрируют живое антимилитаристское чувство, которое бросило вызов власти и вызвало в конечном итоге уход.

Для некоторых американцев окончание войны во Вьетнаме развеяло опасения перед милитаризмом.Другие предлагали только отказ от американских экономических экспансионистских целей, которые видятся в открытых дверях или открытом мире, политика изменит условия, питающие милитаризм. Третьим требовалось усиление надзора со стороны Конгресса за внешней и оборонной политикой, ограничивающее инициативу исполнительной власти.

Окончание холодной войны и распад Советского Союза в начале 1990-х годов по понятным причинам побудили к большему сомнению в военной и связанной с ней политике Америки, которая проводилась более полувека.Для многих американцев уверенность, исходящая от фашистских и коммунистических угроз, больше не служила подтверждением давних предположений. Еще с 1940 года Соединенные Штаты в той или иной степени готовились к той или иной войне. Не пора ли воспользоваться дивидендами мира? Вопрос предполагал, что новые обстоятельства были вескими аргументами в пользу перемен. Были сокращения, но не в той степени, на которую надеялись многие критики. К 1998 году расходы на оборону были на 12 процентов ниже среднего уровня 1976–1990 годов.Произошло сокращение численности военного персонала примерно до 1,4 миллиона в 1996 году. К 1998 году было закрыто около семидесяти баз, но все предложения были решительно оспорены из-за опасения последствий для местной экономики. Планы министерства обороны сократить позиции военных резервистов наткнулись на блокпосты Конгресса по аналогичным причинам. Эти изменения представляли собой остановившуюся тенденцию к сдержанности. Майкл Шерри, писавший в середине 1990-х о «милитаризации» Америки, более широко определенной и, возможно, более расплывчатой ​​концепции, чем классический «милитаризм», полагал, что основная причина милитаризации исчезла с холодной войной и что Америка, вероятно, отойдет от его милитаризованное прошлое без четких или формальных указаний на это.

В то время как такие американцы, как Шерри, могут одобрять эту тенденцию, но предпочитают более осознанный курс, другие обеспокоены тем, что страна становится самодовольной перед лицом будущих опасностей. В 1999 году министр обороны Уильям Коэн был обеспокоен расширяющимся разрывом между гражданской и военной культурой Америки и возможным воздействием на благосостояние Соединенных Штатов, а также международного сообщества, если американский народ не понимал и не поддерживал вооруженные силы. что помогло обеспечить глобальную стабильность.Историки Дональд Каган и Фредерик Каган в исследовании, сравнивающем Соединенные Штаты в начале двадцать первого века с Англией в 1920-х годах, предполагают, что, поскольку Англия тогда не желала должным образом готовиться к обороне, Соединенные Штаты на семьдесят лет. пять лет спустя может не хватить вооруженных сил для проведения активной внешней политики, направленной на предотвращение войны. Они утверждают, что «холодная война» и ее окончание замаскировали неизменный интерес Америки как мировой державы к поддержанию мира и стабильности во все более изменчивом и по-прежнему опасном международном сообществе.

Эти взгляды на военную и дипломатическую политику Америки и опасности, которые они представляют для ее демократического характера и ее безопасности, являются спекулятивными. Наконец, любой контроль над милитаризмом зависит от людей и их традиций. Демократия не всегда надежна, поскольку военная экономика имеет множество составляющих, и чрезмерный патриотизм может привести к непривычным действиям. Американские традиции твердо стоят на гражданской стороне. Американцы нелегко приняли боевые добродетели, подчеркивающие власть и подчинение, и, по крайней мере теоретически, они приняли веру в свободу и стремление к счастью.Тем не менее, гражданское превосходство как основной принцип военно-гражданской традиции Америки не обходится без проблем в истории страны, даже в последние годы. Противоречие Трумэна и Макартура, хотя его часто называют победой гражданского доминирования, было возможно потому, что другие видные военные лидеры поддерживали Трумэна, и, как отмечает историк Эрнест Мэй, Конгресс и общественность встали на сторону одной группы военачальников вместо другой. . Военный историк Рассел Ф. Вейгли предположил, что принцип гражданского контроля в военно-гражданских отношениях может нуждаться в пересмотре.Он приводит примеры после окончания холодной войны с участием генерала Колина Л. Пауэлла, который публично подверг сомнению вмешательство США в Боснии, в то время как администрация Джорджа Буша-старшего обсуждала использование там вооруженной силы, а затем критиковала предвыборное предложение избранного президента Клинтона о допуске гомосексуалистов. военным. Вейгли также отмечает, что генерал Х. Норман Шварцкопф после выхода в отставку критически относился к аспектам дипломатии войны в Персидском заливе. Эти примеры последовали за эпохой войны во Вьетнаме, когда военно-гражданские отношения были обострены различными политическими ограничениями, которые не нравились военным.Вейгли приходит к выводу, что у традиционного гражданского доминирования может быть неопределенное будущее. Очевидно, что традиции не защищены от эрозии.

