Что означает слово надменно в литературе: Недопустимое название — Викисловарь

10 главных текстов • Arzamas

Как Марк Твен, Трумен Капоте, Том Вулф и другие делали журналистику литературой, а литературу — правдивой

Автор Дмитрий Харитонов

Литературная журналистика — это журна­листика, похожая на художе­ственную литературу: она читается как литература, в ней используются ее приемы. При этом она остается журналистикой, то есть не предпо­лагает вымысла: читая самое увлекательное и яркое литературно-журналистское сочинение (скажем, Трумена Капоте), мы предполагаем, что автор руковод­ствовался фак­тами, со­бран­­ными в соответствии с принятыми журналист­скими стандартами (что, разумеется, не озна­чает, что каждое слово в этом сочинении — святая правда). Зада­чей автора было не просто сообщить нам о неких событиях, но и воздей­ст­во­вать на наши чувства, в первую очередь эстетические, и рассказать историю в подробно­стях, которыми обычная журналистика не интересуется.

Американскую литературную журналистику долгое время затмевала собст­вен­но литература: в XIX веке «высокое» (изящная словесность) разошлось с «низ­ким» — журналистикой; в ХХ веке разрыв между ними усугубил модер­низм: в его системе ценностей журналу и газете достойного места не на­шлось. Нашему гибриду пришлось дожидаться торжества «новой журна­листики» 1960-х годов. Главный ее апологет Том Вулф, перечисляя в преди­словии к антологии «Новая журналистика» (1973) черты этого феномена: повество­вательность, диалоги, смена ракурсов, внимание к деталям, полная творче­ская свобода и отказ от «объективности» при установке на «правди­вость», — назы­вает черты той самой литера­турной журна­листики, существо­вания которой он  по-настоящему не заметил.

Рассказываем о 10 важнейших текстах амери­канской литера­турной журналистики.

1. Марк Твен, «Простаки за границей» / «The Innocents Abroad» (1869) 

Журналистикой Марк Твен занимался с 12 лет и всю жизнь — она принесла ему первую славу, псевдоним, сделала его писателем. В 1860-е годы тяготение к точ­ности и «фактич­ности» (вскоре приведшее к культу объективности) легко уживалось с самыми откровенными развлека­тель­ностью и вымыслом; Твен отдал дань и одному, и другому.

В 1867 году Твен в качестве корреспон­дента газеты Daily Alta California ( Сан-Франциско) отправился в морское путешествие по Евро­пе, Ближнему Востоку и Египту. Из его отчетов и путевых записей получилась книга «Простаки за границей», прославившая его на весь мир.

1 / 6

Иллюстрация к первому изданию «Простаков за границей». 1869 годBritish Library

2 / 6

Иллюстрация к первому изданию «Простаков за границей». 1869 годBritish Library

3 / 6

Иллюстрация к первому изданию «Простаков за границей». 1869 годBritish Library

4 / 6

Иллюстрация к первому изданию «Простаков за границей». 1869 годBritish Library

5 / 6

Иллюстрация к первому изданию «Простаков за границей». 1869 годBritish Library

6 / 6

Иллюстрация к первому изданию «Простаков за границей». 1869 годBritish Library

В  каком-то смысле американская журнали­стика вышла из писем: когда-то они служили важным источником сведений о жизни в колониях и за их пределами. Газете долго была присуща эпистолярная субъектив­ность — и книга Твена напоминает о временах, когда никто не думал, что одним из признаков «пра­виль­ной» журналистики однажды станет нейтральность.

В своих письмах Твен не стесняется высту­пать шутом, подчас недобрым и совсем не «политкор­ректным», как сказали бы сейчас. Откровенно глумясь над расхожими представ­лениями о «загранице», предназна­ченными для чин­ных туристов и содержащимися в соответствующей литературе, он с наслажде­нием заступает за границы если не прилич­ного, то ожидае­мого: непочтительно отзывается о «Тайной вечере», поносит французских цирюль­ников и итальян­ских гидов, приветствует оскопление «наглого соблазнителя» Абеляра.

Путешествие Твена по Старому Свету — это, разумеется, путешествие не только по гео­графии, но и по истории, перед которой Твен решительно отказывается благоговеть. Иногда это смешно, иногда не слишком — но тем ценнее лирические, возвышенные ноты, звучащие, когда Твена что-топо-настоящему захватывает. Тогда он пуска­ется в описания и рассуждения, которых только и ждешь от умного, наблюдательного, осведомлен­ного «палом­ника». Он восхитится римским солдатом, не оставившим пост в гибнущих Помпеях; египетским сфинксом, взирающим на океан времен; русским импе­ратором, пригласившим американских путешественников в гости, но и не до­пустит излишнего пафоса: «Мы видели великолепный парад, мы видели седоусого ветерана Крымской войны Канробера, маршала Франции, мы видели… короче говоря, мы видели все и отправились восвояси, очень довольные».

2. Джон Херси, «Хиросима» / «Hiroshima» (1946) 

Военный корреспондент и лауреат Пулитце­ровской премии за дебютный роман «Колокол для Адано» (1944), Джон Херси одним из первых западных журна­листов прибыл в Хиросиму, чтобы описать для журнала The New Yorker последствия атомной бомбардировки.

Начав с того, где были и что делали двое врачей, двое священнослужи­телей, швея и заводская служащая ровно в 8 часов 15 минут утра 6 августа 1945 года, когда бомба взорвалась над Хиросимой, Херси подробно описывает прожитый ими после этого год. Он рассказывает о том, в какой ад превратила их город «бесшумная вспышка»; о том, как они спасали в этом аду себя и других; о том, как полуразрушенная, заваленная трупами Хиросима постепенно возвращалась к жизни, и они вместе с нею, — и о том, какое мрачное будущее в конце концов перед ними предстало.

Разворот из журнала アサヒグラフ (Asahi Graph) с портретами героев книги Джона Херси. Япония, 6 августа 1952 годаfutakin.txt-nifty.com

Ровный, отстраненный тон Херси кажется единственно уместным примени­тельно к тому, что хочется назвать неописуемым и невырази­мым. Не позволяя себе ни сенти­ментальности, ни любования ужасами, ни многозначительности, ни явной пристрастности, он не упускает деталей, складываю­щихся в кошмар­ную и величе­ствен­ную картину: люди с волдырями вместо лиц, приподни­маясь, кланяются человеку, дающему им пить; раненые плачут от востор­га, слыша по радио голос императора, сообщающего о капитуляции и необходи­мости «идти новым путем»; руины зарастают цветами, которым взрыв пошел на пользу; Хиросиму наводняют японские ученые, стремительно разбираю­щиеся в том, что едва ее не уничто­жило.

«Хиросима» стала сенсацией, и важную роль тут сыграла грозная лаконичность прозы Херси, стремившегося дать читателю как можно более ясное — и при этом как можно более полное — представление о случив­шемся впервые в истории. Узнав, кажется, все, что можно было узнать о том, что его герои делали, видели, слышали, говорили и чувствовали тогда в Хиросиме, и все, что можно было узнать из других источ­ников, Херси соеди­нил это в неболь­шую, по-прежнему потрясающую воображение книгу, в которой ни одна «мелкая» подробность не диссонирует с грандиоз­ностью того, чему она посвящена, а лишь подчеркивает ее.

В 1985 году Херси прибавил к книге эпилог, в котором сообщал о дальней­шей судьбе своих героев — и о том, как одна страна за другой обретает оружие, способное уничтожить жизнь на Земле.

3. Лиллиан Росс, «Картина» / «Picture» (1952)

Как только журналистка Лиллиан Росс узнала, что режиссер Джон Хьюстон соби­рается экранизи­ровать классику — «Алый знак доблести» Стивена Крейна — на студии «Метро-Голдвин-Майер», она начала следить за процессом съемок и запечатле­ла его во всех подробностях. Изначально заданием Росс от The New Yorker было всего-навсего написать «портрет» режиссера, но вскоре ее пред­метом сделался сам фильм, а также собственно Голливуд накануне того, как он уступит свои позиции телевидению.

Режиссер Джон Хьюстон на съемках фильма «Алый знак доблести». 1951 год © Hulton Archive / Getty Images

Литературная журналистика сильна тем, что может вникать в то, куда обычной журна­листике ходу нет: в психологию дей­ствующих лиц и «чело­веческую» сторону их занятий, и книга Росс держится именно на этом. В своем невымыш­ленном «производственном» романе она расска­зы­вает историю фильма как историю взаимодей­ствия людей, его создававших. Взаимодействие это сложно и конфликтно; за судьбу картины, которая, как линза, вобрала в себя великое множество страстей, амбиций, художественного пыла и ком­мер­ческого расчета, начинаешь волноваться с первых страниц.

Главная драма начинается после съемок, когда картину монтируют, пере­краивая так и сяк (а сам режиссер тем временем уже снимает новый фильм), и в  какой-то момент делается непонятно, что получится в итоге. Росс умело поддерживает это волнение, практически не появляясь в повествовании, словно растворив­шись в мощном потоке разговоров, переживаний, дел и обстоя­тельств, несущем читателя к неожидан­ному и закономерному финалу: фильм не имеет успеха, ради которого вроде бы городился этот колоссальный огород, — а потом еще и выясня­ется, что не все участники процесса были в успехе заинтересованы.

4. Трумен Капоте, «Хладнокровное убийство» / «In Cold Blood» (1965) 

Капоте пришел к журналистике молодым писателем, ищущим новую форму. Дебютировав во второй половине 1940-х годов, десятилетие спустя он оказался в творческом затруднении, выйти из которого ему помогла командировка в СССР в составе труппы, гастролировавшей с оперой «Порги и Бесс». Капоте написал об этих гастролях очерк «Музы слышны» (1956), в котором опробовал и оценил новый метод: факты — хорошо, но и присочинить не грех, если ладно получается.

Ферма Герберта Клаттера в городе Холкомб, штат Канзас. 1960 год© Bettman / Getty Images

Три года спустя он прочел в газете заметку об убийстве в канзасском городке Холкомб семьи фермера Герберта Клаттера и отпра­вился туда собирать материал, взяв на подмогу свою подругу Харпер Ли (еще не опубликовав­шую роман «Убить пересмешника»). Его первоначальным замыслом было написать о том, как жестокое убийство сказалось на жизни тихого, спокойного захолу­стья. Сказалось оно так, что в городке воцарились страх и тревога, и Капоте стоило большого труда добиваться ответов на свои многочисленные вопросы. Мало-помалу ему удалось преодолеть недоверие, но тут вмешалась судьба: убийцы были пойманы, и Капоте решил, что без их рассказа о случив­шемся ему не обойтись. Войдя к ним в доверие, он, естественно, использовал все их признания в книге, закончил которую лишь после того, как убийц повесили и у истории длиной в шесть лет появился финал.

«Хладнокровное убийство» было опублико­вано в The New Yorker в 1965 году, а в следую­щем году вышло книгой, ставшей эталоном true crime (то есть основанного на реальных событиях повествования о преступлении) и супер­бестсел­лером. Капоте удалось показать, что документаль­ная книга может не уступать роману ни в художе­ственности, ни в драматизме, ни в глубине. В «Хладнокровном убийстве» есть и стилистиче­ский блеск, и неумолимая поступь рока, губящего невинных и виновных, и ужас, скрывающийся в человеке и ждущий случая вырваться наружу.

5. Норман Мейлер, «Армии ночи» / «The Armies of the Night» (1968) 

В октябре 1967 года Норману Мейлеру, на тот момент не только одному из самых извест­ных писателей в Америке, но и видной общественной фигуре, «левому консерва­тору», выступавшему против вьетнамской войны и только что опубликовавшему малоуспешный роман «Почему мы во Вьет­наме?», предложили принять участие в антивоенной акции под названием «Поход на Пентагон». Он нехотя согласился, и с этого началось одно из самых удачных предприятий в его жизни: написанная о «Походе» книга принесла ему две престижные премии (Пулитце­ровскую за нон-фикшн и Национальную книжную) и предварила следующий большой успех, тоже связанный с журнали­стикой, — «Песню палача» (1979).

Участник антивоенной акции «Поход на Пентагон». Фотография Берни Бостона. 21 октября 1967 года © The Washington Post / Getty Images

«Армии ночи» — своего рода роман в двух частях. В первой части Мейлер-протагонист, характери­зующий себя как «издерганного стареющего enfant terrible литературного мира, мудрого отца шестерых детей, радикального интеллектуала, экзистенциаль­ного философа, работящего писателя, рыцаря непристойности, мужа четырех боевых жен, достойного барного выпивоху и непомерно славного уличного драчуна, задава­теля гулянок, оскорбителя хозяек дома», рассказывает о том, что он делал в Вашингтоне накануне и во время антивоен­ной демонстра­ции, закончившейся для него арестом, и во время последующего за этим кратковременного заключения. Получается почти что роман воспитания: Мейлер предпочитает арест вечеринке.

Если в первой части Мейлер описывает события как их участник (он неустанно копается в себе, рассуждает, размышляет, иронизирует, спорит, брюзжит и бранится), то во второй части он пре­вращается в историка и аналитика, в деталях рассказы­вающего о том, как это все устраивалось и происходило.

6. Том Вулф, «Электропрохлади­тельный кислотный тест» / «The Electric Kool-Aid Acid Test» (1968) 

Для литературной журналистики Том Вулф — фигура из самых главных: во многом благодаря его творческим и, так сказать, продюсерским усилиям «новая журналистика» оказалась важным фактом американской культуры и привлекла к себе пристальное внимание, критическое и академическое.

Одним из дел его жизни было доказать, что «новая журналистика» 1960–70-х годов по-настоящему нова — и что тот переворот, который она, по его мнению, устроила в американской словесности, она устроила без посторонней помощи и предварительной подготовки. Суть этого переворота, по Вулфу, заключалась в том, что «новая журналистика» отобрала у художе­ственной литературы ее прие­мы и успешно применила их к неверо­ятной действительности 1960-х годов, от которой «настоящие» писатели надменно отвернулись. Одной из ви­зитных карточек этой журналистики с ее установкой на эстетическую вырази­тельность вкупе с докумен­тальной достоверностью и стал «Электро­про­хладительный кислотный тест» — история писателя Кена Кизи и коммуны его друзей и единомышленников «Веселые проказники», распространявших мысль о пользе расширения сознания.

«Веселые проказники» в Сан-Франциско. 1966 год © Ted Streshinsky / Corbis via Getty Images

Вулф не был причастен к этой группе, но живо интересовался культурными и социальными переменами в стране, а Кизи и компания имели самое непосредственное отношение к психодели­ческой революции, без которой 1960-е годы себе не представить. Увидев в Кизи нечто вроде пророка, Вулф решил приглядеться к его «культу» — и, похоже, проникся его обаянием: во всяком случае, заинтересовался настолько, чтобы с головой погрузиться в «субъективную реальность» своих героев, их быт и приклю­чения. Для того чтобы донести их до читате­ля, ему пришлось выжать из английского языка все соки: Вулф сбивается с прозы на стихи, ныряет в потоки сознания, изгаляется над пунктуацией — в общем, делает все, чтобы на его страницах ожил безум­ный карнавал, участником которого он сам отнюдь не был.

Созданный Вулфом эффект присутствия замечателен двумя обстоятельствами: тем, что возникает вообще (сдержанный и корректный журналист в неизмен­ном костюме изо всех сил держал дистанцию, не позволяя «субъективной реаль­ности» развеселых хиппи вторгнуться в свою), и тем, что возникает в сценах, которые Вулф не наблюдал лично. Основная часть книги посвящена странствию «проказников» на психоделическом агитавтобусе и соб­ственно «кислотным тестам», представляв­шим собой, грубо говоря, дискотеки под ЛСД. Все это Вулфу пришлось реконструировать по разного рода источ­никам — и очень трудно поверить, что он всего этого не видел, не слышал, не чувствовал и не употреблял. Какими бы яркими красками ни переливалась его книга, какой бы свободой от нее ни веяло, Вулф ясно дает понять, что рассказывает об уходящей натуре, обреченном проекте и кончаю­щейся эпохе.

7. Джоан Дидион, «Бредем к Вифлеему» / «Slouching Towards Bethlehem» (1968)

Свой первый роман Дидион написала в нача­ле 1960-х, но прославилась только в их кон­це, поскольку очерки писала в основном не для Esquire и не для The New Yorker (двух столпов литературной журналистики), а для газе­ты The Saturday Evening Post, несколько теряв­шейся на фоне этих гигантов.

Джоан Дидион. 1 апреля 1967 года © Ted Streshinsky / Corbis via Getty Images 

«Бредем к Вифлеему» — неточная цитата из стихотворения ирландского англоязычного поэта Уильяма Батлера Йейтса «Второе пришествие» (1919), проникнутого апокалипти­ческим ужасом: «Все рушится, основа расшата­лась, / Мир захлест­нули волны беззаконья; / Кровавый ширится прилив и топит / Стыдливости священные обряды…» (в переводе Григория Кружкова). Это стихотворение задало тон сборнику очерков Дидион; именно через его мрачные образы она увидела свою эпоху: если Тому Вулфу 1960-е представ­лялись фантасти­ческим преображением страны, которое он вдохновенно живописал, то Дидион взглянула на современную ей Калифорнию как будто с изнанки, где вместо единства была разобщенность, вместо красоты — уродство, а вместо готов­ности изменить мир к лучшему — оторванность от него.

Среди текстов сборника — «нуар» о неверной жене, заживо сжегшей мужа ради страховки; портрет легендарного актера Джона Уэйна, еще величест­венного, но уже больного раком; рассказ об открытом другой легендар­ной личностью — певицей Джоан Баэз — Институте по изучению ненасилия; размышле­ние еще об одной национальной легенде — эксцентричном мил­лионере Говарде Хьюзе. Все это вроде бы в стороне от социально-культурных громов и молний 1960-х годов (войны во Вьетнаме, политических убийств, отчаянной борьбы за граж­дан­ские права и всего прочего), но все-таки о том, как менялась жизнь: навсе­гда и вовсе не обязательно к лучшему. Дидион не находит оснований востор­гаться молодежной культурой; хиппи у нее — не очарованные стран­ники, исследующие сознание и страну, а потерянные, несчастные дети (и действи­тельно, в конце очерка, давшего название книге, возникает пяти­летняя девочка, читающая комикс под воздействием ЛСД).

8. Хантер С. Томпсон, «Страх и отвращение в Лас-Вегасе» / «Fear and Loathing in Las Vegas» (1971) 

© Random House

Книга Хантера Томпсона — олицетворение так называемой гонзо-журна­листики, то есть вызывающе субъективной журналистики и доведенной до предела в том, что касается художественных вольностей, — родилась из вполне невинного заказа: Томпсону предложили написать о мотогонке по невад­ской пустыне — и он поехал туда вдвоем с другом. (В 1998 году Терри Гиллиам снял по «Страху…» одноименный фильм, и теперь Томпсон прочно ассоциируется с Джонни Деппом, а друг, Оскар Акоста, — с Бенисио Дель Торо.)

Получилась сага о сошествии за аме­рикан­ской мечтой в психоделический ад, символом которого стал Лас-Вегас. Блуждая по его кругам, местами и време­нами так похожим на реаль­ность (вот казино, вот гостиница, вот конференция блюсти­телей закона, посвященная борьбе с наркотика­ми), наши герои проти­во­стоят окружающему миру (или его чудовищной иллюзии), постоянно находясь в измененном состоянии сознания, принципиально не делая ничего рационального и вышучивая действитель­ность, подчеркивая ее опасный абсурд.

Решительный отказ Томпсона от всего, что хоть отдаленно напоминало бы традицион­ные профессиональные стандарты, не только обогатил американ­скую прозу и возвысил журнал Rolling Stone (Томпсон быстро стал звездой журнала и сильно способствовал его популярности), но и породил едва ли не самую пронзительную и вместе с тем гомерически смешную эпитафию 1960-м годам. Если другие выдающиеся литературно-журналистские сочинения об этой эпохе повествуют о том, как (и что) это было, «Страх…» показывает, чем это кончилось.

9. Майкл Герр, «Репортажи» / «Dispatches» (1977) 

Предлагая в мае 1967 года журналу Esquire свои услуги в качестве корре­спон­дента во Вьетнаме, Майкл Герр одновременно предлагал новое понимание журналистики — в частно­сти, военной.

Американские солдаты во Вьетнаме. 1967 год © Patrick Christain / Getty Images

Увиденное во Вьетнаме его потрясло: вошедшие в книгу «Репортажи» очерки отражают не только жестокость войны, но и ее сюрреали­стичность, тотальное сумасшествие, сказывающееся на всем и вся.

Нервная проза Герра устроена так, что вроде бы комическая деталь наполня­ется ужасом. Например, в эпизоде, когда все повалились на землю от взрыва мины и Герру уже кажется, что он чувствует во рту вкус собственных мозгов, — а он всего-навсего получил сапогом в лицо от упавшего перед ним солдата. Так повезло не всем: кто-то выблевывает нечто мерзкое, розовое, кто-то разгляды­вает изуве­ченную ногу, кто-то лежит мертвый, потому что забыл застегнуть бронежилет.

Очерки могут показаться фрагмен­тарными, раздробленными — но пере­пол­няю­щие их мысли, зарисовки, разговоры, портреты, факты соединяются в жуткое зеркало, отразившее эпоху: вернувшийся с войны Герр не может отличить ветеранов Вьетнама от ветеранов рок-н-ролла.

Едва ли не самое пугающее в пережитом авто­ром — то, что не все из этого осталось во Вьет­наме, не все забылось как страшный сон: кое-что подсветило послевоенную, посттравма­тическую жизнь ярким больным светом, и вывод из этого был сделан такой: «Я думаю, что Вьетнам был у нас вместо счастли­вого детства». Все это вошло в статьи, публиковавшиеся в Esquire и впоследст­вии составившие книгу, а также в фильмы «Цельнометал­лическая оболочка» и «Апокалипсис сегодня» (Герр — соавтор сценария первого и автор закадро­вого текста второго) — и оказалось столь сильно, что погрузило автора в депрессию и психоанализ.

Любой серьезный разговор о книге Герра с большой вероятностью зайдет о вольно­­стях, которых не гнушался автор, составляя, например, героев из черт, принадлежавших разным людям. Но такова уж специфика литературной журналистики, что в ней при всем тяготении к достоверности этот прием встречается.

10. Джо Макгиннис, «Гибельное видение» / «Fatal Vision» (1983)

В 1979 году бывший военный врач Джеффри Макдональд был приговорен к пожизнен­ному заключению за убийство жены и двух дочерей, совершенное девятью годами ранее; не признавая вины, во время судебного разбирательства он заказал книгу о своем деле писателю Джо Макгиннису. Тот, получив доступ ко всем материалам и к самому Макдональду, создал судопроиз­вод­ственный эпос — кажется, не было упущено ни одной детали дела, ни одной относящейся к нему биографической подроб­ности, хотя том Макгинниса менее всего похож на документальную компиля­цию. Обвиняемый был уверен, что Макгиннис будет транслировать его версию событий, и говорил с ним много и охотно — но, когда книга была опубликована, оказалось, что автор настаивает на винов­ности своего героя и ему есть что сказать на этот счет.

Джеффри Макдональд. 1970 год © Bettmann / Getty Images

Макгиннис сумел вместить циклопи­ческий объем материала в стройное, рит­мичное повествование, хотя трудно вообразить, что, например, многостра­ничные, воспроизве­денные дословно допросы свидетелей могут не перегру­жать текст. Но здесь кажется важным каждое слово, кому бы оно ни принад­­лежало: отцу убитой женщины, какому-нибудь совершенно случайному человеку или самому Макдональду, чей автобиографи­ческий монолог то и дело вклинивается в повествование.

«Гибельное видение» — очень пугаю­щая книга: если Макдональд виновен, то это еще одно свидетельство того, что зло всегда ближе, чем кажется, и совершенно нормаль­ный с виду человек способен убить жену и двух детей, а потом годами отпираться; если он невиновен (отметим, что Макдо­нальд жив и  по-прежнему настаивает на том, что его семью убили четверо неизвестных), то это значит, что все эти годы страдает невиновный, убийцы остаются безнаказан­ными и зло торжествует.

«Гибельное видение» — веха в жанре true crime, но связанные с нею вне­лите­ратурные обстоятель­ства едва ли не важнее литера­турных: разочаро­ванный Макдональд подал в суд на Макгинниса, обвинив в мошенни­че­стве: по его мнению, автор нарушил условия их договора, притворяясь его другом и якобы сочувствуя, а на самом деле копая ему могилу. Этой коллизии — и, шире, проблеме журналистской этики вообще — посвящена книга Джанет Малкольм «Журналист и убийца» (1990), в которой конфликт между Макгин­нисом и Мак­до­нальдом представлен типичным, а не исклю­чи­тельным случаем: «Всякий журналист, если он не слишком глуп или самовлюб­лен, чтобы отда­вать себе отчет в происходящем, знает, что с нрав­ственной точки зрения его дела оправдать нельзя». 

Семь слов, которые, скорее всего, вы понимаете неправильно

Текст и картинки: mel.fm

Коллеги из образовательного проекта mel.fm обращают наше внимание на слова, которые поменяли значение быстрее, чем это зафиксировали словари. Или это не словари «виноваты», а невнимательные носители языка, которые ленятся в эти словари заглянуть?

Очень часто из-за моды на определенные слова и выражения многие забывают заглянуть в толковый словарь.  Вот семь слов, которые понимают неправильно.

Выглядит это немного нелепо. Особенно когда говорят, что кто-то седьмой раз за неделю закрыл гештальт или над кем-то довлеет шеф

Правильно: нелицеприятный — беспристрастный, справедливый

В попытках разнообразить словарный запас многие начинают употреблять книжные слова. Правда, не всегда по делу. Так произошло с прилагательным «нелицеприятный», которое часто (постоянно) путают со словом «неприятный». Когда кто-то о ком-то «нелицеприятно» отзывается, то не стоит сразу хмурить брови и спешить выяснять отношения. На самом деле этот кто-то говорит объективно и непредвзято, даже если эта правда не очень приятная.

Раньше даже было такое слово «лицеприятие», которое означает заинтересованность или предубеждение к кому или чему-либо. Спорить не будем: прилагательное «нелицеприятный» и «неприятный» похожи, и вполне возможно, через несколько лет лингвисты соберут заседание и дружно решат, что можно изменить значение. Но пока в любом случае корректно говорить «нелицеприятная критика» (в значении «непредвзятое мнение»), а вот событие нелицеприятным уже быть не может.

Правильно: одиозный — неприятный, противный

«Какой одиозный и харизматичный актер/политик/бизнесмен» — чем не комплимент. Тем более если быть уверенным, что «одиозный» происходит от слова «оды». Как бы не так! Актер, политик и бизнесмен наверняка бы напряглись, узнав, что от «оды» произошло слово «одический», а вот «одиозный» от латинского слова odiosus, которое означает «противный», «очень неприятный». Для комплимента, кажется, не очень годится.

Правильно: амбициозный — самолюбивый, надменный

С «амбициозным» примерно такая же история, как и с «одиозным». Из самых добрых побуждений хотят сказать о ком-то хорошо, но получается не очень. Если человек «амбициозный» — это не значит, что он целеустремленный и решительный. Скорее он высокомерный, полный амбиций, а «амбиции» в словаре — это обостренное самолюбие, тщеславие и претензии. Поэтому если вдруг кто-то говорит «амбициозный проект», «амбициозные задачи», вряд ли он имеет в виду то, что сказал. Хотя, конечно, цели и задачи бывают разные.

Мечтать разбогатеть тоже лет сорок назад считалось очень плохо. А потом вдруг стало достойной целью. Амбициозной, так сказать — ред.

Правильно: конгениальный — близкий по духу

И разберемся с еще одним запутанным прилагательным. Ввел всех в заблуждение великий комбинатор Остап Бендер со своим восклицанием «Конгениально!». Прямо как Карлсон с плюшками. Потому многие уверены, что конгениальность — это высшая степень гениальности. Но, увы, приставка «кон-» даже близко не напоминает по значению «сверх-» или подобное. С латыни приставка con- (cum) переводится как «вместе», а genius — «дух». Выходит, что конгениальный — это близкий по духу и образу мыслей человек. И никаких выдающихся способностей.

Вообще великий комбинатор любил комбинировать слова. В свою «лекцию» в шахматном клубе Васюков он вставил слово-монстр «квазиунафантазия» («Дебют — это квазиунафантазия!»). Видимо, оно пришло из обозначений в нотах клавиров (quasi una fantasia — «почти как фантазия»), но в данном случае призвано было просто загипнотизировать любителей шахмат. — Прим ред.

Правильно: нонсенс — бессмыслица, нелепость

Когда происходит что-то необычное, например, ребенок в шесть лет окончил Гарвард (почему бы и нет), — так и тянет прокричать: «Нонсенс!» Причем не с отрицательным смыслом, а с очень даже положительным. Ведь это нечто невероятное, настоящая сенсация. Да, сенсация, да, невероятно. Но с нонсенсом вообще не связано, поскольку слово значит «чушь», «абсурд», «нелепость». О вундеркинде так тоже можно сказать, конечно, но вряд ли.

Правильно: довлеть — быть достаточным, удовлетворять (устар.)

«Надо мной довлеет начальник, сил нет!» Сразу хочется посочувствовать, вот только если не знаешь трактовку этого слова. Во всех словарях слово «довлеть» означает «быть достаточным для кого/чего-либо» (довлеть себе — не зависеть ни от чего). Но глагол уже давно осовременился и получил совсем другую трактовку — давить, подавлять, угнетать и так далее. Причём так давно (примерно в конце XIX века), что только лингвисты и особо неравнодушные к русскому языку знают, в чём тут подвох, и почему «самодовлеющий» — это не «сам на себя оказывающий давление».

Почему так произошло? Как пишет писатель и лингвист Лев Успенский в книге «Слово о словах»: «Нам, особенно не знающим древнеславянского языка, «довлеть» по звучанию напоминает «давить», «давление», — слова совсем другого корня. В результате этого чисто внешнего сходства произошла путаница. Теперь даже очень хорошие знатоки русского языка то и дело употребляют (притом и в печати) глагол «довлеть» вместо сочетания слов «оказывать давление»: гитлеровская Германия довлела над своими союзниками. В этом случае «довлеет» значит уже «давит», «висит», «угнетает», — все что угодно, только не «является достаточным».

Время безжалостно, русский покоряется, и теперь слово «довлеть» отмечено как разговорное, например, в толковом словаре Кузнецова.

Правильно: закрыть гештальт — проанализировать ситуацию и больше к ней не возвращаться

Кажется, гештальт стали закрывать примерно каждый день, да ещё и не по разу. Например, когда говорят просто об окончании какого-то дела, даже незначительного. Главное подытожить всё это модной фразой «закрыть гештальт». «Я дочитал все тома „Игры престолов“. И закрыл гештальт».

Незавершённый гештальт — понятие из психологии. Поэтому, когда мы говорим о незавершённом гештальте, — это значит мы когда-то с чем-то до конца не разобрались, например, в отношениях, и на протяжении долгого времени мысленно возвращаемся к этому. Это мешает жить, тревожит. То есть это все же серьезнее, чем закончить какое-то нехитрое дело вроде досмотренного сериала или дочитанной книги.

Для кого-то дочитать все тома «Игры престолов» — это как раз и значит «закрыть мучающую тему». И этот последний пример показывает, насколько всё зыбко в том, что касается психологии. Даже без приставки «гештальт». — Прим. ред.

Источник: mel.fm

Надменность — это… Что такое Надменность?

Морфологические и синтаксические свойства

над—ме́н—ный

Прилагательное, качественное, тип склонения по классификации А. Зализняка — 1*a. Сравнительная степень — надменнее, надменней.