Историк Ховард К. Бил считал, что наиболее зловещие пристрастия Теодора Рузвельта ограничивались демократическими традициями, уважением к общественному мнению, страхом политического поражения на выборах, заботой о благополучии нации, принятием осторожной поспешности. — широкий подход к проблемам, чувство собственной значимости и достоинства.Эти черты по-прежнему пользуются поддержкой американского консенсуса. Когда кажется, что американская политика слишком далеко отклоняется от демократических традиций, оппозиция нарастает, особенно если нет четкой связи между политикой и национальной безопасностью, а в случае Вьетнама — если сохраняются потребности в людях и военной технике. Уход из Вьетнама не изменил общей тенденции американской внешней и оборонной политики, и милитаризм, который критики считали его частью, сохранился, но окончание холодной войны принесло новые, хотя и несколько неопределенные, направления.

Прогноз может осложняться развитием технологий, позволяющих разрабатывать более сложное и точное оружие. Примеры включают использование крылатых ракет или другого «противостоящего» оружия для уничтожения четко определенных целей без значительного ущерба и потерь при сохранении бесполетных зон над Ираком или вмешательстве в Косово. Означает ли такой конфликт, названный Майклом Игнатьевым «виртуальной войной» в отношении Косово, что этот тип насилия становится более приемлемым для людей, не желающих вступать в войну? Если американские военнослужащие будут использовать свое оружие, чтобы не причинить вреда, и по вечернему телевидению не будут показывать сумки с трупами или если общество не будет призывать к мобилизации, будет ли меньше внимания уделяться таким военным действиям?

Технологические инновации в боевых действиях и попытки максимально ограничить списки раненых — не новость.Одна из причин использования атомной бомбы заключалась в том, что она может устранить необходимость вторжения на родные острова Японии и ожидаемую гибель американцев. Новым является широкое освещение событий на телевидении после войны во Вьетнаме и его влияние на общественное мнение. Американские военачальники и политики могут быть обеспокоены не только своими потерями, но и потерями среди гражданского населения на другой стороне и выглядеть слишком агрессивно, теряя таким образом общественную поддержку. Как описывает Майкл Игнатьев в своей книге, ведение виртуальной войны сопряжено со многими сложностями и нерешенными политическими, военными и моральными проблемами, и нет никаких оснований полагать, что Соединенные Штаты сохранят исключительный контроль над новым оружием.Перед лицом быстрых международных политических и технологических изменений Соединенным Штатам остается стремиться сохранить доверие к своему оружию в контексте своих демократических традиций.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Милитаризм — неточный термин, и его определение может зависеть от идеологии или точки зрения человека, а его суждение может определяться его масштабами и формой. Классический милитаризм, олицетворяемый для большинства американцев вильгельмовской Германией или дохиросимской Японией, имеет несколько примеров из американского прошлого, но война и подготовка к войне, влияющие на общество страны и пользующиеся ее поддержкой, становятся все более очевидными, особенно начиная со второй половины XIX века. двадцатый век.Это не означает, что страна не участвовала в войнах или военных конфликтах или что в более ранней Америке не было проявлений милитаризма. Тем не менее общая антипатия к вооруженным силам и к тому, что Конгресс жестко контролирует военные ассигнования, отчетливо проявляется на протяжении первого века истории США и более. Вначале военное министерство (включая военно-морское дело до 1798 года) имело военного секретаря и одного клерка и считалось в те ранние годы, как записал Леонард Д.Уайт в своей административной истории того периода как «сложный и непопулярный отдел». Спустя столетие, хотя размер изменился, он все еще был непопулярен среди многих людей, в том числе политиков и профсоюзных лидеров, таких как Сэмюэл Гомперс, который, возможно, помнил забастовку Пуллмана, когда сказал: «Постоянные армии всегда используются для тирании над людьми. . »

В то время как начало двадцатого века, возможно, начало размывать такие взгляды, именно Вторая мировая война и холодная война принесли существенные изменения в дипломатическую и военную политику страны, что символизируется значительным ростом государственного и оборонного ведомств.Военный секретарь и его клерк в начале администрации Джорджа Вашингтона выросли к началу двадцать первого века до примерно

гражданских и военных сотрудников, занимающих миллионы квадратных футов офисных помещений в Пентагоне и многих других федеральных и коммерческих зданиях в Вашингтон, округ Колумбия, область. После Второй мировой войны американцы были готовы принять эти изменения, потому что большинство из них больше не верило, что изоляционизм был жизнеспособным выбором для Соединенных Штатов, и многие были убеждены, что существует новая тоталитарная угроза, подобная в их сознании Гитлеру и нацизму. .Когда события в Польше, Германии, Греции, Китае и Корее, казалось, подтвердили их опасения, многие американцы, возможно, находящиеся под влиянием Мюнхена и верящие в бесполезность умиротворения агрессоров, приняли меры сдерживания, сдерживания и наращивание вооружений в достаточной мере. поставка ядерного оружия. Благодаря этой политике холодная война пронизывала американское общество.

В то время как милитаризм или, по крайней мере, подготовка к войне были явно очевидны во время холодной войны, его оправдание, если не все его аспекты, оставались предметом споров.Для критиков, которые обвинили Соединенные Штаты в холодной войне, не признав интересов безопасности Советского Союза, военный ответ Вашингтона был опасным, расточительным, трагичным, с мышлением, которое сохранялось и в эпоху после холодной войны. Для тех, кто считал, что Советский Союз представляет реальную опасность для этой страны и ее друзей, подготовка к войне была правильной и не о чем сожалеть. Требования на будущее с его изменяющимся политическим устройством и новыми технологиями оставались открытыми для еще большей озабоченности и дискуссий, о чем свидетельствуют предложения, которые продолжались и в двадцать первом веке, относительно противоракетного щита.

БИБЛИОГРАФИЯ

Гроб, Тристрам. Вооруженное общество: милитаризм в современной Америке. Балтимор, 1964 год. Рассказывает о растущем военном влиянии.

Донован, Джеймс А. Милитаризм, США Нью-Йорк, 1970. Предлагает сокращение численности военного персонала и сокращение ассигнований на оборону как наилучшее средство контроля над милитаризмом.

Экирх, Артур А., младший Гражданские и военные. New York, 1956. Отмечает важность антимилитаризма в американской истории, но видит проникновение милитаризма через технологические последствия современной войны и постоянной мобилизации в мире после 1945 года.

Гэддис, Джон Льюис и Пол Х. Нитце. «Совет Безопасности 68 и советская угроза пересмотрены». Международная безопасность 4 (весна 1980 г.): 164–176. Комментарии к NSC 68, один от историка холодной войны, а другой от основного автора документа.

Гольц, Евгений. «Корпорация Кертисс-Райт и оборонные закупки эпохи холодной войны: вызов теории военно-промышленного комплекса». Journal of Cold War Studies 2 (зима 2000 г.): 35–75. Вопросы о том, защитил ли военно-промышленный комплекс свои промышленные компоненты от банкротства с помощью проверки Curtiss-Wright Corporation.

Хоган, Майкл Дж. Железный крест: Гарри С. Трумэн и истоки государства национальной безопасности, 1945–1954 гг. Кембридж и Нью-Йорк, 1998. Описывает, как Америка готовилась к борьбе с холодной войной и пыталась сохранить традиционные ценности и институты.

Игнатьев, Михаил. Виртуальная война: Косово и не только. New York, 2000. Рассматривает действия НАТО в Косово как виртуальную войну, где технологии позволяли вести ее без смертей с американской стороны и, таким образом, были менее чем полностью реальными для Соединенных Штатов.Автор пытается объяснить, «почему страны, которые никогда не были более защищенными от рисков ведения войны, должны оставаться столь не желающими их вести» своим исследованием новой технологии и морали, регулирующей ее использование.

Каган, Дональд и Фредерик В. Каган. Пока Америка спит: самообман, военная слабость и угроза миру сегодня. New York, 2000. Опасения, что Соединенные Штаты в начале двадцать первого века подражали Англии 1920-х годов в оборонной политике.

Нолл, Эрвин и Джудит Нис Макфадден, ред. American Militarism 1970. New York, 1969. Диалог между политиками и интеллектуалами, которые сетуют на текущие тенденции в военной и внешней политике и сомневаются, защищают ли они основные ценности американского общества.

Колко, Габриэль. Корни американской внешней политики. Boston, 1969. Подчеркивает, что растущий военный истеблишмент является результатом политической политики, а не ее причиной.