Корень: -надменн-; окончание: -ый^{[Тихонов, 1996]}.

Произношение

Библиография

надменно

I нареч. качеств.Высокомерно, заносчиво. II предик.Оценочная характеристика чьего-либо поведения, чьих-либо действий, поступков как свидетельствующих о высокомерии, заносчивости.

надменно

нареч. Высокомерно, заносчиво.

надменно

надменно нареч. Высокомерно, заносчиво.

надменно

; с высокомерием

надменно

надменно, высокомерно, заносчиво

Примеры употребления слова надменно в тексте

Их самих с радостью устраивают, — гордо и даже чуть надменно произнес Закир, заранее зная, как он смешон со своей надменностью в глазах девочки, которая ему нравится. — И потом, даже если папа, что тут такого?

Покуда его сообщники дуются на холоде, будто две больные птички, Песиголовец надменно хулит (это выражение он вычитал в «Иностранной литературе», в статье про Антонена Арто, и оно ему запомнилось — «надменно хулил театры бульваров») новую румынскую картину «Капкан», где карикатурно, по его мнению, изображены легионеры «Железной Гвардии» Капитана Кодряну, которого он боготворит, а методы террора всецело одобряет.

Анекдот про жену большого начальника, которая надменно попросила в книжном магазине дать ей «вот ту книгу — «Варвару ха-ха века» («Варвары века»), был отчасти и про нас с бабушкой, мы не были надменными, но мы были варварами с голодными и жадными глазами.

ам, старым москвичам, предусмотрительность свойственна с рождения В вагоне метро полагается вести себя максимально надменно.

Однажды, когда ее давняя приятельница намекнула, что Парсел «опять спутался и опять с голливудской временщицей», Маргарет надменно, едва слышно произнесла: «Это никого на этом свете, кроме его и меня, не касается», и едва не потеряла сознание.

Его глаза, асфальтово-серого цвета, смотрели на мир надменно: некоторые избранные находили это обворожительным, а остальные — просто вызывающим.

Мы используем мужской суррогат. — Тут его густые брови надменно поднялись. — Смею предположить, что вам известно значение этого слова?

Любая девушка, даже самая неопытная, сумеет принять предложение, но отказать, как подобает, этак надменно, презрительно — тут надо знать обхождение…

Однако вел он себя весьма надменно и на приглашение толмача спуститься вниз, к эскорту, ответил смехом, а потом сказал:

Слова которые можно составить из слова надменноаднамдоамоамонандоаноанодаондамдамноданданнданодаоднаднодомдомадомндомнадондонадонндоннадоннанманманнманомаомаонмоамодмодамонмондмоннанаднадонамнанннаноноаномноманомаднонаодаоднаомаоманонаонданодноннанодаандоннаооаннамнонаннонанмданонадомондамонанаоонданнаннанаоданоннадоммдананнооданонаммандманнооннаамнонанномадонмонанмномадодндоаадонаннонмандонманондоандомандоанноадндаммоннанандмоданодаммаднмоднмоданмонданнамоандомнандомадамондамдЦитаты со словом надменно

Всем известно, что прежние художники Востока, например, старые арабские мастера, смотрели на мир так, как сегодня смотрят европейские гяуры, и рисовали всё, что видели вокруг: уличного бродягу, собаку, продавца с сельдереем на прилавке. Сегодня европейские мастера не имеют понятия о стиле, которым так надменно хвастаются, и мир у них ограничен и скучен; они и способны-то видеть только собак и сельдерей. Мир художников перевернулся.

Никто не относится к женщинам столь надменно — агрессивно или презрительно, — как мужчина, опасающийся за свою мужественность. Те, кто не робеет среди себе подобных, скорее расположены признать себе подобной и женщину. (Симона де Бовуар)

Дополнительная информация:

Синонимы слова надменно

барственноважновысокомерногорделивогордозаносчивокичливонеприступнопрезрительносамонадеянносвысокаспесивочванливочванно

Антонимы слова надменно

скромносмиренноуниженнорифмы к слову надменно, слова из слова надменно, слова начинающиеся на «на», слова начинающиеся на «над», слова начинающиеся на «надм», слова заканчивающиеся на «о», слова заканчивающиеся на «но», слова заканчивающиеся на «нно», слова заканчивающиеся на «енно», слова содеращие «ад», слова содеращие «адм», слова содеращие «адме», слова содеращие «адмен», слова содеращие «адменн», слова содеращие «адменно»,

Морфологические и синтаксические свойства

над—ме́н—ность

Существительное, неодушевлённое, женский род, 3-е склонение (тип склонения 8a по классификации А. А. Зализняка).

Корень: -надменн-; суффикс: -ость^{[Тихонов, 1996]}.

Произношение

Этимология

Происходит от прил. надменный, из на-дми́ть «надуть», ср.: ст.-слав. надъменъ — от дъмѫ «дую». Первонач. означало «надутый». Использованы данные словаря М. Фасмера. См. Список литературы.

Фразеологизмы и устойчивые сочетания

Перевод

Библиография

Морфологические и синтаксические свойства

над—ме́н—но

Наречие; неизменяемое.

Корень: -надменн-; суффикс: -о.

Произношение

Библиография

Морфологические и синтаксические свойства

надменно

Наречие; неизменяемое.

Корень: —.

Произношение

Семантические свойства

Значение

1. надменно, высокомерно, заносчиво◆ Отсутствует пример употребления (см. рекомендации).

Синонимы

Антонимы

Гиперонимы

Гипонимы

Родственные слова

Этимология

От ??

Фразеологизмы и устойчивые сочетания

надменныйприлагательное

Словарь Ушакова

надменный

надменный, надменная, надменное; надменен, надменна, надменно. Самодовольно-высокомерный, кичливый. «Здесь будет город заложен на зло надменному соседу.»Пушкин. «Посмотрела надменно (нареч.) и зло.»Некрасов. «По желтому лицу ее пробежала надменная, презрительная улыбка.»Чехов.

Этимологический Словарь Русского Языка

надменный

Древнерусское – надъменъ.

Старославянское – надъменъ (гордый).

Общеславянское – nadъmenъ.

Прилагательное «надменный» является славянским по происхождению. Впервые в письменных памятниках слово упоминается в XI в.

В других славянских языках этому прилагательному соответствуют: в украинском – гордовитий, белорусском – фанабэрысты, чешском – naduty.

Надменный значит «надутый», «высокомерный».

Производные:надменность, надменен.

Словарь Ожегова

надменный

НАДМЕННЫЙ, ая, ое; енен, енна. Самонадеянный и кичливый, высокомерный. Н. тон. Надменно (нареч.) вести себя.

| сущ. надменность, и, ж.

Словарь Ефремовой

надменный

1. прил.
   1. Заносчивый, высокомерный (о человеке).
   2. Выражающий надменность, высокомерие.

Добавить свое значениеПредложите свой вариант значения к слову надменный

Синонимы к слову надменный

• амбициозно
• амбициозный
• барски
• барский
• барственно

• барственный
• важнее
• важнейший
• важно
• важный

• величавый
• взносчивый
• властный
• высокомерно
• высокомерный

Все синонимы к слову надменный

Однокоренные слова к слову надменный

• надменно
• надменность

• надмение
• надменничать

Все однокоренные слова к слову надменный

Больше информации о слове надменный

Используемые источники:

• https://ru.m.wiktionary.org/wiki/надменный
• https://xn--b1advjcbct.xn--p1ai/значение/надменно
• https://ru.m.wiktionary.org/wiki/надменность
• https://ru.m.wiktionary.org/wiki/надменно
• https://znachenie-slova.ru/надменный

Урок 9. акмеизм в русской литературе начала хх века — Литература — 11 класс

Литература

11 класс

Урок № 9

Акмеизм в русской литературе в начале ХХ века

Перечень вопросов, рассматриваемых в теме:

1. Творчество представителей течения;
2. Художественные особенности и способы лирического самовыражения акмеистов

Глоссарий

Акмеизм – это одно из модернистских направлений русской поэзии, которое сформировалось в начале ХХ века как искусство совершенно точных и взвешенных слов.

Метафора – оборот речи, состоящий в употреблении слов и выражений в переносном смысле на основе аналогии, сходства, сравнения.

Неореализм – «традиционная проза», ориентированная на традиции классики (возвращение к реалистической эстетике XIX века) и обращённая к историческим, социальным, нравственным, философским и эстетическим проблемам современности.

Сравнение – слово или выражение, содержащее уподобление одного предмета другому.

Эпитет – в поэтике: определение, прибавляемое к названию предмета для большей изобразительности.

Эпоха – это общность мировоззрения, образа жизни, идей, представления о мире.

Список литературы

Основная литература по теме урока

1. Журавлёв В. П. Русский язык и литература. Литература. 11 класс. Учебник для общеобразовательных организаций. Базовый уровень. В 2 ч. Ч 1. М.: Просвещение, 2015. — 415 с.

Дополнительная литература по теме урока

1. Е. А. Маханова, А. Ю. Госсман. Краткий пересказ. Русская литература. 9-11 классы. Р.-на-Д. Феникс. 2017. — 95 с.

Теоретический материал для самостоятельного изучения:

Основоположниками акмеизма были Николай Гумилёв и Сергей Городецкий, которые в 1912 году с Осипом Мандельштамом, Владимиром Нарбутом, Анной Ахматовой, Михаилом Зенкевичем и некоторыми другими поэтами объединились в кружок «Цех поэтов».

Слово «akme», в переводе с греческого, означает высшую степень, расцвет и зрелость. Акмеисты провозглашают свою автономию от символизма, отказываются от художественной образности и выступают за реалистичный взгляд в поэзии.

В 1913 году Гумилёв в качестве начальника экспедиции от Академии Наук уезжает на полгода в этнографическую экспедицию в Африку. Под впечатлением от этого путешествия поэт пишет серию стихов, вошедших в сборник «Шатёр». Среди них ставшие знаменитыми «Жираф», «Носорог», «Абиссинские песни». Следуя акмеистической традиции, поэт даёт реальную картину, в которой отсутствуют символистские ноты. Вот отрывок из стихотворения «Носорог»

Видишь, мчатся обезьяны

С диким криком на лианы,

Что свисают низко, низко,

Слышишь шорох многих ног?

Это значит — близко, близко

От твоей лесной поляны

Разъярённый носорог…

Точность в деталях и четкость образов, как поэтическая концепция акмеизма особенно характерны для творчества Анны Ахматовой. Ранняя лирика поэтессы («Вечер», «Чётки», «Белая стая») – о любви. При этом она прекрасно укладывается в канон акмеизма: в стихах присутствует предметность и чёткость. В поэтике Ахматовой большое значение имеют детали. К примеру, одно из её стихотворений, посвящённое Николаю Гумелёву:

В ремешках пенал и книги были,

Возвращалась я домой из школы.

Эти липы, верно, не забыли

Нашей встречи, мальчик мой весёлый.

Только ставши лебедем надменным,

Изменился серый лебедёнок.

А на жизнь мою лучом нетленным

Грусть легла, и голос мой незвонок.

Перед читателем раскрывается история знакомства двух поэтов в Царском Селе в годы их юности. Собственное внутреннее состояние автор передаёт чётко, но ёмко: «грусть легла» и «голос незвонок».

Ещё один яркий представитель акмеизма, Осип Мандельштам, начинает свой творческий путь как ученик символистов. Первая книга молодого поэта «Камень» выходит в 1913 году под маркой издательства «Акмэ» и представляет читателю Мандельштама-акмеиста. Литературоведы указывают на то, что свою приверженность к концепции акмеизма автор обозначил уже в названии сборника. В качестве первоначальной материи для возникновения настоящего искусства автор выводит образ тишины. Этому посвящено стихотворение «Silentium». В нём молчание предстает как синоним той «первоначальной немоты», которая предшествует рождению поэтического слова. Мандельштам высказывает свою поэтическую позицию и в другом стихотворении:

Нет, не луна, а светлый циферблат

Сияет мне, — и чем я виноват,

Что слабых звёзд я осязаю млечность?

И Батюшкова мне противна спесь:

Который час, его спросили здесь,

А он ответил любопытным: вечность!

Противопоставляя луну и циферблат, Мандельштам обозначает переход от символизма к акмеизму. В стихотворении присутствует антитеза: поэт принимает конкретные «циферблат», «час» и противопоставляет их абстрактным «недосягаемая луна», «вечность».

Подобное деление мы видим в ещё одном стихотворении:

Я ненавижу свет

Однообразных звёзд.

Здравствуй, мой давний бред –

Башни стрельчатой рост!

Кружевом, камень, будь,

И паутиной стань:

Неба пустую грудь

Тонкой иглою рань.

Будет и мой черёд –

Чую размах крыла.

Так – но куда уйдёт

Мысли живой стрела?

Или свой путь и срок

Я, исчерпав, вернусь:

Там – я любить не мог,

Здесь я любить боюсь.

Автор не принимает недосягаемые далёкие звёзды. Но, напротив, ему понятна высота башен – творение рук человека. Однажды Мандельштам объяснил эту мысль, сказав: «Мы не летаем, мы поднимаемся только на те башни, которые сами умеем построить».

Следуя натуралистическому стилю и предметному реализму, поэты-акмеисты стремились вернуть литературу к жизни, к вещам, к человеку, к природе. По сути, они развернули поэзию к реальному миру. Как литературное направление акмеизм просуществовал всего несколько лет, но оказал значительное влияние на судьбу русской поэзии XX века.

Примеры и разбор решения заданий тренировочного модуля

Единичный выбор.

Что акмеисты называли высшей точкой достижения художественной правды?

Творчество;

Окружение;

Любовь.

Правильный вариант: творчество.

Слово «akme», в переводе с греческого, означает высшую степень, расцвет и зрелость. Акмеисты провозглашают свою автономию от символизма, отказываются от художественной образности и выступают за реалистичный взгляд в поэзии.

Ребус-соответствие.

Соедините между собой термины и их определения.

Правильный вариант:

Акмеизм – это одно из модернистских направлений русской поэзии, которое сформировалось в начале ХХ века как искусство совершенно точных и взвешенных слов.

Критический реализм – это правдивое, достоверное изображение действительности.

Модернизм – это литературное направление, эстетическая концепция, формировавшаяся в 1910-е годы и сложившаяся в художественное направление в литературе военных и послевоенных лет.

Подсказка: акмеизм – модернистское течение в русской поэзии начала XX в., провозглашавшее, в отличие от символизма, материальность, предметность тематики и образов с позиции «искусства для искусства».

Я не мечтал о писательстве — Российская газета

«Деньги для Марии», «Последний срок», «Живи и помни», «Прощание с Матерой», «Пожар»… Сейчас кажется, что эти повести всегда были в русской литературе.  Но  вот вспоминаю: а ведь чувство, что читаешь классику, было и при первом чтении! И не только у юного школьника, каким я был в 1970-е годы, но и у людей много повидавших и горы книг прочитавших. Умудренный Сергей Залыгин писал: «Валентин Распутин вошел в нашу литературу сразу же, почти без разбега».

О каждой новой вещи иркутского писателя горячо спорили, но при этом все понимали — споры забудутся, а Распутин останется.

Ни с кем не соперничая, никого не тесня, Валентин Распутин встал на то место в русской словесности, которое именно его и дожидалось. Оно дожидалось человека мужественного, способного нести крест. А крест этот в том, чтобы выговаривать не одну лишь свою правду, свою боль, но правду и боль народную.

На свое яркое и могучее художество молодой писатель добровольно надел узду трезвой и совестливой мысли, не позволявшей перу живописать отстраненно или надменно. И сквозь самые жесткие страницы его прозы всегда проступает тепло любящего и скорбящего сердца.

В 1970-е годы думалось, что книгами Распутина завершается крестьянская эпоха в русской литературе. Эта прощальная нота была глубоко пережита и понята читателем — и деревенским, и городским. Но гул новой эпохи — хищной и погибельной — не захотели услышать ни в народе, ни во власти. Вот и в «Пожаре», где тревога писателя достигла набатной силы, не увидели грозного предупреждения. Не разглядели, что занялись жадным огнем и стремительно рушатся стропила не одного лишь орсовского склада на берегу Ангары, а всего государства. Такое провозвестие в 1985 году казалось чрезмерным, если не фантастическим.

Валентином Распутиным зачитывались и его же предавали забвению. Издавали миллионными тиражами и не издавали вовсе. Призывали в президентский совет и объявляли чуть ли не изгоем. А Валентин Григорьевич все совершает и совершает свое одинокое и строгое служение.

Так служит деревенский батюшка — и летним ласковым днем на Троицу посреди праздничного народа, и великопостным мартовским вечером в холодном опустевшем храме. И если вовсе нет прихожан, он скажет свою проповедь заоконным птахам, деревьям и облакам. «Имеющий уши, да услышит».

Недавно благодаря заботам и хлопотам писателя на его родине, в селе Аталанка Усть-Удинского района Иркутской области, открылось новое здание школы. С моих расспросов об этом замечательном событии и началась наша беседа в канун 70-летия Валентина Григорьевича Распутина в 2007 году.

Валентин Распутин: … Аталанка моего детства — это маленькое село на берегу Ангары, сорок домов всего. Когда происходило затопление под Братское водохранилище, шесть деревень свезли в кучу, и стала Аталанка большая, леспромхозовская. Лет тринадцать назад там сгорела старая школа, и я долго бился, чтобы построили новое здание.

Но теперь понимаю, что школа для села — это еще не все спасение. Там часто сидят без электричества. О газе и не мечтают. Добраться туда можно только летом по воде на катере или «Метеоре». Раньше была малая авиация, и даже если один пассажир хотел улететь — его забирали, только непогода могла помешать. Были лесовозные дороги, но и те пришли в негодность. Много проблем…

И все-таки пятьдесят пять детишек учатся теперь в нормальных условиях.

Валентин Распутин: Мне это, конечно, радостно. Появились в школе и два компьютера. Пока они, кажется, просто так стоят, вреда не приносят. Компьютеризация — чуть ли не главное сейчас в проекте «Образование», но она, мне думается, полезна только в том случае, если главные, основные предметы преподаются не хуже, чем в прежние времена. А то в Аталанке компьютеры есть, а учителя иностранного языка нет. Куда ребятам дальше без него? И в аттестатах, того гляди, прочерк будет.

Я, как и многие, очень люблю ваш рассказ «Уроки французского». Вот такую бы ребятам учительницу!

Валентин Распутин: Знаю, что такие учителя еще остались. У нас в России сложился особый тип учителя. Он не очень-то прислушивается к новшествам, но ребят и в добре, и в тепле сохранит, и к свету вытянет.

Валентин Григорьевич, вы пошли в школу в 1944 году. Какие в ту пору могли быть радости у первоклашек…

Валентин Распутин: А вот были… Конечно, и недоедали, и одежка латаная и плохонькая, но на елке обязательно  какие-то подарки. Бедные, наверное, подарки, но они всегда были. А еще у нас была библиотека в школе — совсем маленькая. Она вся помещалась в одном шкафу. Как мы любили забираться в этот шкаф, иногда даже воровски! А там — Пушкин, Тургенев… Как-то Павку Корчагина мы оттуда извлекли и зачитывались. Казалось бы, рановато для первого-второго класса, но мы читали запоем, и передавали друг другу, и делились впечатлениями.

Мы все сидели вместе, у нас была одна учительница на четыре класса. Поговорит с одними, даст задание, переходит к старшим, а ты уж о своем задании забываешь и слушаешь, чего там старшим задают. И это, как сейчас понимаю, тоже неплохо было. В конце концов, и свое делал, и от более старших что-то улавливал, вперед продвигался.

Одно время у нас в Аталанке директором школы был Николай Васильевич Ведерников. Он родом из деревни с того берега Ангары. Прошел фронт, вернулся и преподавал историю просто замечательно. Его любили, и жену его, которая учила русскому языку и литературе. По нравственным меркам Николай Васильевич был главным человеком — сначала в деревне, а потом и в леспромхозовском поселке. Когда требовался житейский совет или заступничество, шли прежде всего не к начальству, а к учителю.

Не помню ни одного учителя, который кричал бы на нас. Где-нибудь на базарах кричали — я это помню — и крики, и драки. Но в школе все было очень спокойно. Какое-то затишье посреди беспокойной жизни. И нас, мальчишек, не тянуло на грубость, сквернословие. Меня и на курево не тянуло, хотя многие в деревне курили. Нет, мне повезло, что я в то время пошел в школу.

Повезло? Но ведь столько лишений…

Валентин Распутин: А были такие отношения между людьми, которые замещали многие нехватки. Наш колхоз в Аталанке, обездоленный войной, придавленный планами и налогами, жил тем, как спасти детей. Изнемогали от надсады, поднимая государство, но ребятишек выводили в люди.

Когда попал в Усть-Уду, в районную школу, там половина была местных, а половина, таких как я — из деревень. У меня не было даже ботинок, я в деревенских ичигах ходил, стеснялся очень, ноги старался прятать под лавку. Только к старшим классам я сумел заработать и купить себе сапоги. И я был не один такой.

Учителя понимали, что нас надо пригреть, они очень чутко к нам относились — вот как учительница французского у меня в рассказе. Я мог бы то же самое написать об учительнице русского языка. Это была совершенно особая атмосфера — добрая, благородная…

Но в тех же «Уроках французского» — образ вечно голодного мальчишки, крайне одинокого и забитого…

Валентин Распутин: Так было поначалу. Большой поселок, чужой. Мать меня пристроила к людям, что-то им приплачивала. Первый год я еле перемог. А потом — с шестого по десятый класс — я жил у своих одноклассников. У одних — года два-три, у других, потом недолго еще у кого-то. Там о деньгах и разговора не было. Более того — меня подкармливали. Усаживали за стол вместе со всеми. Сначала мне казалось неудобно, стеснялся, а потом привык. Первая семья была относительно обеспеченная — начальника районной милиции, а вторая, куда я попал, совсем бедная — трое ребятишек, я четвертый. Частенько я с ними рыбу ловить ходил. И никто никогда не попрекнул куском хлеба. Вот почему я говорю, что повезло.

И когда попал в Иркутский университет, жили в общежитии тоже коммуной. Братское было отношение друг к другу. Буряты, русские, ребята с Украины… Все покупали вскладчину и ели из одного котла. У нас даже тарелок не было, все своими ложками в одну кастрюлю ездили. Скоро выяснилось, что у меня и еще у одного парня скорость повыше, и, чтобы всем поровну доставалось, ребята вынуждены были купить нам алюминиевые тарелки.

Поступая в университет, вы мечтали о писательстве?

Валентин Распутин: Нет, не мечтал. Правда, литературу в школе очень любил. Стихи, как и многие подростки, писал. К выпускному чуть не поэму сочинил. Но каких-то высоких помыслов не было. Я пошел на историко-филологический только для того, чтобы вернуться в деревню и стать учителем. Мне казалось: это самое большее, на что я способен. Да и тянуло меня к этому.

На старших курсах приходилось подрабатывать на радио, в молодежной газете. Я в то время подружился с Вампиловым. Он учился на год младше, но уже тогда издал книгу рассказов, и я ему немного завидовал. «Чем я хуже?» — думал я и тоже стал писать рассказы. Они были, конечно, наивные.

«Уроки французского» заканчиваются тем, что учительница французского языка Лидия Михайловна вынужденно покидает школу, уезжает к себе на родину, на теплую Кубань и к Новому году посылает вам макароны и три яблока, укутанные ватой. Так и было?

Валентин Распутин: Про яблоки — это мой домысел. И учительница французского не играла со мной на деньги.

Я слышал, что много лет спустя, когда ваш рассказ был напечатан, вы все-таки получили три яблока по почте…

Валентин Распутин: История была такая. В сентябре 1976 года, когда я был на Франкфуртской ярмарке, мне сказали, что здесь и Виктор Платонович Некрасов. Я  испытывал огромное уважение к этому писателю, хотя никогда не виделся с ним. Он был уже тогда в эмиграции. Я бросился его искать, но он, видно, уехал. Одна женщина согласилась передать для него книгу, и я так обрадовался этому, что не помню даже — успел ли подписать?.. А спустя какое-то время пришли из Парижа три яблока в бандерольке. Их как-то пропустили. Не было ни адреса обратного, ни имени, ни записки внутри, но после мне сообщили, что это — от Некрасова.

А правда, что Лидия Михайловна Молокова по какому-то удивительному стечению обстоятельств впервые прочитала ваш рассказ тоже во Франции?

Валентин Распутин: Да, Лидия Михайловна преподавала там русский язык в колледже — по культурному обмену. Однажды в Париже она зашла в магазин русской книги, увидела знакомую фамилию на обложке, прочитала рассказ и написала мне. А до этого я ничего не знал о ее судьбе. Сейчас Лидия Михайловна живет в Нижнем Новгороде. Иногда жалуется мне в письмах, что не столько из-за рассказа, сколько из-за фильма, поставленного в конце 1970-х по его мотивам, ей не дают покоя. Приезжают учителя, иногда со своими классами, просят рассказывать, а ей это уже не по силам.

Перечитывая вчера «Уроки французского», я вдруг увидел, что за судьбой послевоенного мальчишки проступают судьбы сегодняшних деревенских мальчишек. За последние годы в России были закрыты пять тысяч школ и множество ребятишек, чтобы доучиться, вынуждены, как и вы в 1948 году, покидать родные деревни, жить в интернатах или у чужих людей. Другие маются каждый день на плохоньких автобусах, да по нашим-то дорогам, и матери с замиранием сердца ждут их возвращения…

Валентин Распутин: Власти торопятся управиться с укорененностью деревенских детей. Сельская школа — это ведь укорененность в земле, в традициях, в обычаях и языке, в России. Вот этой укорененности и боятся. Хотят все пустить на скоростной лад — отсюда и компьютеризация, и ЕГЭ, и эти автобусы, и попытка сжить со света все малокомплектные школы.

Моя первая школа тоже ведь была совсем маленькой — нас во всех четырех классах едва ли набиралось пятнадцать ребятишек. И, невзирая на войну и послевоенные тягости, никому и в голову не приходило закрыть школу из-за того, что там мало детей, а тем более из экономии. Думали о будущем.

Не будь Аталанки и этой маленькой школы, кто знает — каким бы вы были писателем?

Валентин Распутин: Никаким бы не был, это точно. Писатель должен быть с языком, а мы, деревенские, рождались с ним. Нам легко было его подхватить — он просто в воздухе витал. И даже городским удавалось подхватить его. Вспомните Юрия Казакова, Георгия Семенова — хотя и москвичи, а какое чувство  языка!

Недавно я работал в жюри конкурса «Сказка с ладошку» и был поражен, что почти все сказки пришли от деревенских детей. Городские дети перестали сочинять.

Валентин Распутин: Так же, знаю, и с рисунками — прежде всех откликаются деревенские. В деревне ведь не только школа, а все воспитывает — лес, река, небо. Сердечко, душа развиваются на природе творчески. И дети чувствуют призыв в художественный мир. Они сами тянутся к теплу, а потом это накопленное ими внутреннее тепло требует выражения.

Все-таки детство среди родной природы и родных людей не заменить никакими образовательными центрами?

Валентин Распутин: Конечно, не заменить. Это тот узелок воспоминаний, в который человек будет заглядывать всю жизнь. Когда приезжаю в Аталанку, прежде всего иду на кладбище, а потом отправляюсь искать памятные с детства места. Иду и вспоминаю какой-то прекраснейшей глубинной памятью, где первый раз рыжика нашел, где что-то еще чудесное со мной было.

Иногда уйдешь далеко-далеко; уже и заросло все травой и мелколесьем там, где были пустоши, и так горько-горько становится, но тут же выходишь туда, где все сохранилось. Везде изменилось, а здесь — как было. Радость-то какая! Радость возвращения и нежданная поддержка тебя, который много износил, много истратил, много потерял. И настигнет прежнее настроение, и такая благодарность на душе…

Но очень многое погублено, потеряно в природе. И Аталанка моя сейчас уже не та.

Помнится, как писателям удавалось отстаивать и Мещору, и кедровые леса, и Байкал, и дружно противостоять повороту северных рек. Сейчас писатели все более расходятся по углам…

Валентин Распутин: Да пусть они разойдутся — лишь бы они не разошлись с Отечеством.

Цитата

Александр Солженицын — о Валентине Распутине

«Органичнейшие черты его творчества: во всем написанном Распутин существует как бы не сам по себе, а в безраздельном слитии: с русской природой и с русским языком. Природа у него — не цепь картин, не материал для метафор, — писатель натурально сжит с нею, пропитан ею, как часть ее. Он — не описывает природу, а говорит ее голосом, передает ее нутряно, тому множество примеров, здесь их не привести. Драгоценное качество, особенно для нас, все более теряющих живительную связь с природой. Подобно тому — и с языком. Распутин — не использователь языка, а сам — живая непроизвольная струя языка. Он — не ищет слов, не подбирает их, — он льется с ними в одном потоке. Объемность его русского языка — редкая средь нынешних писателей». (Из речи на вручении Валентину Рас путину премии Александра Солженицына, 4 мая 2000 года).

Александр Мелихов. «Рыцарь надменного образа» (Иностранная литература №11, 2019)

АЛЕКСАНР МЕЛИХОВ

Рыцарь надменного образа

Лет тридцать назад, когда меня занесло на первую и предпо’ следнюю в моей жизни конференцию молодых писателей, мне пришлось идти по тогдашней улице Петра Лаврова мимо американского консульства, где на витрине их соблазнительного образа жизни были развешены страницы журнала “Америка”. Предохранительный шнур был протянут на таком расстоянии, чтобы прочесть что-то было невозможно, но фотографии разглядеть удавалось, если хорошенько прищуриться. И на самой крупной фотографии какойто толстый брюзгливый мужчина недобро и проницательно вглядывался в меня поверх пенсне. Это был Набоков, журнал сообщал о его смерти. Тогда-то я впервые и узнал это имя. А потом самый продвинутый из моих новых собратьев по перу (по несчастью) поделился со мною бледным огнем какой-то третьей копии “Защиты Лужина”. И я как раскрыл рот, так не могу его закрыть и по сию пору. Так что о прозе Набокова я мог бы выговорить только одно слово: совершенство. В ней, конечно, можно найти и какие-то идеи, и социально-философские метафоры, но рассуждать о них в присутствии этого эстетического совершенства просто-таки неприлично, почти кощунственно. А вот о его более человеческих, иной раз и слишком человеческих, суждениях можно все же поразмыслить не менее свободно, чем о высказываниях более ординарных сочинителей вроде Достоевского или Толстого, не вытягиваясь по стойке смирно, чего, по мнению дружившей с ним в молодости Зинаиды Шаховской, он как будто и добивался (“В поисках Набокова. Отражения”. — М., 1991): “Читая статьи и книги, о нем написанные в последние двадцать лет его жизни, интервью, им данные, удивляешься, и делается как-то не по себе. Почти все они показывают не только уважение, которого его талант вполне заслуживает, но и какое-то подобострастие — как будто вопрошающие и пишущие не стояли, а предстояли, и не перед писателем, а перед каким-то тираном из тех, которых сам Набоков ненавидел. Казалось, и самому Набокову в последние годы нравился этот страх перед ним и что он старательно выращивал для любопытных маску, собственной ли волей или по чьему’ то совету надетую”. Намек на чей’то совет далее будет расшифрован намеком на “болезненно заостренную гордость” его жены, а также на ее неприязнь к “рабской натуре” русского народа. “Что и есть, конечно, настоящий расизм”. Шаховская, тем не менее, с искренней грустью вспоминает, какой радостью для нее были встречи с молодым Набоковым: “Куда пропал тот Владимир еще Сирин, встреча с которым, переписка с которым много лет тому назад были такой радостью для моего мужа и для меня? Радость это была не только чисто интеллектуальным удовольствием общения с талантливым и образованным писателем, но и теплая радость видеть прелестного и живого человека, с которым никогда не было скучно и всегда свободно и весело. Очарование Владимиром разделяли и совсем неискушенный в литературе мой свекор С. А. Малевский-Малевич, и Григорий Баронкин, солдат из крестьян, участник Белой армии, у нас служивший и книг не читавший”. Последнее особенно важно: интеллигентному писателю очаровать солдата из крестьян труднее всего (крестьянку гораздо легче).