Лаутербах, Альберт Т.«Милитаризм в западном мире: сравнительное исследование». Журнал истории идей 5 (1944): 446–478.

Леффлер, Мелвин П. Превосходство власти: национальная безопасность, администрация Трумэна и холодная война. Стэнфорд, Калифорния, 1992. Как администрация Трумэна справилась с наследием Второй мировой войны и предприняла шаги по сдерживанию Советского Союза, но с более высокими затратами, чем это необходимо.

Лесли, Стюарт В. Холодная война и американская наука: военно-промышленно-академический комплекс в Массачусетском технологическом институте и Стэнфорде. Нью-Йорк, 1993. Влияние холодной войны на американские научные исследования. Мэй, Эрнест Р. «Правительство США — наследие холодной войны». В книге Майкла Дж. Хогана, изд. Конец холодной войны: ее значение и последствия. Кембридж и Нью-Йорк, 1992. Не смотрит с сожалением на милитаризацию американского правительства во время холодной войны, но задается вопросом, как эта правительственная структура будет жить в период после холодной войны.

Миллис, Уолтер. Оружие и мужчины: исследование американской военной истории. Нью-Йорк, 1958.

——. Американская военная мысль. Индианаполис, Индиана, 1966. Антология.

Миллс, К. Райт. Элита власти. Нью-Йорк, 1956. Видит единство правящей элиты, основанное на совпадении интересов экономических, политических и военных организаций.

Перкинс, Декстер. Американский подход к внешней политике. Ред. New York, 1968. Предполагает, что американцы в целом не были империалистами и не уступили свои основные свободы и демократические обычаи требованиям войны.

Шоу, Мартин. Поствоенное общество: милитаризм, демилитаризация и война в конце двадцатого века. Филадельфия, 1991. Изучение концепции поствоенного общества, которое не обязательно должно положить конец милитаризму, но дает возможность мира и, несмотря на противоречия, периода, когда милитаризм менее доминирует в обществе.

Шерри, Майкл С. Подготовка к следующей войне: американские планы послевоенной обороны, 1941–45. Нью-Хейвен, штат Коннектикут., 1977. Анализ военного планирования для формирования политики и отношения после Второй мировой войны.

——. В тени войны: Соединенные Штаты с 1930-х годов. Нью-Хейвен, штат Коннектикут, 1995. История милитаризации, «процесса, посредством которого война и национальная безопасность… сформировали широкие области национальной жизни».

Шпайер, Ганс. «Милитаризм в восемнадцатом веке». Социальные исследования: Международный квартал политических и социальных наук 3 (1936): 304–336.

Спроут, Гарольд и Маргарет Спраут. Рост американской военно-морской мощи, 1776–1918. Princeton, N.J., 1969.

Vagts, Alfred. История милитаризма, гражданского и военного. Ред. Нью-Йорк, 1959.

Вейгли, Рассел Ф. На пути к американской армии: военная мысль от Вашингтона до Маршалла. Нью-Йорк, 1962.

——. «Американские военные и принцип гражданского контроля от Макклеллана до Пауэлла». Военно-исторический журнал 57, вып. 5, специальный выпуск (1993): 27–58.Предполагает, что принцип гражданского контроля над военными в США имеет неопределенное будущее.

Ярмолинский, Адам. Военный истеблишмент: его влияние на американское общество. Нью-Йорк, 1971. Описывает влияние вооруженных сил в невоенных областях.

Ергин Даниил. Нарушенный мир: истоки холодной войны и государства национальной безопасности. Бостон, 1977 г. Развитие политики США под влиянием того, что автор называет аксиомами Риги и аксиомами Ялты — одна недоверчивая, другая — кооперативная.

См. Также Сдерживание; Континентальная экспансия; Министерство обороны; Империализм; Вмешательство и невмешательство; Военно-промышленный комплекс; Национализм; Президентская власть; Общественное мнение .

NSC 68

Одним из важных документов времен холодной войны, рационализировавших наращивание военной мощи для решения коммунистической задачи, был NSC 68, главным автором которого был Пол Х. Нитце, директор отдела планирования политики Госдепартамента, направленный президенту в апреле. 1950 г. и обратился за комментариями в Совет национальной безопасности.Под влиянием блокады Берлина, победы коммунистов в Китае и советских испытаний атомного оружия авторы NSC 68 составили звонкий, пугающий призыв к перевооружению. Были ли стратегии, изложенные в NSC 68, подходящими и разумными для победы в холодной войне или чрезмерными, слишком дорогими и неверным толкованием советских намерений, они являются частью общих дебатов о холодной войне и степени милитаризма в американской политике и политике. жизнь.