«Теплота этих встреч и писем меня всегда поражала, и я восставала против мнения других людей, его знавших и обвинявших В.В. равнодушии и бессердечности”. “Я сразу же ощутила его превосходство перед всеми молодыми эмигрантскими писателями, считая, что никого равного ему среди нас нет, и, смолоду взяв за правило никогда не руководствоваться ни модой, ни оценкой присяжных критиков, выдели  Набокова по своему собственному вкусу. Но, почувствовав и предчувствуя, какое место займет он в русской литературе, а следовательно, и во всемирной, я оставалась свободной от безоговорочного поклонения ему. Кое-что беспокоило меня в Сирине— и обозначившаяся почти сразу виртуозность, и все нарастающая насмешливая надменность по отношению к читателю, но главное— его намечающаяся бездуховность”. Так что ей был понятен отзыв Бунина: чудовище, но какой писатель!

Для будущего Набокова, каким его знает весь мир, Владимир Владимирович реагировал на удивление кротко: “К писанью прозы и стихов не имеют никакого отношения добрые человеческие чувства, или турбины, или религии, или ‘духовные запросы’, или ‘отзыв на современность’”. Да, собственно, и спорить тут не о чем — для вас имеют, для меня не имеют… Предмет дискуссии возникает лишь тогда, когда субъективным мнениям пытаются придать универсальное значение. Но Набоков именно к этому и стремился. И нежная дружба в конце концов закончилась тем, что богатый и знаменитый Набоков во время приема, устроенного в его честь, “не узнал” много раз помогавшую ему подругу молодости, на склоне лет далеко не столь преуспевшую. Но все-таки не наше дело вмешиваться в их личные разборки. А вот в его публичные рецепты, опубликованные в виде популярных “Лекций по русской литературе”, вдуматься очень даже стоит.

Итак… Набоков высочайшим об’ разом оценивает Толстого-художника и считает, что “идейность” ему, как и всем прочим, только мешает. Но можем ли мы представить Льва Толстого, освобожденного от его проповеднического начала? Каким образом этот усеченный Толстой осуществлял бы выбор героев, событий, их последовательность и т. п.? Каким бы он изобразил Кутузова, если бы не стремился его фигурой проиллюстрировать способность ощущать дух войска и народа? Какие черты придать Наполеону, если нет стремления осмеять самонадеянность, тщившуюся в одиночку управлять историей? Каким выбрать развитие Наташи от романтичной девочки к “зрелой самке”, если нет желания убедить читателя в естественности этого биологического процесса? Не представляю. Набокову казалось (или он делал такой вид), что у князя Мышкина отыскался внук в советской литературе, — это герой Зощенко: “Тип бодрого дебила, живущего на задворках полицейского тоталитарного государства, где слабоумие стало последним прибежищем человека”. Но мне ни герой Зощенко, ни тем более князь Мышкин что-то никак не представляются бодрыми дебилами, мне здесь больше чудится желание унизить ненавидимого Достоевского. Ошеломляющий успех Пушкинской речи Достоевского Набоков объясняет тем, что “в это время вся Европа противостояла росту русского самосознания и могущества”. Сам Достоевский действительно считал, что нас в Европе очень боятся, а потому и ненавидят, но почему с этим был согласен европеец Набоков? Хотелось бы поподробнее, но увы. Заявление, однако, отнюдь не русофобское. В тех же лекциях по русской литературе Набоков пишет: “Посредственное, фальшивое, пошлое (запомните это слово) может, по крайней мере, принести злорадное, но крайне полезное удовольствие, пока вы чертыхаетесь над второсортной книгой, удостоенной премии”. И мы должны поверить, что злобствование может доставлять удовольствие? Это определенно отрицательная эмоция. Не верю. Считается, что “веселый язычник” Набоков, кем он называл себя в письмах Зинаиде Шаховской, равнодушен к метафизике. Но в тех же лекциях Набоков пишет, что “женитьба Левина основана на метафизическом, а не физическом представлении о любви, на готовности к самопожертвованию, на взаимном уважении. Союз Анны и Вронского основан лишь на физической любви и потому обречен”. Тоже крайне сомнительно. “Физическая любовь” — это, по-моему, оксюморон. Сухая вода, круглый треугольник. Потрясение при первой встрече, ухаживание, напоминающее наркотическую зависимость, попытка самоубийства, разбитая жизнь после гибели возлюбленной — и все это влечение к переоцененным гениталиям, если пользоваться выражением ненавидимого Набоковым венского шарлатана? Ей’богу, я, пожалуй, с этой минуты отказываюсь считать Набокова авторитетом в странностях любви.

Россию сороковых в этих же лекциях Набоков называл “страной моральных уродов, улыбающихся рабов и тупоголовых громил”. Пардон, откуда было это знать мэтру, покинувшему Россию тридцать лет назад и мало кого знавшему и тогда за пределами своего аристократического круга? Какими источниками пользовался классик? Вынужден предположить, что все эти образы были заимствованы великим эстетом из столь ненавидимой им пропаганды. А если они созданы им самостоятельно, значит, и он был способен опускаться до пропагандистского уровня. И наконец его итоговое заключение: “Лучшие произведения современной русской литературы созданы писателями эмигрантами”. Прежде всего, Набокову ли не знать, что “созданы” и “опубликованы”— далеко не одно и то же. Но если даже взять одни только опубликованные вещи Артема Веселого, Бабеля, Бажова, Булгакова, Зощенко, Олеши, Пильняка, Платонова, Тынянова, Шварца, Шолохова, то противопоставить им что-то равноценное довольно трудно. А если еще и положить на весы лучшие вещи Алексея Толстого, Горького, Катаева, Леонова, Паустовского, Леонида Соловьева, Фадеева, раннего Федина и прочих “серапионов”… Это вовсе не отменяет того факта, что жестокость власти была огромной, это означает лишь то, что и скрытое сопротивление расчеловечиванию тоже было огромным. И то, что история злодейств бесчисленное количество раз писана и переписана, а для истории духовного сопротивления не нашлось и одной страницы,— это самое настоящее предательство памяти наших отцов и матерей. Если бы мы начали эту работу в пятидесятые, у нас был бы шанс донести ее и до Набокова, если только ему и в самом деле не была приятнее ложь о рабской русской натуре. В “жезээловской” биографии Набокова (М., 2016) Алексей Зверев безо всякого подобострастия упоминает о вполне “земных” поступках этого “волшебника”, вроде бы замкнувшего свое искусство в эстетскую башню из слоновой кости: отказывался включить в свои лекции Достоевского и потребовал отчислить студента, предложившего рассказать о Достоевском вместо него; публично выказывал пренебрежение к писателям, по мнению Зверева, ничуть ему не уступающим, и Зверев прав: есть писатели совершенные, а есть потрясающие, огромные, глубокие. Набоков находил “посредственными или переоцененными” Бальзака, Достоевского и Стендаля; Брехт, Фолкнер, Камю “ничего не значили” для него. Вот еще несколько вердиктов. “То, что, к примеру, ослиная ‘Смерть в Венеции’ Манна, или мелодраматичный и отвратительно написанный ‘Живаго’ Пастернака, или кукурузные хроники Фолкнера могут называться ‘шедеврами’ или, по определению журналистов, ‘великими книгами’, представляется мне абсурдным заблуждением, словно вы наблюдаете, как загипнотизированный человек занимается любовью со стулом”. Об “Орландо” Вирджинии Вулф: “Это образец первоклассной пошлятины”.

“Что до Хемингуэя, то я впервые прочел его в начале сороковых, что’то о колоколах, яйцах и быках, и вознена’ видел это”. (Колокола, яйца и быки на английском порождают довольно забавные созвучия). “Нерусские читатели не понимают двух вещей: далеко не все русские любят Достоевского, подобно американцам, и большинство из тех русских, которые его все’таки любят, почитают его как мистика, а не как художника. Он был пророком, журналистом, любящим дешевые эффекты, никудышным комедиантом. Я признаю, что некоторые эпизоды в его романах, некоторые потрясающие фарсовые сцены необыкновенно забавны. Но его чувствительные убийцы и высокодуховные проститутки просто невыносимы, во всяком случае, для вашего покорного слуги”. (“Журналист” Сартр тоже отнесен к “посредственным подражателям Достоевского”). “Я категорически не приемлю ‘Братьев Карамазовых’ и отвратительное морализаторство ‘Преступления и наказания’. Нет, я вовсе не против поиска души и самораскрытия, но в этих книгах душа, и грехи,
и сентиментальность, и газетные штампы— вряд ли оправдывают утомительный и тупой поиск”. Все, что не доставляет “волшебнику” эстетического наслаждения, “это либо журналистская дребедень, либо, так сказать, Литература Больших Идей, которая, впрочем, часто ничем не отличается от дребедени обычной, но зато подается в виде громадных гипсовых кубов, которые со всеми предосторожностями переносятся из века в век, пока не явится смельчак с молотком и хорошенько не трахнет по Бальзаку, Горькому, Томасу Манну”. Можно, конечно, объяснять подобные отзывы высокой требовательностью, которая Набокову действительно была присуща. Но я не могу не видеть в этой остервенелости еще и личной уязвленности, которую лишь из пиетета перед великим писателем я готов назвать ревностью, а не завистью. И лишь недавно я понял, что набоковская надменность была оборонительной реакцией на униженность. Но сколько же унижений потребовалось, чтобы нарастить такой сверкающий панцирь! Страшно подумать…

Новости : Центр культуры : АлтГТУ

Именно такими словами охарактеризуют Анну Ахматову все, кто был с знаком с нею  и её творчеством. 23 июня — день рождения Анны Андреевны Ахматовой. Поэтесса за свою долгую жизнь пережила две революции и две мировых войны, узнала на себе, что такое сталинские репрессии и смерть самых дорогих людей. Трижды была замужем, ни один из браков не принес ей настоящего женского счастья.  Ее единственный сын подвергся политическим репрессиям, и  несправедливо  упрекал  мать в том, что ей важнее ее творчество, а не он. Долгие годы ее стихи были под запретом, некоторые увидели свет спустя два десятилетия после ее смерти. О жизни и творчестве Анны Ахматовой снято множество фильмов, ее биография вдохновляет на творчество многие поколения талантливых людей.  Анна Ахматова известна не только своим поэтическим наследием, она была переводчицей и литературоведом.  В 1965 и 1966 годах номинирована на Нобелевскую премию по литературе.  Каждый из тех, кто любит поэзию, отдал дань  поклонению её лирике.

Родилась Анна Горенко (Ахматова) 23 июня 1889 года в Одессе, в районе Большого Фонтана.  Ее отец – Андрей Горенко был потомственным дворянином, отставным инженером-механиком флота. В возрасте 37 лет он женился второй раз. Его избранницей стала Инна Эразмовна Стогова, тридцати лет от роду. За одиннадцать лет брака они родили шестерых детей, трое из которых умерли от туберкулеза в разные годы. Анна была третьей по счету, и тоже в свое время переболела чахоткой, но сумела выжить.

Анечке исполнился годик, когда семья перебралась в Петербург, где Андрею Горенко присвоили чин коллежского асессора и назначили на должность чиновника по особым поручениям в Госконтроле. Детские годы будущей поэтессы прошли в Царском Селе – это место осталось в ее воспоминаниях навсегда. В сопровождении няни Анна гуляла в Царскосельском парке, в котором в свое время прогуливался Пушкин. Все дети знали светский этикет. Анна рано научилась читать, благодаря азбуке, автором которой был Лев Толстой. Французский девочка начала учить в пять лет, она просто слушала и запоминала все, чему учила старших детей приходящая учительница. Для  продолжения образования Анну отдают в Мариинскую женскую гимназию.

 Свои первые стихои Анна писет в одиннадцать лет под впечатлением поэзии А. Пушкина и М. Лермонтова, к пониманию поэзии которых она пришла гораздо позже. Анна могла часами слушать, как мама декламирует произведения Г. Державина или стих «Мороз, Красный нос», автором которого был Николай Некрасов.

Анна всем сердцем полюбила Петербург, и всегда считала его родным. Когда летом семья уезжала на отдых в Севастополь, она  всей душой рвалась домой. Ей нравилось в Петербурге все – улицы, парки, величественная Нева. Когда ее родители развелись мама увезла ее в Евпаторию, а после они поселились в Киеве. Ахматовой тогда было шестнадцать лет. В Евпатории она продолжила обучение, но училась дома, а потом ее отправили в Фундуклеевскую гимназию в Киеве, где она и окончила последний класс.

По окончании гимназии Горенко продолжила образование на Высших женских курсах. Сначала она выбрала юриспруденцию, но потом поняла, что из всех предметов ей больше всего по душе  история права и латынь, а юридическое дело навевало на нее тоску. Поэтому она оставила эти занятия, уехала в Петербург и поступила на историко-литературные женские курсы, которые вел Н.П. Раев.

 Творческих людей в семействе Горенко не было. Как сказала впоследствии сама поэтесса, «сколько видит глаз кругом», нет ни одного поэта. Только родственница по материнской линии Анна Бунина была поэтессой и переводчицей, но она была дальней родней. Отцу очень не нравилось занятие дочери, и он попросил никогда не подписывать свои творения настоящим именем, чтобы не позорить его фамилию. Ни один стих не вышел под настоящим именем поэтессы. В ее генеалогическом древе нашлась бабушка-татарка, родословная которой тянулась к хану Ахмату, имя которого и стало производным для псевдонима – Ахматова.

В годы учебы в Мариинской гимназии Анна впервые увидела Николая Гумилёва, который впоследствии стал именитым поэтом.  Они переписывались несколько лет, а в 1910-м Анна стала его женой. Местом венчания была выбрана Николаевская церковь, которая сохранилась до нынешних времен в деревне Никольская Слободка недалеко от Киева.  В то время имя Гумилёва уже было известно в литературной среде. После венчания молодожены отправились в Париж, где провели медовый месяц. Ахматова впервые побывала в Европе и была потрясена ее красотой. После возвращения Николай представил свою жену литературному обществу Петербурга, и она сразу привлекла к себе пристальное внимание.

 Обращала на себя внимание  ее величественная красота – высокая, смуглая, с царственной осанкой и горбинкой на носу, она понравилась  литературной богеме. Но не только «ордынской» внешностью поразила всех Анна Ахматова. Ее поэзия дышала любовью, она посвятила этому великому чувству практически все свои произведения. Тогда в моде были два направления в искусстве – футуризм и акмеизм, Анне было ближе второе.

1911 год. В «башне» — квартире Вячеслава Иванова — очередная литературная среда. Весь «цвет» поэтического Петербурга здесь собирается.

Читают стихи по кругу, и «таврический мудрец», щурясь из-под пенсне и потряхивая золотой гривой, — произносит приговоры. Вежливо-убийственные, по большей части. Жестокость приговора смягчается только одним — невозможно с ним не согласиться, так он едко-точен. Похвалы, напротив, крайне скупы.

Самое легкое одобрение — редкость.

Читаются стихи по кругу. Читают и знаменитости и начинающие. Очередь доходит до молодой дамы, тонкой и смуглой. Это жена Гумилева. Она «тоже пишет». Ну, разумеется, жены писателей всегда пишут, жены художников возятся с красками, жены музыкантов играют. Эта черненькая смуглая Анна Андреевна, кажется, даже не лишена способностей.

Еще барышней, она писала:

И для кого эти бледные губы
Станут смертельной отравой?
Негр за спиною, надменный и грубый,
Смотрит лукаво.

Мило, не правда ли? И непонятно, почему Гумилев так раздражается, когда говорят о его жене как о поэтессе?

А Гумилев действительно раздражается. Он тоже смотрит на ее стихи как на причуду «жены поэта». И причуда эта ему не по вкусу. Когда их хвалят — насмешливо улыбается.

— Вам нравится? Очень рад. Моя жена и по канве прелестно вышивает.

— Анна Андреевна, вы прочтете?

Лица присутствующих «настоящих» расплываются в снисходительную улыбку.

Гумилев, с недовольной гримасой, стучит папиросой о портсигар.

— Я прочту.

На смуглых щеках появляются два пятна. Глаза смотрят растерянно и гордо. Голос слегка дрожит.

— Я прочту.

Так беспомощно грудь холодела,
Но шаги мои были легки,
Я на правую руку надела
Перчатку с левой руки…

На лицах — равнодушно-любезная улыбка. Конечно, не серьезно, но мило, не правда ли? — Гумилев бросает недокуренную папиросу. Два пятна еще резче выступают на щеках Ахматовой…

Что скажет Вячеслав Иванов? Вероятно, ничего. Промолчит, отметит какую-нибудь техническую особенность. Ведь свои уничтожающие приговоры он выносит серьезным стихам настоящих поэтов. А тут… Зачем же напрасно обижать…

Вячеслав Иванов молчит минуту. Потом встает, подходит к Ахматовой, целует ей руку.

— Анна Андреевна, поздравляю вас и приветствую. Это стихотворение — событие в русской поэзии.

1912 год принес Анне Ахматовой не только счастье материнства, но и настоящий прорыв в ее творчестве. В этом году она стала мамой своего единственного сына, которого назвали Львом, и опубликовала первый небольшой сборник поэзии «Вечер».

Спустя многие годы, Ахматова скажет, что это были «бедные стихи пустейшей девочки», но это случится гораздо позже, а в 1912-м именно эти стихи принесли ей первую славу и первых читателей. В 1914 году поэтесса выпустила еще один сборник поэзии под название «Чётки». После его выхода Анна получила массу хвалебных откликов от критиков и поклонников, которые отзывались о ней, как о самой модной поэтессе тех лет. Анна больше не нуждалась в протекции Гумилёва, она добилась большей славы, чем ее муж. Спустя три года, в 1917-м, вышла третья книга Ахматовой, которую она назвала «Белая стая». Тираж ее был по тем временам очень внушительный – две тысячи штук.

В 1918-м Ахматова и Гумилёв расстались. Николай Гумилёв был арестован и летом 1921 года расстрелян. Анна долго не могла смириться с этой утратой, несмотря на расставание, он оставался отцом ее сына и человеком, который помог ей войти в поэтический мир. Жизнь Анны Ахматовой резко меняется в середине 20-х годов. Ее взяли под наблюдение в НКВД, ее стихи больше не издают, и все, что она пишет, она «пишет в стол». Множество стихов потерялось при переездах.

Ее стихи называли упадническими, провокационными, антикоммунистическими. Естественно, что поэзия с таким клеймом в СССР не печаталась, а сама поэтесса находилась в постоянной опале. В жизни Ахматовой наступили тревожные времена. И волновалась она не за себя, а за близких и родных, в первую очередь за сына.

Осенью 1935 года пришли за ее сыном и третьим мужем Николаем Пуниным. Их держали под арестом несколько дней, но поэтесса прекрасно понимала, что ее покой утрачен навсегда. С той самой осени она почувствовала, как постепенно кольцо гонений и преследований вокруг нее становится все плотнее. В 1937 году НКВД начало собирать на поэтессу материалы, подтверждающие ее контрреволюционную деятельность.

В 1938 году Льва Гумилева арестовали и отправили на пять лет в исправительно-трудовой лагерь. Анна доведена до отчаяния, практически все ее время проходит в тюремной очереди, она ходит в Кресты, чтобы отнести сыну передачу. Доведенная до отчаяния, Ахматова изливает свои переживания в цикле стихов, получивших название «Реквием», которые на протяжении двух десятков лет она боялась издавать. Чтобы как-то помочь сыну выйти из заключения, Ахматова отдает в печать свой новый сборник, названный «Из шести книг». Он вышел в 1940 году и состоял из старых, прошедших цензуру стихотворений, и написанных недавно, «правильных» стихов, которые пришлись по душе партийной власти.

В годы войны Ахматова эвакуирована в Ташкент. В 1945-м она возвращается в город своей юности – Ленинград, а вскоре переезжает в Москву. Жизнь поэтессы понемногу начала налаживаться, сын вышел на свободу, ее печатают. Однако это продолжалось совсем недолго. В 1946 году Союз писателей заклеймил ее творчество, а спустя три года снова арестовали ее сына. Он получил десять лет лагерей. Это событие окончательно сломило поэтессу, она написала множество писем с просьбой об освобождении Льва Гумилёва, но Политбюро ни разу не удостоило ее ответом.

После освобождения Лев заявил матери, что она больше любит свои стихи, чем родного сына, и на долгие годы отдалился от нее. Понемногу жизнь поэтессы начала налаживаться, а вошла в нормальное русло только в 50-х годах.

 В 1951 году ее снова приняли в Союз писателей и начали печатать ее произведения. В 60-е годы Ахматова была удостоена итальянской премии и стала автором еще одного сборника под названием «Бег времени». Поэтесса получила докторскую степень, присвоенную ей Оксфордским университетом.

Анна Ахматова была уже в преклонном возрасте, когда стала хозяйкой собственного жилья. Благодаря ленинградскому «Литфонду» у нее появилась небольшая дача в поселке Комарово. Домик был совсем крошечным, состоящим из комнатки, коридора и веранды.

Мебели не было, поэтесса спала на жесткой кровати с ножками из кирпичей, настоящего стола не было, вместо него использовала старую дверь. Стену украшал рисунок итальянского художника Модильяни с ее изображением и старинная икона, собственность Николая Гумилёва.

Анна Ахматова умерла 5 марта 1966 года. Это стало настоящим потрясением для ее поклонников, хоть ей на то время уже было 76. Она долго болела, периодически лечилась от туберкулеза. Смерть наступила во время ее пребывания в Домодедово.

Перед самой кончиной она хотела ознакомиться с Новым Заветом, найти сходство написанного в нем, и в тестах рукописей кумранов. Тело поэтессы отправили в Ленинград, власть имущие побоялись, что начнутся диссидентские волнения.

Местом упокоения Ахматовой стало Комаровское кладбище. Лев Гумилёв так и не простил свою мать, они не виделись на протяжении нескольких лет. Вместо памятника сын распорядился выстроить на могиле Ахматовой стену из камня, с небольшим окошком, точную копию стены в Крестах, куда она приходила с передачами. Вначале по желанию самой поэтессы ей поставили деревянный крест, а спустя три года заменили его на железный. Память об Анне Ахматовой хранят многочисленные музеи, которые расположены не только в ее любимом Санкт-Петербурге, но и во многих городах на постсоветском пространстве.

 И напоследок — несколько моих любимых стихов Анны Ахматовой.

Не стращай меня грозной судьбой
И великою северной скукой.
Нынче праздник наш первый с тобой,
И зовут этот праздник — разлукой.
Ничего, что не встретим зарю,
Что луна не блуждала над нами,
Я сегодня тебя одарю
Небывалыми в мире дарами:
Отраженьем моим на воде
В час, как речке вечерней не спится.
Взглядом тем, что падучей звезде
Не помог в небеса возвратиться,
Эхом голоса, что изнемог,
А тогда был и свежий, и летний,—
Чтоб ты слышать без трепета мог
Воронья подмосковного сплетни,
Чтобы сырость октябрьского дня
Стала слаще, чем майская нега…
Вспоминай же, мой ангел, меня,
Вспоминай хоть до первого снега 

Я улыбаться перестала,
Морозный ветер губы студит,
Одной надеждой меньше стало,
Одною песней больше будет.
И эту песню я невольно
Отдам на смех и поруганье,
Затем, что нестерпимо больно
Душе любовное молчанье. 

Пo твердому гребню сугроба
В твой белый, таинственный дом
Такие притихшие оба
В молчание нежном идем.
И слаще всех песен пропетых
Мне этот исполненный сон,
Качание веток задетых
И шпор твоих легонький звон.

Настоящую нежность не спутаешь
Ни с чем, и она тиха.
Ты напрасно бережно кутаешь
Мне плечи и грудь в меха.
И напрасно слова покорные
Говоришь о первой любви,
Как я знаю эти упорные
Несытые взгляды твои! 

Не будем пить из одного стакана
Ни воду мы, ни сладкое вино,
Не поцелуемся мы утром рано,
А ввечеру не поглядим в окно.
Ты дышишь солнцем, я дышу луною,
Но живы мы любовию одною.

Со мной всегда мой верный, нежный друг,
С тобой твоя веселая подруга.
Но мне понятен серых глаз испуг,
И ты виновник моего недуга.
Коротких мы не учащаем встреч.
Так наш покой нам суждено беречь.

Лишь голос твой поет в моих стихах,
В твоих стихах мое дыханье веет.
О, есть костер, которого не смеет
Коснуться ни забвение, ни страх.
И если б знал ты, как сейчас мне любы
Твои сухие, розовые губы!

О тебе вспоминаю я редко
И твоей не пленяюсь судьбой,
Но с души не стирается метка
Незначительной встречи с тобой.

Красный дом твой нарочно миную,
Красный дом твой над мутной рекой,
Но я знаю, что горько волную
Твой пронизанный солнцем покой.

Пусть не ты над моими устами
Наклонялся, моля о любви,
Пусть не ты золотыми стихами
Обессмертил томленья мои,—

Я над будущим тайно колдую,
Если вечер совсем голубой,
И предчувствую встречу вторую,
Неизбежную встречу с тобой.

определение, этимология и использование, примеры и родственные слова

• WordNet 3,6

  • прил. Высокомерный, имеющий или демонстрирующий чувства неоправданной важности из-за властной гордости «высокомерный чиновник», «высокомерные претензии», «грудастый, как павлин»
  • ***

Пересмотренный полный словарь Вебстера

• • Высокомерный Содержит высокомерие; отмечен высокомерием; исходя из неправомерных требований или самомнения; — применяется к вещам; как, высокомерные притязания или поведение.
  • Высокомерное занятие или склонность предъявлять непомерные требования о рангах или оценках; придавать себе чрезмерное значение; предполагая; высокомерный; — применяется к лицам. «Высокомерный Винчестер, этот надменный прелат».
  • ***

Словарь и циклопедия века

• • высокомерный Делать или иметь склонность делать необоснованные заявления о ранге или оценке; придавать себе чрезмерное значение; агрессивно высокомерный; полный предположений: применяется к лицам.
  • высокомерный Характеризуется высокомерием; исходя из переоценки своей важности или превосходства над другими: применительно к вещам: как, высокомерные претензии.
  • высокомерный Синонимы Авторитетный, Арбитражный, Догматический и т. Д. (См. Магистерский), гордый, предполагающий, властный, самонадеянный, высокомерный, высокомерный, высокомерный, важный, раздутый, буйный, величественный, высокомерный, высокомерный.
  • ***

Словарь Чемберса двадцатого века

• • adj Высокомерный, требующий слишком многого: властный
  • ***

Пересмотренный полный словарь Вебстера

Ф.высокомерный, L. arrogans, с. пр. высокомерия. См. Arrogate

Словарь Чемберса двадцатого века

L. arrogāre — ad , to, rogāre , -ātum , просить, требовать.

В литературе:

Предрассудки и высокомерные заверения учтены.

«Письма Ширли из Калифорнийских шахт в 1851–1852 годах» Луизы Амелии Кнапп Смит Клапп

Затем он, в свою очередь, стал хвастливым, высокомерным, спорным, в конце концов громко говорил и медленно понимал, но всегда упрямо.

«Борющаяся пастушка» Кэролайн Локхарт

Его высокомерие сразу усилилось и уменьшилось.

«История сэра Ричарда Калмеди» Лукаса Малета

У него было достоинство, которое не было высокомерием.

«Talents, Incorporated» Уильяма Фицджеральда Дженкинса

В моменты фантазии я часто думаю, что продавец более творческий художник, чем многие из тех, кто присвоил себе этот титул.

«Экологичнее, чем вы думаете» Уорда Мура

Он стал констеблем Франции, высшим офицером в королевстве, и превзошел всю старую знать своим высокомерием и алчностью.

«Современная история, со времен Лютера до падения Наполеона» Джона Лорда

Он был недостаточно спортсменом, чтобы в добром духе отнестись к последствиям своего высокомерия.

«Тропа на снегоступах» Эдисона Маршалла

Они упустили из виду гордость Лисицких бегунов, их алчность и их хвастливое высокомерие.

«Сердце счастливой лощины» Пол Лоуренс Данбар

Высокомерие Оксфорда спровоцировало сэра Филипа Сидни.

«Сэр Уолтер Рэли» Уильяма Стеббинга

Он также был таким же высокомерным, как и сам дьявол.

«Пенитенциарный кластер» Ивара Йоргенсена (он же Рэндалл Гаррет)

***

В стихах:

В то время как презрительно смеялись многие высокомерные лорды, выступили против нас
лагерь,
Совершенно в пределах слышимости, пиршество, скрещивание бокалов вместе над
их победа.

«История центрарианца» Уолта Уитмена

И если это должно быть высокомерие, позвольте мне
быть высокомерным, чтобы оправдать мою молитву
это стоит так серьезно и так одиноко
перед твоим лбом, окруженный облаками.

«Посвящение» Райнера Марии Рильке

Мои друзья, которых вы видите, думали, что это не так,
Чтобы хвалить мою книгу, а вы, помимо всего этого,
Посмотри, что он должен сам похвалить: теперь тьфу,
Это было высокомерное неуважительное поведение.

«Автор Ad Lectorem» Джона Хита

Решетки, мешающие его продвижению
И наполовину заслоняют ворота,
Непоколебимая связь обстоятельств
Это раздражает его душу,
Промежуточные валы высокомерия,
Все уступают ее контролю.

«Помощь женщины» Хэтти Ховард

См. Теперь смелого сына Аиши с мольбой о высокомерии,
Чтобы получить прощение с любовью для своего родителя!
Девица возмущенная, ненавидит подлый поступок,
По-прежнему требуя ее рубин, все вышеупомянутые бриллианты.

«Байя: или индийская птица» Уильяма Хейли

Кто придет на помощь? Прямо здесь, сейчас, сейчас!
Потому что пациент слабый, потерял хватку.
Но, как зов птиц, мой крик затихает
в пустоте: мир высокомерен и холоден.

«Денонсация» Мари Андер

В новостях:

НФЛ заслуживает наказания за высокомерие.

Высокомерие + Феррари = Собираюсь в тюрьму.

Это видео демонстрирует высокомерие и глупость владельца Ferrai.

Когда Вашингтон рассматривает возможность отказа, высокомерие становится очевидным.

Высокомерие Twitter угрожает всем нам.

Цена за высокомерие Penn State была высокой, и другие должны это заметить.

Когда высокомерие устанавливает правила.

«Высокомерие» способствовало провалу IPO Facebook.

Поразительное высокомерие было продемонстрировано должностными лицами Агентства по охране окружающей среды на прошлой неделе во время слушаний в Конгрессе по поводу одного из самых вопиющих злоупотреблений властью.

В результате наши лидеры — особенно мэр Эйлль и вице-мэр Донли — становятся все более высокомерными в своих действиях и выступлениях, когда граждане оспаривают их непопулярные решения.

Действительно, это высокомерие распространилось на ключевых сотрудников города, таких как городской прокурор Джим Бэнкс и директор по планированию Фаролл Хамер.