NSC 68 заявляет, что «Советский Союз, в отличие от предыдущих претендентов на гегемонию, воодушевлен новой фанатичной верой, противоположной нашей собственной, и стремится навязать свою абсолютную власть над остальным миром.«Если будет« какое-либо дальнейшее существенное расширение территории, находящейся под господством Кремля, [это] повысит вероятность того, что не может быть собрана никакая коалиция, способная противостоять Кремлю с большей силой ». Авторы описали военную мощь Советского Союза. и выразил уверенность в том, что если в 1950 году разразится крупная война, Советский Союз сможет атаковать выбранные цели в Соединенных Штатах с помощью атомных бомб. Чтобы противостоять советской угрозе, Соединенные Штаты должны обладать превосходящей общей мощью, включая военную мощь, чтобы гарантировать национальную безопасность и проводить политику сдерживания.Страна также должна производить и накапливать термоядерное оружие. Быстрое наращивание мощностей обойдется дорого, но «бюджетные соображения должны быть подчинены тому суровому факту, что на карту может быть поставлена ​​сама наша независимость как нации».

Начало Первой мировой войны

Неистовая конкуренция между европейскими державами была отмечена в конце 1800-х — начале 1900-х годов. Сила нации измерялась размером ее богатства и ресурсов, количеством земель, которыми она владела, а также размером ее армии и флота.Лидеры многих стран считали, что нация может достичь своих политических и экономических целей только в том случае, если у нее будет сильная армия, и это убеждение было известно как милитаризм . В большинстве стран росли армии призывников, в которых молодые люди должны были пройти год или два военной подготовки, а затем были отправлены домой в качестве резервов для мобилизации или призыва к действиям, когда это было необходимо для боевых действий. Военно-морские бюджеты ежегодно увеличивались, особенно в Великобритании и Германии. Ни одна страна не хотела остаться без союзников, если разразится война, поэтому закрепились два крупных военных союза.Германия, боясь быть зажатой врагами на востоке и западе, подписала соглашение с Австро-Венгрией о поддержке друг друга в европейской войне. Аналогичное соглашение достигли Россия и Франция.

Милитаристы все чаще считали вооруженные силы своих стран не подлежащими критике. И многие очень восхищались такими воинскими ценностями, как самопожертвование, дисциплина и послушание. Война все чаще рассматривалась как приключение, возможность сражаться и даже умереть за свою страну. Карл Пирсон, тогдашний британский писатель, утверждал, что войны необходимы.Он утверждал, что нации могут занять свое законное положение в мире «путем соревнования, главным образом путем войны с низшими расами, а с равными расами — путем борьбы за торговые пути и источники сырья и продовольствия». ¹

Другие придерживались аналогичных взглядов. Граф Теобальд фон Бетманн Хольвег, канцлер Германии на рубеже двадцатого века, утверждал, что «до сих пор в силе старая поговорка, согласно которой слабые станут добычей сильных. Когда народ не желает или не может продолжать тратить достаточно средств на вооружение, чтобы иметь возможность продвигаться в мире, он снова переходит на второй уровень.” ²

Для Пирсона, Холлвега и других европейцев нация была больше, чем страна. Для них члены нации не только имели общую историю, культуру и язык, но также имели общих предков, черты характера и физические характеристики. Поэтому многие считали, что нация представляет собой биологическое сообщество и что членство в нем передается от одного поколения к другому. Другими словами, вера в нацию была похожа на то, что многие думали о расе .

Некоторые историки называют Европу начала 1910-х гг. Пороховой бочкой. Европейские народы стремились к войне, чтобы доказать свое превосходство над другими народами. У них росли вооруженные силы. И они объединились, чтобы сформировать противостоящие военные союзы, обязуясь поддерживать свои страны-партнеры в случае войны. Как бочка с порохом, от малейшей искры все может взорваться.

Искра, положившая начало Первой мировой войне, произошла 28 июня 1914 года, когда молодой сербский патриот застрелил эрцгерцога Франца Фердинанда, наследника Австро-Венгерской империи (Австрия), в городе Сараево.Убийца был сторонником Королевства Сербия, и в течение месяца австрийская армия вторглась в Сербию. В результате военных союзов, сформировавшихся по всей Европе, вскоре весь континент был охвачен войной. Поскольку европейские страны имели многочисленные колонии по всему миру, война вскоре превратилась в глобальный конфликт.

Национализм: определение, примеры и история

Национализм — это идеология людей, которые верят, что их нация превосходит все остальные. Это чувство превосходства часто уходит корнями в общую этническую принадлежность.

В других ситуациях национализм строится вокруг общего языка, религии, культуры или набора социальных ценностей. Нация подчеркивает общие символы, фольклор и мифологию. Совместное использование музыки, литературы и спорта может еще больше усилить национализм.

Узнайте больше о национализме и его связи с мировой экономикой.

Объяснение национализма

Как работает национализм? Националисты требуют независимости от других стран. Они не присоединяются к глобальным организациям и не сотрудничают с другими странами совместными усилиями.Если люди являются частью другой нации, они захотят свободы и собственного государства.

Поскольку националисты верят в превосходство своего общего атрибута, они часто создают стереотипы в отношении различных этнических, религиозных или культурных групп. Возникающие в результате предрассудки объединяют их нацию.

Нетерпимость может привести к желанию избавить страну от тех, кто считается «другим». В крайней форме это может привести к этнической чистке и геноциду.

Важно

Националисты стремятся к самоуправляемому государству.Их правительство контролирует аспекты экономики, чтобы продвигать интересы нации.

Национализм устанавливает политику, которая укрепляет внутренние предприятия, владеющие четырьмя факторами производства. Вот эти четыре фактора:

Националистов также не волнует, владеют ли эти факторы государством или частным бизнесом, поскольку они делают нацию сильнее.

Националистическая торговая политика основана на протекционизме. Он субсидирует отечественные отрасли, которые считаются представляющими национальный интерес.Он также включает тарифы и квоты на импортные товары. Если это перерастет в торговую войну, это приведет к сокращению международной торговли для всех сторон.

Например, тариф Смута-Хоули 1930 года сократил мировую торговлю на 65% и усугубил Великую депрессию.

Национализм против патриотизма

Националисты считают, что их общие интересы преобладают над всеми остальными индивидуальными или групповыми интересами. Они выступают против глобализма и империй. Они также выступают против любой философии, такой как религия, которая преобладает над национальной лояльностью.Они не обязательно являются милитаристскими, но они могут быстро стать таковыми, если им угрожает опасность.

Чувство превосходства националистов отличает их национализм от патриотизма. Патриотизм означает гордость за свою страну и готовность защищать ее.

С другой стороны, национализм распространяет это на высокомерие и потенциальную военную агрессию. Националисты считают, что они имеют право доминировать над другой нацией из-за своего превосходства. Они чувствуют, что делают одолжение побежденным.Это поощряет милитаризм.

История национализма

Национализм возник только в 17 веке. До этого люди сосредотачивались на своем местном городе, королевстве или даже религии. Национальное государство возникло в 1658 году с Вестфальского мирного договора. Это положило конец 30-летней войне между Священной Римской империей и различными немецкими группами.

Индустриализация и капитализм усилили потребность в самоуправляющейся нации для защиты прав бизнеса, и торговцы вступили в партнерские отношения с национальными правительствами, чтобы помочь им победить иностранных конкурентов.

Правительство поддерживало этот меркантилизм, потому что купцы платили им золотом. Печатный станок с паровым двигателем помог нациям укрепить единство внутри и предвзято относиться к посторонним.

В конце 18 века американская и французская революции формализовали большие нации, свободные от монархии. Они правили демократией и одобрили капитализм. В 1871 году Отто фон Бисмарк создал Германию из разных племен. К 20 веку североамериканским и европейским континентами управляли суверенные государства.

Примечание

Великая депрессия создала настолько суровые экономические условия, что многие страны приняли национализм в качестве защиты.

Фашистские лидеры, такие как Адольф Гитлер в Германии и Бенито Муссолини в Италии, использовали национализм, чтобы преодолеть личные интересы, подчиняя благополучие населения в целом для достижения социальных целей.

Национализм при фашизме работает в рамках существующих социальных структур, а не разрушает их. По словам профессора Роберта Пакстона в «Анатомии фашизма», он фокусируется на «внутреннем очищении и внешнем расширении».»Такое мышление оправдывает насилие как способ избавить общество от меньшинств и противников.

Вторая мировая война убедила союзные страны поддержать глобальное сотрудничество. Всемирный банк, Организация Объединенных Наций и Всемирная торговая организация были лишь тремя из многих глобальных групп.

В 1990-х годах европейские страны образовали Европейский Союз. Национализм стал опасным, а глобализм стал спасением.