Поразительное высокомерие было продемонстрировано должностными лицами Агентства по охране окружающей среды на прошлой неделе во время слушаний в Конгрессе по вопросу о том, что мы будем считать злоупотреблением властью со стороны агентства.

Это демонстрирует либо полное высокомерие, либо полное незнание того, что это могло произойти.

Очевидно, что наш высокомерный президент совершенно не заинтересован в том, чтобы помешать Соединенным Штатам упасть с финансового обрыва.

ЛОНДОН. Он был образцом корпоративного высокомерия, сказав парламенту в прошлом году, что время для извинений банкиров прошло.

***

В науке:

Высокомерное замечание Дембски о том, что мне и другим критикам его работы не хватает квалификации, чтобы судить о его статье, не звучит убедительно, учитывая его недостаточное знакомство с литературой в той области, где он должен предложить важные новые результаты.Здесь начинается мой обзор статьи Беннета.

Определение сложности: комментарий к статье Чарльза Х. Беннета

Будучи глубоко обеспокоен очевидной и высокомерной несправедливостью этой политики, я, как математик, хочу выразить свое несогласие с этим выбором вместе с моей солидарностью со всеми теми, кто каждый день борется за выживание науки, даже в этих трудных условиях. раз, для нынешнего и будущих поколений.

R-матрица для (скрученных) аффинных квантовых алгебр

***

Hubris: определения и примеры | Литературный термин

И.Определение

Hubris (произносится как HEW-bris) означает «чрезмерная гордость» или «самоуверенность». Это когда кто-то становится настолько уверенным, что начинает верить в свою непобедимость. В результате они принимают глупые решения, которые в конечном итоге приводят к их поражению.

Слово происходит из греческой литературы, где оно относится к вызывающему или высокомерному отношению к богам. Боги, конечно, не потерпят такого поведения и всегда наказывают виновных в высокомерии, обычно смертью.Наша концепция «играть в Бога» заимствована из греческих понятий высокомерия.

II. Примеры и объяснение Hubris

Пример 1

«Франкенштейн» Мэри Шелли — это классическая история о высокомерии игры в Бога. В романе доктор Виктор Франкенштейн решает создать разумную жизнь в своей лаборатории, задача, которая поставила бы его в один ряд с другим великим творцом жизни — Богом. Однако создание Франкенштейна невозможно контролировать и становится проклятием для своего создателя.

Пример 2

Гордыня встречается не только в литературе, но и в реальной жизни. Гитлер, например, был известен своей чрезмерной самоуверенностью в своем подходе к ведению войны, и его высокомерие, возможно, стоило ему войны — и его жизни. На протяжении большей части Второй мировой войны Гитлер мудро поддерживал мир с Советским Союзом на востоке, даже когда он вел жестокую кампанию против союзников на западе. Все шло так хорошо, что Гитлер стал самоуверенным и решил атаковать Советский Союз, открыв второй фронт войны, на котором погибнут миллионы немецких солдат.Это поспешное решение значительно ослабило нацистскую армию, что в конечном итоге привело к победе союзников.

Пример 3

«Титаник» часто считают еще одним примером высокомерия из реальной жизни. Рекламные объявления о корабле описывали его как «практически непотопляемый», и это могло вызвать чрезмерную самоуверенность со стороны его капитана. Многие считают, что судном управляли неосторожно, а экипаж недостаточно осторожно относился к айсбергам, плавающим рядом с ними. Кроме того, корабль был спроектирован без достаточного места для спасательной шлюпки, поэтому многие его пассажиры были обречены утонуть, когда он затонул.

III. Важность высокомерия

Hubris — отличное средство для повествования, потому что оно связано с тем, что мы переживаем в реальном мире: когда вы становитесь слишком самоуверенным, вы принимаете неверные решения. «Гордость предшествует падению». Все мы знаем людей, которые думали, что их невозможно остановить, и в результате принимали ужасные решения, поэтому истории о высокомерии кажутся очень правдоподобными. Кроме того, они играют на нашей неприязни к высокомерию — в большинстве культур высокомерие считается бесчестным качеством, а рассказы о высокомерии помогают выразить это культурное отношение.Попутно они преподают людям важный урок о смирении.

IV. Примеры Hubris в литературе

Пример 1

Падение Икара — это греческий миф, который лег в основу бесчисленных картин, романов, пьес и других произведений искусства. По сюжету изобретатель Дедал создает крылья в своей мастерской и дарит их своему сыну Икару. Крылья имеют предупреждение: не летите слишком близко к солнцу, иначе воск растает, и крылья разойдутся.К сожалению, Икар полон высокомерных амбиций и хочет взлететь как можно выше. Из-за этого высокомерия сбывается предупреждение Дедала: крылья тают на солнце, и Икар падает в море.

Пример 2

Франкенштейн — не единственный ученый-высокомерник в классической литературе. Есть также доктор Фауст , высокомерный ученый из знаменитой пьесы Кристофера Марлоу. Фауст считает, что может управлять демоном, и настолько высокомерен, что готов заключить договор с дьяволом — продать свою душу в обмен на демоническую силу.Тем не менее, Фауст оказывается неравным демоническим силам, и в конечном итоге его утаскивают в ад без надежды на искупление.

V. Примеры высокомерия в массовой культуре

Пример 1

В фильме Pacific Rim Роли Бекет начинает свой путь как человек, исполненный высокомерия. Он талантливый пилот-егер, который победил множество кайдзю (гигантских монстров) за свою карьеру, и он настолько уверен в себе, что начинает чувствовать, что его невозможно остановить.Во время битвы с одним особенно опасным кайдзю Рэли становится самоуверенным и позволяет существу застать его врасплох. В данном случае за высокомерие Рэли расплачивается брат Рэли, Янси. Поскольку Рэли выживает в столкновении, у него есть шанс учиться и расти, в конечном итоге становясь сильнее для опыта.

Пример 2

Люк Скайуокер демонстрирует высокомерие в своем решении покинуть Дагобу и сразиться с Дартом Вейдером наедине. Йода предупреждает его, что он еще не готов к этой конфронтации, но Люк уверен в своих силах и улетает, чтобы выследить лорда ситхов.Конечно, уверенность Люка оказывается преувеличенной, когда Вейдер побеждает его, берет его за руку и почти убивает. Впрочем, это тоже современная история, поэтому можно ожидать счастливого конца для героя. В случае с Люком он получает новую роботизированную руку и в конечном итоге становится более мудрым и сильным человеком в результате своего поражения от Вейдера.

VI. Связанные термины (с примерами)

Трагедия

Трагедия — это грустная или жалкая история, в которой герой убит или сбит из-за внутренних моральных или психологических недостатков.Гордыня — чрезвычайно распространенная черта трагедий, поскольку многие трагические герои терпят поражение из-за собственной гордости или чрезмерных амбиций. (См., Например, историю Икара в следующем разделе.)

Hubris Определение

Что такое гордыня?

Гордыня — это характеристика чрезмерной уверенности или высокомерия, которая заставляет человека думать, что он не может сделать ничего плохого. Непреодолимая гордость, вызванная высокомерием, часто считается недостатком характера.

Высокомерие может вызвать близорукое, иррациональное или вредное поведение, поскольку человек не останавливается, чтобы исследовать свое поведение или учитывать мнение других или влияние на них, когда ведет себя.Гордыня часто вызывает унижение того, кому она адресована.

Ключевые выводы

• Гордыня — это чрезмерная уверенность в себе или высокомерие, которая часто приводит к недостатку самосознания и вредному или саморазрушающемуся поведению.
• Гордыня часто встречается у очень успешных людей из-за характера занимаемого ими положения.
• Когда высокомерие становится всепоглощающим, это часто приводит к падению человека.
• Преодоление высокомерия возможно с помощью практических приемов и повышения самосознания.

Понимание гордыни

Стремясь к успеху, большинство людей используют осмысленный процесс мышления и исполнения. Человек, затронутый высокомерием, будет вмешиваться в ситуацию, не подвергая сомнению свои методы. Отсутствие адекватной обработки и планирования часто заканчивается неудачей.

Гордыня может развиться после того, как человек переживет период успеха. Руководители корпораций и трейдеры, охваченные высокомерием, могут стать обузой для своих фирм.Менеджер может начать принимать деловые решения, не полностью продумывая последствия, или трейдер может начать брать на себя чрезмерный риск. Во многих случаях люди, охваченные высокомерием, приводят к их падению.

Главным исполнительным директорам (СЕО) и очень успешным бизнесменам, которые превозмогают высокомерие, обычно трудно работать в командных условиях. Им не хватает способности учитывать мнение других, когда они противоречат своему собственному. Это невнимание вызвано тем, что они считают, что всегда лучше всех знают.

Плохо для инвестирования

Инвесторы и трейдеры также могут испытывать высокомерие с пагубными последствиями. Многие инвесторы слишком самоуверенны и думают, что знают лучше, чем эксперты или даже рынок. Просто быть хорошо образованным и / или умным не означает, что вам не поможет хороший независимый совет. Кроме того, это не значит, что вы можете перехитрить профессионалов и сложную систему рынков. Многие инвесторы потеряли состояния, убедившись, что они лучше остальных.

Высокомерие может проявляться в форме самоуверенности в 1) качестве информации и 2) предполагаемом навыке или способности действовать в нужное время для получения максимальной выгоды. Действительно, исследования показывают, что самоуверенные трейдеры чаще торгуют и не могут должным образом диверсифицировать свои портфели.

В одном исследовании анализировались сделки 10 000 клиентов одной дисконтной брокерской фирмы. Целью исследования было выяснить, приводит ли частая торговля к более высокой доходности. После отказа от сделок с убытками от налогов и других сделок для удовлетворения потребностей в ликвидности исследование показало, что купленные акции отставали от проданных на 5% в течение одного и восьми лет.6% за два года. Другими словами, чем активнее розничный инвестор, тем меньше он зарабатывает.

Это исследование повторялось много раз на разных рынках, и результаты всегда были одинаковыми. Авторы пришли к выводу, что трейдеры «в основном платят комиссию, чтобы потерять деньги».

Важно отличать высокомерие и уверенность друг от друга. Реальная уверенность в себе имеет решающее значение для долгосрочного успеха, в то время как высокомерие может нанести вред.

Особые соображения

Очень важно преодолеть высокомерие в себе, чтобы не испортить профессиональные отношения. Чтобы преодолеть высокомерие, ищите знания, которые помогут в этом, например книги и руководства по самопомощи.

Реформирование стереотипов мышления путем рассмотрения последствий высокомерия для других — эффективный способ инициировать позитивные изменения. Гордыню можно подавить, адекватно воздавая должное похвале и признательности при работе в группе.

Чрезвычайно важно сохранять самосознание в периоды успеха. Будьте бдительны и помните, что текущие достижения не означают невозможности возникновения будущих трудностей.

Примеры высокомерия

Гордыня существует повсюду, но часто лучше всего ее можно проиллюстрировать в литературных произведениях. Хорошо известный пример высокомерия встречается в книге Мэри Шелли Frankenstein . Главный герой рассказа — Виктор. Гордыня Виктора проявляется в его стремлении стать ученым, которому нет равных.В конце концов, его высокомерие приводит только к катастрофе.

В романе « Гордость и предубеждение » Джейн Остин персонаж мистера Дарси непомерно гордится своим социальным статусом и собой. Его высокомерие заставляет его несправедливо судить о своем возможном любовном интересе к Элизабет, до такой степени, что он почти теряет ее. Только после трансформации себя мистер Дарси может преодолеть свое высокомерие и завоевать сердце Элизабет.

Помимо художественной литературы, есть (и всегда было) несколько примеров ученых и ученых-финансистов из лучших университетов, которые действительно блестяще — технически говоря.Однако их предполагаемый рост в поле и блестящие способности могут ввести их в заблуждение, заставив думать, что в реальном мире добыча несложна.

Некоторые действительно режут это, но других ждет грубое пробуждение за башней из слоновой кости. Как это ни странно звучит, доктор наук в области финансов может, на самом деле, вести вас в неверном направлении, в то время как человек с дипломом не выше среднего может прекрасно разбираться в рынке и разбогатеть.

Что такое гордыня в литературе? Определение, примеры литературного высокомерия

Высокомерие Определение: Гордыня определяется как чрезмерная гордость или самоуверенность, которые могут поглотить персонажа.

Что такое гордыня?

Гордыня — это крайняя степень гордости или высокомерия, которая может поглотить персонажа. Часто эта крайняя самоуверенность приводит персонажа к его окончательному падению из-за того, что он лишен разума.

Hubris Пример

Простой пример высокомерия можно увидеть в басне Эзопа «Мальчик, который плакал волком». В этом популярном детском рассказе крайняя уверенность мальчика в том, что люди придут ему на помощь каждый раз, когда он взывает о помощи, привела к его падению.Когда, наконец, появился волк, никто не поверил, что ему грозит опасность из-за его предыдущих ложных тревог.

Современные примеры высокомерия

Лэнс Армстронг можно рассматривать как реальный пример высокомерия. Человеку, которого когда-то хвалили за то, что он выжил после рака и продолжил успешную спортивную карьеру, теперь больше не доверяют из-за его нечестности. Использование им препаратов для повышения производительности и нечестность в отношении своей карьеры многие рассматривают как примеры крайнего высокомерия Армстронга.

Еще один современный пример высокомерия — диснеевский фильм The Emperor’s New Groove .В этом фильме главный герой Куско сталкивается с множеством испытаний из-за своего высокомерия. Его чрезмерная гордость не позволяет ему увидеть тот факт, что его доверенный советник на самом деле планирует убить его, чтобы править своим королевством. К счастью, он превратился в ламу и смог узнать о своих ошибках с помощью простого крестьянина. В конце концов, он избавляется от чрезмерной гордости и становится милосердным по отношению к людям своего королевства.

Функция высокомерия в литературе

Включая персонажей с высокомерием, читатель может понять опасность чрезмерной гордости.Часто эти персонажи теряют жизнь или силу из-за этой черты; следовательно, он знакомит читателя с опасными последствиями, которые могут возникнуть из-за отсутствия сочувствия к своему характеру. В то время как в зрелых произведениях могут быть потеряны жизни, во многих детских рассказах герои познают ошибки способов, в свою очередь, преподавать юным читателям ценные уроки.

Примеры высокомерия в литературе

Макбет Уильяма Шекспира — классический пример высокомерия. В этой пьесе главный герой Макбет наполнен стремлением к власти.Эта жажда полного контроля в конечном итоге приводит к падению его самого и многих людей вокруг него, включая его жену, леди Макбет.

В романе Владимира Набокова « Лолита » главный герой, Гумберт Гумберт, охвачен гордостью и не обращает внимания на окружающих. Его стремление к молодым девушкам поглощает его, и из-за многих лет избегания наказания за педофилию его высокомерие возрастает, пока в конечном итоге не уничтожает его, когда молодая девушка сбегает и сообщает о его преступлениях.

Резюме: Что такое гордыня?

Определите высокомерие в литературе: Подводя итог, гордыня — это чрезмерная гордость и высокомерие, которые поглощают персонажа и часто приводят к его падению.

Последний пример:

В детской книге Джереми Танкарда Hungry Bird главный герой — голодная птица, которая продолжает приставать к своим друзьям, чтобы перекусить. Хотя они более чем готовы поделиться, его высокомерие поглощает его, и он грубо отвечает на их предложения закусок.В конце концов, он решает попробовать эти новые продукты и избавляется от этой чрезмерной гордости. Эта история учит детей тому, что важно не быть слишком гордым, чтобы пробовать что-то новое.

Примеры и определение высокомерия в литературе

Определение высокомерия

Гордыня — это черта характера, которая проявляет чрезмерную гордость или завышенную уверенность в себе, побуждая главного героя игнорировать божественное предупреждение или нарушать важный моральный закон. Как литературный прием, гордыня обычно изображается трагическим героем как его трагический недостаток, или hamartia.Крайняя гордость или высокомерие часто поглощает персонажа, ослепляя его разум и приводя к его окончательному падению.