Национализм после Великой рецессии

В 21 веке национализм вернулся после Великой рецессии.

В 2014 году Индия избрала индуистского националиста Нарендру Моди. В 2015 году Владимир Путин сплотил русских для вторжения в Украину, чтобы «спасти» этнических русских. В 2016 году Великобритания проголосовала за Brexit, выход Великобритании из ЕС.

В 2016 году США избрали президентом популиста Дональда Трампа. В 2018 году президент Трамп заявил на митинге в Техасе, что он националист, хотя многие считали, что это уже очевидно из его протекционистской политики. Он и его бывший советник Стив Бэннон часто выступали за экономический национализм.

Чем отличается экономический национализм

Экономический национализм — это форма национализма, которая уделяет особое внимание внутреннему бизнесу. Он стремится защитить их от транснациональных корпораций, которые извлекают выгоду из глобализма. Он выступает за протекционизм и другую торговую политику, защищающую местную промышленность. Президент Трамп поддержал экономический национализм, когда объявил о тарифах на сталь и импорт из Китая.

Экономический национализм также предпочитает двусторонние торговые соглашения между двумя странами.В нем говорится, что многосторонние соглашения приносят выгоду корпорациям за счет отдельных стран. Он даже мог бы принять односторонние соглашения, в которых более сильная нация вынуждает более слабую нацию проводить торговую политику в пользу более сильной страны.

После краха фондового рынка в 1929 году страны начали принимать протекционистские меры в отчаянной попытке сохранить рабочие места. Вместо этого это привело к падению мировой экономики на 65%. В результате эти меры, вероятно, продлили Великую депрессию.

Чтобы компенсировать сокращение торговли, экономический национализм выступает за усиление налогово-бюджетной политики, чтобы помочь бизнесу. Это включает увеличение государственных расходов на инфраструктуру и снижение налогов для предприятий.

Экономический национализм выступает против иммиграции, утверждая, что она отнимает рабочие места у домашних работников. Иммиграционная политика президента Трампа следовала национализму, когда он пообещал построить стену на границе с Мексикой.

Война и милитаризм в истории Африки · Ohio University Press / Swallow Press

Война и милитаризм в истории Африки — первая серия книг, посвященная изучению политико-экономических, социокультурных и военных аспектов прошлого и продолжающихся конфликтов Африки.В то время как вооруженные бои и другие формы насилия являются частью социального опыта значительных слоев населения континента, в опубликованных сегодня научных публикациях мало кто признает глубокие корни этих современных конфликтов или описывает их в более широком контексте, в котором они происходят. Напротив, WMAH ищет работы ученых, использующих подходы войны и общества, в которых изучение событий на поле боя переплетается с более широкими социальными тенденциями и динамикой. В сериале также приветствуются работы, которые историзируют милитаризм или антимилитаристские движения, как поправку к презентизму, который сейчас преобладает в этой области.

Серия будет включать монографии, обширные обобщения с педагогическим потенциалом на уровне магистратуры и бакалавриата, а также отредактированные сборники как начинающих, так и признанных ученых. WMAH также стремится преодолеть разрыв между научными читателями и неспециалистами в данной области.

Редакторы серии особенно поощряют заявки от африканских ученых, чьи голоса слишком часто остаются неуслышанными из-за отсутствия возможностей для публикации. Одна из основных задач WMAH — устранить этот дисбаланс.

Рукопись должна содержать от 80 000 до 120 000 слов.

Запросы относительно предложений направляйте Рики С. Хуарду, редактору отдела закупок, по адресу [email protected]. См. Страницу подачи заявок Ohio University Press, чтобы ознакомиться с инструкциями по подаче заявок: www.ohioswallow.com/submissions.

Редакционно-консультативный совет
Сахид Адеринто, доцент истории, Университет Западной Каролины
Дэвид М. Гордон, профессор истории, Bowdoin College
Мишель Р.Мойд, доцент истории, Университет Индианы,
Ричард Дж. Рид, профессор истории Африки, Оксфордский университет,
Элизабет Шмидт, профессор истории, Университет Лойолы, Мэриленд,
Памела Скалли, профессор WGSS и африканистики, Университет Эмори,
Уильям К. Стори, профессор истории, колледж Миллсапс,
Луиза Уайт, профессор истории, Университет Флориды

Рассекречено: Краткая история НАТО

Тем временем НАТО продолжало принимать новых членов и строить новые партнерские отношения.Совет Россия-НАТО был создан в 2002 году, чтобы отдельные государства-члены НАТО и Россия могли работать как равные партнеры по вопросам безопасности, представляющим общий интерес. В 2004 году Североатлантический союз выступил с Стамбульской инициативой о сотрудничестве как способ предложить практическое двустороннее сотрудничество в области безопасности странам расширенного региона Ближнего Востока. Наконец, последующие раунды расширения привлекли в лоно новых союзников — Румынию, Болгарию, Словакию, Словению, Латвию, Эстонию и Литву в 2004 году, а также Хорватию и Албанию в 2009 году.