Например, в басне Эзопа Черепаха и Заяц, заяц проявляет высокомерие до и во время гонки с черепахой. Заяц чрезмерно гордится своей скоростью и раздувает уверенность в том, что победит черепаху. Это приводит его к решению вздремнуть во время забега, в то время как черепаха движется медленно, но верно и первой пересекает финишную черту.Впоследствии заяц подвергается унижению из-за того, что черепаха его избивает, что является следствием его высокомерия.

Типичные примеры высокомерия персонажей в греческих трагедиях

В своей работе «Риторика» Аристотель определил высокомерие как «форму пренебрежения». Другими словами, в Древней Греции высокомерие проявлялось в действиях, которые вызывали стыд у жертвы просто ради собственного удовольствия преступника. Аристотель считал, что источником этой черты характера было неуважение и / или наглость по отношению к другим, особенно к богам.

Многие персонажи греческих трагедий демонстрируют высокомерие, что приводит к серьезным последствиям и их падению. Вот несколько распространенных примеров высокомерия персонажей в греческих трагедиях:

• Эдип
• Икар
• Аякс
• Антигона
• Креонт
• Геркулес
• Ахилл
• Nio0003
• Nio0003
• Нарцисс
• Нарцисс
• in Вымышленные персонажи

  Гордыня — это распространенный литературный прием, применяемый к вымышленным персонажам, чья чрезмерная гордость, самомнение или высокомерие приводят к негативным последствиям.Вот несколько примеров вымышленных персонажей, демонстрирующих высокомерие:

  Известные примеры высокомерия в общественных фигурах

  Конечно, высокомерие проявляют не только вымышленные персонажи. Многие общественные деятели продемонстрировали эту черту характера, часто с реальными негативными последствиями. Вот некоторые известные примеры высокомерия общественных деятелей:

  • Лэнс Армстронг
  • Ричард Никсон
  • Канье Уэст
  • Дж. Роулинг
  • Харви Вайнштейн
  • Аль Капоне
  • Лори Лафлин
  • Генерал Джордж Кастер
  • О.Дж. Симпсон
  • Кевин Спейси

  Разница между высокомерием и гордостью

  Хотя гордость часто используется как синоним высокомерия, между ними есть различия. Гордыня указывает на избыток гордости, уверенности и самомнения. Гордость по своей природе считается положительной и желанной. Гордость связана со здоровой самооценкой, самооценкой и уверенностью в себе. Результатом подлинной гордости как черты характера обычно является человек, которого считают добросовестным, эмоционально устойчивым и покладистым.

  Однако гордыня считается отрицательной и нежелательной чертой характера. Гордыня характеризуется низкой внутренней самооценкой, высокомерием, эгоизмом, агрессией, неприятностью и даже стыдом. Кроме того, высокомерная гордость связана с безрассудством, импульсивностью, пренебрежением к благополучию других и повышенным вниманием к образу или личности человека.

  Написание высокомерия

  Черта характера высокомерия изменилась, особенно после определения Аристотеля.Однако есть несколько аспектов высокомерия, применяемого как литературный прием к персонажам, которые остались неизменными. Например, высокомерие всегда рассматривается как отрицательная черта. Это также считается добровольным, и если жертва вовлечена, последствия, как правило, будут более серьезными. Вдобавок, хотя эта черта не связана с религией, часто имеет место «кармический» результат в виде негативных последствий или падения для тех, кто проявляет эту чрезмерную гордость или высокомерие.

  Писателям, которые хотят придать своему персонажу высокомерие, важно помнить некоторые ключевые элементы этого литературного приема.Например, высокомерие обычно возникает из-за чрезмерной самоуверенности, которая не позволяет персонажу увидеть его собственные ограничения или потенциальный крах их стабильности. Кроме того, эта черта обычно приписывается персонажам, которые ставят себя на первое место и превозносят себя за счет чувств или чести других.

  Еще одно важное отличие высокомерия как литературного приема состоит в том, что это сложная черта характера. Написание персонажа, который просто груб, груб или агрессивен, не означает эффективного применения высокомерия.Чтобы персонаж проявил эту черту, он должен, в некотором смысле, продемонстрировать свое высокомерие или завышенную уверенность как средство намеренного усиления власти над другим из-за своих собственных чувств или собственного впечатления о превосходстве.

  Примеры высокомерия в литературе

  Как литературный прием, высокомерие — обычная черта главных героев и героев литературных повествований. Хотя большинство героических персонажей в литературе обладают такими сильными сторонами, как храбрость, настойчивость и честь, которые позволяют им преодолевать трудности, их слабые стороны часто включают чрезмерную самоуверенность и чрезмерную гордость.Вот несколько примеров высокомерия в литературе, проявляемого известными литературными персонажами:

  Пример 1:

  Моби Дик (Герман Мелвилл)

  Значит, корона слишком тяжелая, чтобы ношу я? это Железная Корона Ломбардии. И все же много драгоценных камней в нем; я, владелец, не вижу его далеких вспышек; но мрачно чувствую, что ношу это, что ослепительно сбивает с толку. «Это железо, это я знаю, а не золото. «Это тоже раскол — я чувствую; зазубренный край так раздражает меня, что мой мозг, кажется, бьется о твердый металл; да, стальной череп, мой; из тех, которым не нужен шлем в самом изматывающем поединке!

  В романе Мелвилла капитан Ахав одержимо преследует Моби Дика, белого кита, чтобы отомстить за то, что он откусил ему ногу.Хотя Ахав утверждает, что его мотив — избавить мир от зла, уничтожив Моби Дика, его высокомерие очевидно в его преследовании. На Pequod Ахав ставит свои интересы и самомнение выше всей своей команды, и его высокомерие становится оскорблением Бога и природы. Фактически, поскольку Ахав намекает на ношение Железной короны Ломбардии в этом отрывке, его высокомерие становится настолько велико, что он ведет себя так, как если бы он был королем христианского мира.

  Кроме того, высокомерие капитана Ахава ослепляет его, чтобы не заметить предупреждения и пророчества, которые он получает относительно своей смертной судьбы, если он упорствует на пути мести.Федаллах напоминает Ахаву о предсказаниях относительно его смерти и об обстоятельствах, при которых он умрет. Вместо того чтобы прислушаться к предупреждениям Федаллаха, Ахав считает, что он неуязвим для такой судьбы. Эта самоуверенность и высокомерие приводят к падению Ахава, а его высокомерие приводит к гибели всех членов его команды, кроме одного.

  Пример 2:

  Макбет (Уильям Шекспир)

  Нет никого, кроме него
  Чьего существа я боюсь: и под его началом
  Мой гений осужден; как говорят,
  часов Марка Антония принадлежали Цезарю.Он упрекнул сестер. ,
  И вложил в мою хватку бесплодный скипетр,
  Оттуда, чтобы быть вырванным нелинейной рукой,
  Ни один из моих сыновей не преуспеет.

  В пьесе Шекспира главный герой — трагический герой, а его трагический недостаток — высокомерие. Хотя в начале пьесы у Макбета сначала появляется совесть, в конце концов его одолевают амбиции и стремление к власти.Это и побуждение его жены, леди Макбет, заставляет его героя ставить себя выше всех и демонстрировать чрезмерное высокомерие в отношении своей «судьбы» править. Например, в этом отрывке Макбет убил Дункана, чтобы занять его место короля. Он называет своего «гения» «упреком», что указывает на его раздутую гордость и чрезмерную уверенность в своем поведении и интеллекте.

  Гордыня Макбета ведет к его падению и ослепляет его характер. Игнорируя предупреждения о своей судьбе, Макбет сталкивается с собственной смертностью, будучи побежденным, брошенным и безнадежным из-за своего трагического недостатка, высокомерия.Шекспир действительно дает Макбету некоторое искупление в конце трагедии в том смысле, что его персонаж осознает, чем он пожертвовал и потерял из-за всепоглощающего стремления к власти через обман и убийства. Однако этого ограниченного искупления недостаточно, чтобы исправить последствия высокомерных действий Макбета.

  Пример 3:

  Хорошего человека найти трудно (Фланнери О’Коннор)

  Старушка устроилась поудобнее, сняла белые хлопчатобумажные перчатки и
  положила их вместе с сумочкой на полку перед шкафом. заднее окно.Мать детей
  все еще была в широких брюках, и ее голова все еще была связана зеленым платком,
  , а на бабушке была темно-синяя соломенная матросская шляпа с букетом белых фиалок
  по краям и темно-синее платье с маленьким белая точка на отпечатке. Ее воротники и манжеты
  были из белого органди, обшитого кружевом, а на декольте она приколола пурпурную струю
  из тканевых фиалок с пакетиком. В случае аварии любой, кто увидит
  ее мертвой на шоссе, сразу поймет, что это женщина

  В рассказе О’Коннор бабушка демонстрирует раздутое чувство собственного достоинства и высокомерия.Она постоянно действует из высокомерной гордости, от манипулирования сыном, заставляя его совершать обходные пути в семейной поездке, до вынесения суждений об обществе и людях, которых она встречает на своем пути. Надменность бабушки нарастает до тех пор, пока она не сталкивается со смертью и собственной смертностью, о чем свидетельствует этот отрывок. Бабушку гораздо больше беспокоит то, что она выглядит как женщина, даже «мертвая на шоссе», а не как ущербное или чуткое человеческое существо. Этот упор на ее собственное самомнение подвергает опасности всех в семье бабушки, а ее высокомерие является прямой причиной ее собственной кончины.

  haughty% 20arrogance — определение английского языка, грамматика, произношение, синонимы и примеры

  Лассен и его надменная жена.

  OpenSubtitles2018.v3

  Агент Наварро сказал это с почти надменной гордостью.

  Литература

  Надменные глаза были физически слабым местом великого человека.

  Литература

  Такое умственное отношение крайне неразумно, потому что « Бог противится надменным, , а смиренным дает незаслуженную доброту.”

  jw2019

  4 То, что Бог свят, не означает, что он самодовольный, высокомерный или пренебрежительный по отношению к другим.

  jw2019

  Надменная позиция мальчика не изменилась.

  Литература

  Но при этом она не хотела казаться слишком отчужденной, иначе они могли бы принять ее за холодную или высокомерную .

  Литература

  opensubtitles2

  «Tu sei pazzo», — сказала ее худенькая младшая сестра, двинувшись за ней той же надменной прогулкой.

  Литература

  «И, наконец, он заявил надменным и сердитым тоном:» «Откажись, или больше не возвращайся»

  Литература

  Его высокомерие , его гордость и его ярость +,

  jw2019

  Надменное отношение может заставить нас чувствовать, что мы не нуждаемся ни в чьем руководстве.

  jw2019

  Мы также читаем в Притчах 16:18: «Гордыня перед падением, и надменный дух прежде, чем преткнуться».”

  jw2019

  Свидригайлов ответил сухо и даже с оттенком надменности

  МИЗАН

  Быть одному, ничем не быть обязанным другим, не смешиваться с другими из страха почувствовать свою неполноценность в их компании, не нарушать спокойствие их надменной изоляции:

  МИЗАН

  Есть шесть вещей, которые сильно не любит Господь, семь — мерзость для Него: высокомерные, глаза, лживый язык, и руки, проливающие невинную кровь, сердце, замышляющее злые планы, ноги, которые торопятся бежать ко злу, лжесвидетель, выдыхающий ложь, и сеющий раздор между братьями.- Притчи 6: 16–19 Заповедь против лжесвидетельства рассматривается как естественное следствие повеления «возлюби ближнего твоего, как самого себя».

  WikiMatrix

  Апостол Петр писал: «Бог противится высокомерным, , а смиренным дает незаслуженную доброту».

  jw2019

  Как фараон проявил надменность и с каким результатом?

  jw2019

  День Иеговы унижает высокомерных (6-22)

  jw2019

  Уверен, как самый верный, уверенный в стойках, хорошо уговоренный, укрепленный в балках, Крепкий, как лошадь, ласковый, высокомерный , электрический, Я и эта тайна вот и стоим.

  ханглиш

  В холле перед ним вышел Андре с надменным , суровым и слегка припухшим лицом.

  Литература

  Если раньше он действительно поражал и впечатлял людей, которые не знали его, своим непоколебимым хладнокровием, то теперь он казался более высокомерным и хладнокровным, чем когда-либо.

  ханглиш

  В этом проявление гордости, и «гордыня перед падением, и надменный дух перед споткнувшимся».”

  jw2019

  прибегал к высокомерию , чтобы сохранить свое положение

  МИЗАН

  Если бы этот надменный правитель был немедленно уничтожен, не было бы возможности, чтобы сила Иеговы Бога стала известна столь широко и разнообразно, унизив множество божеств египтян и жрецов, практикующих магию.

  jw2019

  Определение высокомерия.Значение «Высокомерие»

  Транскрипция

  • • США Произношение
    • US IPA
    • UK Произношение
    • UK IPA
  • • [ ar — uh -g
      

      0] / ˈÆr ə gəns /

    • /ˈær.ə.ɡənt/
  • • [ ar — uh -g uh ns]
    • / ˈær 9 gə11

    Определения высокомерия слово

    • существительное высокомерие качество или состояние высокомерия; высокомерие или высокомерие 3
    • существительное высокомерие оскорбительное проявление превосходства или самомнения; властная гордость. 1
    • существительное высокомерие Качество высокомерия. 1
    • существительное высокомерие чрезмерная гордость 1
    • существительное высокомерие Акт или привычка к самонадеянности или чрезмерным притязаниям; тот вид гордости, который состоит в непомерных притязаниях на ранг, достоинство, оценку или власть или который чрезмерно превозносит ценность или важность человека; гордое презрение к другим; величие; высокомерие; самоуверенность; презумпция. 0

    См. Все 5 определений высокомерия

    Информационный блок о термине

    Происхождение высокомерия

    Первое появление:

    до 1275 года

    Одно из 13% самых старых английских слов

    1275-1325; Среднеанглийский

    Высокомерие популярность

    Распространенное слово. Его значение известно большинству детей дошкольного возраста. Около 92% носителей английского языка знают значение и используют это слово.

    Большинство европейцев знают это английское слово. Частота его использования находится где-то между «мамой» и «отверткой».

    Синонимы к слову высокомерие

    существительное высокомерие

    • наглость — Если вы говорите, что у кого-то есть наглость, вы имеете в виду, что вы восхищаетесь тем фактом, что они не боятся и не стесняются делать или говорить вещи, которые шокируют, удивляют, или раздражать других людей.
    • претензия — предъявление претензии к чему-либо.
    • презрение — смотреть или относиться с презрением; презирать; презрение.
    • высокомерие — чрезмерная гордость или самоуверенность; высокомерие.
    • отчужденность — качество или состояние отчужденности, отстраненности или сдержанности; равнодушие: недавняя отчужденность его девушки может быть признаком того, что отношения окончены.

    Все 39 Синонимов высокомерия

    Антонимы высокомерия

    существительное высокомерие

    • смирение — качество или состояние смирения; скромное мнение или оценка собственной значимости, ранга и т. д.
    • скромность — качество скромности; свобода от суеты, хвастовства и т. д.
    • застенчивость — застенчивость; на пенсию.
    • кротость — смиренно терпеливый или послушный, как если бы он находился под провокацией других.
    • сервилити — рабски покорное или подобострастное; заискивание: раболепные льстецы.

    Все 8 Антонимов высокомерия

    Популярные вопросы с высокомерием

    • что означает высокомерие?
    • что такое высокомерие?
    • что Библия говорит о высокомерии?
    • при чем здесь высокомерие?
    • каково определение высокомерия?
    • что такое определение высокомерия?
    • что такое высокомерие в исламе?
    • как контролировать высокомерие?
    • что означает высокомерие на хинди?
    • как побороть высокомерие?
    • что вызывает высокомерие?
    • что в Библии говорится о гордости и высокомерии?
    • в чем смысл высокомерия?
    • что означает высокомерие и блаженство?
    • что в Библии говорится о высокомерии?

    Связанные слова

    Все слова, связанные с высокомерием

    См.