Новый подход к новому веку

В Афганистане, как и в Боснии и Косово, союзники обнаружили, что военной мощи уже недостаточно для обеспечения мира и стабильности. Поддержание мира стало не менее трудным, чем миротворчество. В годы «холодной войны» безопасность союзников заключалась в защите Североатлантических союзников; теперь определение «безопасности» радикально расширилось и теперь включает свободу личности от насильственного экстремизма, порожденного нестабильностью и крахом национального государства.Например, в 2011 году большая часть внимания мира была сосредоточена на кризисе в Ливии, где НАТО сыграла решающую роль в оказании помощи в защите гражданского населения, подвергающегося нападению со стороны своего правительства, в соответствии с мандатом Организации Объединенных Наций. Уровень насилия, применявшегося ливийскими силами безопасности против продемократических протестующих, был таков, что международное сообщество согласилось принять коллективные меры. Безразличие было просто недопустимым вариантом.

Успешное поддержание мира означает не просто обеспечение базового уровня безопасности, но и помощь в построении самой современности.Эта задача выходит за рамки НАТО, и союзники это знают. Североатлантический союз не является и не может быть гражданским агентством по восстановлению, но НАТО может внести значительный вклад при условии, что это будет частью согласованного международного ответа. В новой Стратегической концепции, согласованной в 2010 году, Североатлантический союз взял на себя обязательство бороться «на всех этапах кризиса — до, во время и после» — всеобъемлющий принцип, предполагающий большую роль безопасности на основе сотрудничества. Эта идея лежит в основе «комплексного подхода».Геополитическая нестабильность требует комплексных средств защиты, сочетающих военную мощь, дипломатию и постконфликтную стабилизацию. Только самая широкая коалиция международных участников может обеспечить элементы всех трех. Соответственно, Североатлантический союз не только развивает партнерские отношения в сфере безопасности со странами Средиземноморья, региона Персидского залива и даже Тихоокеанского региона, но также обращается к другим международным организациям и неправительственным организациям, которые имеют мандаты в таких областях, как учреждение -строительство, управление, развитие и судебная реформа.Будь то помощь в установлении прочного мира в Кабуле или Приштине, противодействие пиратству у берегов Африканского Рога или оказание военной помощи Судану, НАТО расширяет сотрудничество с другими международными организациями, которые могут использовать свой превосходный потенциал восстановления и построения гражданского общества.

Однако 21 ^-й -й век будет посвящен не только миростроительству. Незаконная аннексия Крыма Россией в 2014 году и ее агрессивные действия против Украины стали отрезвляющим напоминанием о важности основной задачи НАТО: коллективной защиты.Это, вкупе с сирийским конфликтом, ростом ИГИЛ и терроризма (а зачастую и домашнего терроризма), стало жестокой реальностью на многих континентах. Между тем, напряженность нарастает, поскольку мигранты ищут убежища от конфликтов в странах, которые борются с тяжестью этнических и религиозных противоречий, демографического давления и экономической отсталости. Кибератаки становятся все более частыми и разрушительными. А через социальные сети и другие средства противники либерального открытого общества распространяют дезинформацию и пропаганду, стремясь подорвать ценности, которые НАТО всегда стремилась защищать и продвигать.В целом сложность нынешней среды безопасности такова, что гибкость НАТО снова подвергается испытанию.

С момента своего основания в 1949 году гибкость трансатлантического альянса, заложенная в его первоначальном Договоре, позволила ему соответствовать различным требованиям разных времен. В 1950-е годы Альянс был чисто оборонительной организацией. В 1960-е годы НАТО стала политическим инструментом разрядки . В 1990-е годы Североатлантический союз был инструментом стабилизации Восточной Европы и Центральной Азии за счет включения новых партнеров и союзников.В первой половине 21-го ^-го -го века НАТО сталкивается с постоянно растущим числом новых угроз. НАТО, являясь краеугольным камнем трансатлантического мира и свободы, должна быть готова ответить на этот вызов.

.